Голая экономика. Разоблачение унылой науки - Чарлз Уилэн

Эта модель приводит также к более высокой безработице и меньшим темпам инноваций и создания рабочих мест. Рабочие, «упакованные» во множество обязательных благ, дороги. Поскольку работающих по найму нельзя с легкостью уволить, компании прежде всего не спешат нанимать работников. Тем временем щедрые пособия по безработице и социальные пособия побуждают работников не спешить наниматься на рабочие места, которые могут им предложить. Итогом становится то, что экономисты называют «склеротическим» рынком труда. В последние годы уровни безработицы в Европе примерно вдвое выше, чем в США.

Американская система — это более богатая, более динамичная, более предпринимательская экономика. Причем экономика более жесткая, сопряженная с большим неравенством. Американская система благоприятствует созданию большого пирога, огромные ломти которого достаются победителям. Европейская система лучше обеспечивает получение каждым человеком по меньшей мере какого-то куска. У капитализма много ароматов. Какой из них выберем мы?

Используем ли мы творчески рынок для решения социальных проблем? Самый простой и самый эффективный способ сделать что-либо — дать людям, сталкивающимся с проблемой, причину захотеть разрешить ее. Все мы одобрительно киваем головами так, словно эта мысль — самая очевидная вещь на свете, а затем расходимся и изобретаем меры, направленные прямо на противоположное. Вся наша система государственного школьного образования не поощряет учителей и директоров в том случае, когда вверенные их заботам школьники учатся хорошо (и не наказывает их за то, что школьники учатся плохо). Мы искусственно удешевляем поездки на автомобилях, косвенным образом субсидируя возникновение целого ряда проблем, начиная от разрастания городов и кончая глобальным потеплением. Большинством наших налогов мы облагаем производительную деятельность вроде работы, сбережений и инвестиций, тогда как могли бы собирать средства в казну и концентрировать ресурсы с помощью налогов, более ориентированных на охрану окружающей среды.

Если выбрать правильные стимулы, то можно использовать рынки для достижения любых целей. Рассмотрим пример редких заболеваний. Как бы плохо ни было любое серьезное заболевание, серьезное и редкое заболевание того хуже. В какой-то момент насчитывалось 5 тыс. заболеваний, которые квалифицировали как настолько редкие, что фармацевтические компании игнорировали их существование, поскольку даже если бы удалось найти лекарства от этих заболеваний, у компаний не было ни малейшей надежды покрыть понесенные ими расходы на научные исследования [173]. В 1983 г. конгресс США принял закон о лекарствах от редких заболеваний. Этот закон дал стимулы, которые делали подобные исследования более прибыльными. Фармацевтическим компаниям в течение семи лет предоставляли гранты на проведение исследований, налоговые кредиты и исключительные права на сбыт и на установление цен на лекарства от редких заболеваний, так называемых «болезней-сирот». За десятилетие, предшествовавшее принятию этого закона, на рынке появилось менее десятка лекарств от таких заболеваний. После принятия закона на рынке появилось примерно двести лекарств от редких заболеваний.

Или задумаемся о торговле квотами на выбросы, которые являются мощным орудием борьбы с глобальным потеплением. Программа работает через установление максимального предела на совокупный выброс некоторых загрязняющих среду веществ, скажем углекислого газа. Затем компаниям (или даже странам) выделяют квоты, или доли этого совокупного выброса. Компании (или страны), которые производят выбросов меньше своей квоты, могут продавать разницу между квотой и фактическими выбросами на рынке квот на выбросы. Компании, превышающие выделенные им квоты, должны выходить на рынок и покупать там права на дополнительные выбросы. Компании, проводящие политику консервации, получают вознаграждение. Действительно, чем больше они сберегают (и чем дешевле средства и методы, которые они могу изыскать для сбережения), тем больше им платят. Между тем компании, которые генерируют чрезмерные выбросы загрязняющих веществ, страдают от сравнительных невыгод; приобретение права на то количество выбросов, которое превышает установленные для них квоты, превращается для них в часть издержек бизнеса.

Сами по себе рынки не разрешают социальные проблемы (в противном случае эти проблемы не были бы социальными). Но если мы разрабатываем решения с надлежащими стимулами, решение социальных проблем облегчается, начиная походить на движение по течению.

Придется ли нам в 2050 г. избавиться от торговых центров? Ничто не обязывает нас соглашаться со всем, что на нас обрушивает рынок. Обозреватель Энтони Льюис из «New York Times» недавно отдал должное красоте итальянских провинций Тоскана и Умбрия: «Серебристые рощи оливковых деревьев, поля подсолнечника, виноградники, сложенные из камня дома и амбары». Посетовав на то, что такие мелкие крестьянские хозяйства экономически невыгодны в мире крупного агробизнеса, Энтони Льюис заметил, что мелкие фермы следует сохранять в любом случае. Он пишет: «Италия — свидетельство того, что в жизни — цивилизованной жизни — есть нечто большее, чем нерегулируемая рыночная конкуренция. Есть ценности человечности, культуры, красоты, общности, и эти ценности могут потребовать отклонения от холодной логики рыночной теории» [174]. В экономической науке нет ничего, что опровергало бы это мнение. Мы вполне можем коллективно решить, что хотели бы защитить определенный образ жизни или нечто, удовлетворяющее наши эстетические запросы, даже если такое решение означает повышение налогов, удорожание продовольствия и замедление темпов экономического роста. Для любого экономиста, как и для м-ра Льюиса, смысл жизни заключается в максимизации полезности, а не доходов. Иногда полезность означает сохранение рощи олив или старого виноградника — просто потому, что нам нравится их вид. По мере того как мы становимся богаче, мы все чаще проявляем склонность ставить эстетику выше доходов и прибылей.

Этот тезис следует принимать с большой осторожностью. Во-первых, мы всегда должны четко и открыто указывать издержки игры против законов рынка, каковы бы ни были эти издержки. Во-вторых, нам следует позаботиться о том, чтобы эти издержки по большей части легли на тех, кто получает удовольствие от последствий подобных решений. Наконец (и это самое важное), нам следует убедиться в том, что одна группа (например, те, кто считает, что придорожные торговые центры чудовищно безобразны) не использует политический процесс и процесс регулирования для того, чтобы навязать свои эстетические предпочтения другой группе (владельцам подобных торговых центров и людям, которые получают удовольствие, с удобством для себя делая в таких центрах дешевые покупки). С учетом сказанного ничто не мешает нам мечтать о мире, в котором не будет придорожных торговых центров с бесплатными парковками.