Бегущая в зеркалах - Людмила Бояджиева

— Шеф, у вас непорядок в хозяйстве — в моем холодильнике нет льда, заявил он вместо приветствия. Рот Динстлера, уже приоткрывшийся для произнесения дерзкой ответной фразы, застыл в безмолвии: на него смотрел, насмешливо подмигивая, голубой глаз Натана.

Уж это-то лицо он узнал бы даже впотьмах. Достаточно было бы нащупать узелок рубца за ухом — его тогдашнюю оплошность и слегка провалившийся хрящик у переносицы, который он долго не мог себе простить. Но что там Натан был его первой «лицевой» работой, первой стихийной удачей. Во всяком случае, сам, «переделанный» друг Остина был в восторге, обнаружив тогда под снятыми бинтами свое новое лицо:

— Ого, громила какой получился! Видно боксерское прошлое. Как вы сообразили, доктор, что к моим ужасным зубам нужен именно такой приплюснутый нос. Поразительное чувство стиля! Вы знаете — этот малый мне нравится. Наглец и простак — без единой извилины. Такого не отпустят в участковой жандармерии, зато ЦРУ вряд ли не заметит. Не высокого полета птица,» — радовался Натан, ставший теперь Вальтером. Вальтером Штеллерманом — бизнесменом и политиком, сделавшим состояние на каких-то сделках в Бразилии и намеревавшимся благодаря старым связям и новым деньгам занять некое влиятельное правительственное кресло в Западной Германии. Попутно — следуя из Бразилии в Европу, он задержался в Штатах, где и женился года два назад на некогда очень популярной, а ныне вышедшей в тираж голливудской звездочке, имеющей взрослую дочь прокоммунистических настроений.

Новый пациент — напористый, дотошный и по-американски беспардонный буквально завладел Динстлером, требуя то одно, то другое, придираясь к каждому пустяку и не давая ему покоя ни днем, ни ночью. Корректировка фигуры, лечебное голодание, физкультура и водные процедуры, целая серия мелкой лицевой пластики — похоже он обосновался здесь на целый год, вызвав секретаря и потребовав два дополнительных телефона.

— Успокойся, старина, все идет хорошо. «Они» ухватили наживку украли дублера Пэка и фальсифицированные нами документы Майера. Похоже надолго теперь успокоятся. Расслабься — я с тобой. Скоро подвезут обезьянок. Вольеры почти готовы. Два новых сотрудника, подобранные нами в помощь Жанне, уже в пути — прямо из «Медсервиса»» — подбадривал Натан-Вальтер Динстлера в душевой после тенниса.

— А как же Жанна? Пора избавиться от этой шпионки!

— Бедную вдову просто купили. Вряд ли она вообще имеет представление на какую мельницу льет воду. Кроме того — именно и будет постоянно «прикрывать» тебя, сообщая о «неудачах Пигмалиона» своим хозяевам, терпеливо объяснял Вальтер. — А уж неудачи мы устроим. Они будут нас преследовать постоянно! — Он громко хохотал, растираясь полотенцем и вдруг выставил перед Динстлером волосатую жилистую ногу. — Вы видите, шеф, эти вены — с ними вам придется попыхтеть. Я много требую — зато хорошо плачу! Это и вас касается, милая, — обратился он к бесшумно подошедшей санитарке. — Во всем должен быть контроль и порядок!

И Динстлер расслабился под надежным прикрытием Натана. Близилось Рождество. Ванда настаивала на веселой вечеринке:

— Хватит нам этих забот. Живем, как в тюрьме! Ты просто заточил меня здесь, злодей, Синяя борода. А обещал, если помнишь, бурную светскую жизнь. Что-то не вижу щелканья блицев и толпы журналистов у порога. Да и знаменитости к нашему огоньку отнюдь не ломятся…

— Будут ломиться, дорогая, стоит только свистнуть, — успокоил жену Готл, сильно призадумавшись, кого же, в самом деле, может соблазнить перспектива вечера в его обществе? Дани, возглавлявший список претендентов, сразу отпал — они с Сильвией не могли бросить хворавшую Полину, да и Мэри обещали отпустить на праздники домой. Остин отсутствовал — Малло сообщил по телефону, что Хозяин будет дома лишь к февралю. Леже… Хочется ли видеть этого брюзжащего старикана? Подумаем… И это все?

— Не возражаете, если я с моим секретарем составлю вам компанию? Вы, кажется, не слишком перегружены в праздник, Доктор? — бесцеремонно обратился к Динстлеру Вальтер. — Я не собираюсь покидать клинику в разгаре процедур, да и в таком виде. А вот моя жена, кстати, актриса с дочерью, должна подъехать. Ведь второй люкс пустует? Неплохо было бы послать за ними в Канны вашего шофера.

Ванда, вспыхнувшая от этакой наглости, услышав про жену-актрису, притихла. Да и секретарь Вальтера — прямая противоположность своего шефа, вызывал ее любопытство. Отто было где-то под сорок, за его сдержанной любезностью чувствовалась хорошее воспитание, а в умении подавать короткие точные реплики — ум. Кроме того, интриговала какая-то мужская тайна — Отто не пытался заигрывать с молоденькими медсестрами, не бросал на Ванду выразительных взглядов, хотя признаки «голубизны» в его поведении и внешности отсутствовали.

Накануне праздника к клинике подкатил роскошный лимузин (в машине Динстлера необходимости, как оказалось, не было) и из него появились две женщины, в которых уже издали наметанный глаз Ванды угадал светских львиц.

Портье таскал бесконечные чемоданы. «Боже! Это на три-то дня!» ахнула с восторгом Ванда и начала увлеченно готовиться к вечеру. Теперь она не могла ударить лицом в грязь — было перед кем продемонстрировать свое умение вести дом и знание светского этикета.

Продукты и цветы к столу привезли из Канн. Елка была принесена из соседнего леса — свежая и стройная, а платье мадам Динстлер снято с витрины самого дорого дамского салона в Сан-Антуане.

Готл радовался, наблюдая эти приготовления жены, его устраивала увлеченность Ванды, дающая ему свободу. Он заметил в себе знакомый зуд нарастающего куража — подспудное брожение деятельной энергии. Ему нужны были свободные руки и пылающее сердце. Он размял пальцы, сделав несколько легких, волнистых движений, и почувствовал слабое игольчатое покалывание. Отлично! Все идет отлично!

Вот и праздничный прием! Кто бы мог ожидать, что из Парижа специально приедет корреспондент светской хроники, чтобы сделать репортаж о работе и отдыхе восходящей знаменитости. Ванда, отдавшая подробные распоряжения относительно ужина прислуге, наносила последние штрихи в свой праздничный туалет. Ну что же, она просто Мерилин Монро! Это облегающее, будто из серебряной чешуи, длинное платье с разрезом до бедра, эти платиновые волосы, зачесанные набок, эти качающиеся в ушах почти алмазные подвески и глаза с искусно наклеенными нейлоновыми ресницами (в последнем журнале «Вог» точь-в-точь с такими снята знаменитая русская балерина Майя). Немного духов «Femme», чуточку пудры и — с богом, Ванда, — на выход!