С любимыми не расставайтесь! (сборник) - Александр Володин

Мало нужно нам, чтобы почувствовать благодарность, легко тронуть наше сердце, когда мы отвыкли от таких слов, от такого взгляда.

И тут я увидел вдруг, что деревенский румянец ее померк, что у нее-то не все ладно в душе, что она-то как раз и не живет сейчас в мире с самой собой.

Вот в этот миг и переместилось что-то в моей груди. Вдруг стала рассказывать мне про К. М. – инициатора и руководителя всего этого. У кого он там, в столице, побывал на приеме, что ему пообещали, как не выполнили обещания, в какой депрессии он сейчас находится.

– Когда никому ничего не нужно, никто ничего не хочет! Всем удобно, что ничего не происходит. А ему что-то надо, он чего-то требует. Тогда очень просто: решили, что его идеи вредны, что он вообще шарлатан. А мы все – сектанты. Клинику закрывают, отказали в дотации! В чем же, спрашивается, его преступление? В том, что он собирал людей воедино, возвращал к тому, что когда-то само собой разумелось! И вот довели его, довели!.. Я сначала не поверила, теперь слухи подтвердились – он запил! Кто бы поверил, пьет по-черному!.. Такой мозг! Уничтожает себя. Он же как ребенок, теперь его самого надо лечить!..

Она уехала из нашего города. Я успел увидеть ее на перроне в финском плащике. Заметив меня, она быстро пошла прочь, потом побежала. Этим же поездом, хотя и в другом вагоне, покидал наш город К. М. Он был под хмельком.

Правда, случай на торговище, отношение ко мне горожан привели меня, как я ни противился, в бар. А потом, как я ни противился снова, – потянуло в бар, чтобы на этом и покончить. Но тянуло и после этого. Тянуло!.. Обратиться за помощью к К. М.? Так и не довелось его увидеть. И вот его нет. И помощники его разъехались. Так я снова стал спускаться. А что делать? Все пьют. Надо только знать свою норму, сколько граммов – граница, все, и не уговаривайте.

Бацилла эта, алкоголь. Если бы я не зашел в разливочную, где нельзя навынос, не пришлось бы ночевать на улице, не было бы собрания жильцов, не было бы ничего этого. В повседневной жизни я то и дело совершаю глупые поступки. За мной просто волочится хвост глупых поступков. Глупость моя замаскирована тем, что я говорю, как интеллигентный человек, с причастными оборотами. Однако стоит мне принять, как мысль моя обостряется. Чем объяснить, например, что Одноухий так терроризирует город? Милиция раскинула сеть широко, и круги сужаются. Но почему они так долго сужаются?..

И вот к чему это привело.

Возвращаюсь, правда за полночь уже, домой – не могу вспомнить код калитки. А стучать в бревна ограды – жильцов перебудишь, жалко. Затемно уходят на работу, проводят там тусклый день, в сумерках возвращаются. Хватает сил лишь на свары с соседями.

Холодно! Попытался подремать на скамейке на бульваре – не заснуть, покрылся изморозью. До утра бегал по мертвым улицам.

На другой день обошел квартиры нашего дома, объявил общее собрание жильцов. От удивления, думаю, почти все явились, собрание состоялось в облезлом чешуйчатом коридоре.

– Сегодня ночью, – говорю, – один из наших жильцов случайно запамятовал цифры кода. И был вынужден ночевать на бульварной скамейке.

– Пить надо меньше, – сказали жильцы.

– На это мы ему укажем. Но раз уж так случилось. Человека могли обобрать, могли пристукнуть. Поставьте себя на его место.

– Записал бы код и носил бы с собой. И никто бы его не пристукнул, – сказали жильцы.

– Записывать нельзя, – возразили другие жильцы. – Пьющий человек, потеряет где-нибудь, любой может воспользоваться.

Но я задаю очередной вопрос:

– А если ваш ребенок? Заигрался на улице или его задержали в школе на занятиях для отстающих? А код сложный, не всем детям под силу. Что тогда?

И тут я понял, что попал в точку. Пронзил сердца. Не знаю, обратили ли вы внимание, я уже написал, что прирост населения в нашем городе сильно понизился. Не теряя времени, я сразу задал вопрос:

– Так что же? Пускай наши дети замерзают на улице? Или еще хуже – пропадают без вести?

– Пропадают! Пропадают! – вскричали женщины.

– Детки! – попытался возразить кто-то. – Посмотрите, что они пишут на стенах!

– Вы вообще бездетный и молчите! – Массовое возмущение.

Я почувствовал, что собрание жильцов в моих руках.

– Мое предложение. Каждый, кто не тревожится за детей, устанавливает в своей двери собственный код. Что же касается общего замкового устройства в ограде, то ограды снести и на ночное время установить поочередное дежурство.

Долго молчали.

Потом наступает ропот.

К полуночи были вынуждены перенести решение вопроса на другой день.

На другой день тайным голосованием с преимуществом в один голос было принято решение ограды снести.

Результаты превзошли ожидания.

Вскоре на соседних улицах залязгали тягачи. В городе начали выкорчевывать бревна, сносить ограды. Наконец-то!

Последствия не заставили себя долго ждать.

У кого-то взломали дверь, но обокрасть не успели.

Кого-то на лестнице стукнули чем-то по голове. Правда, не насмерть.

Пытались изнасиловать женщину, но она носила в сумке скалку.

Город еще более страшненький стал, ограды, не снесенные до конца, жутко щерятся оставшимися бревнами.

И вот что характерно: все вдруг охладели к этому мероприятию. Бревна никто не убирает, но и обратно не ставят. Азарт иссяк, никто ничего не хочет делать.

Между тем Землеройка начала атаку. Случайные встречи у дома, на улице. Я делаю вид, словно что-то забыл, поворачиваю обратно. Но иной раз избежать невозможно.

Почему же я чувствую себя виноватым перед ней?

– Значит, тогда для тебя это был только эпизод? – спрашивает она.

Что ответишь?

А она начинает выходить на простор обобщений.

– Раньше как было? Даже если ты ошибся в женщине – неси свой крест. Была ответственность, была честь, люди стрелялись!

Это как бы укор, почему я не стреляюсь.

– Не думай, что ты такой уж идеал, тоже не мед. Но кто еще? Нет людей! Пусто! Все противно. И противно то, что все противно. Гигантская банальность. Устала я. От себя устала. Каждое утро становлюсь перед зеркалом, учусь улыбаться. Не получается…

Она выследила сарай, где я упражняюсь в стрельбе. Явится, сядет на пенечек поодаль, наблюдает. Принесла неожиданную пользу. Ко мне стали обращаться с предложениями провожать из гостей припозднившихся дам. Порядочный, вооруженный человек, на полудружеских основаниях, за умеренную плату… Нетрудно догадаться, кто меня рекомендует.

Что-то должно было произойти.

Произошло.

Вчера. Отправляюсь за город, к старому сараю, где можно укрыться от дождя. И принимаюсь бить из старого пистолета по мишени. Так каждое утро.

Хотя убить человека…

Это я уже писал.

Как вдруг слышу здоровый жеребячий гогот. По пустоши шагают двое в робах. Это в банде Одноухого униформа. Остановились у сарая. Две веселые пасти на круглых физиономиях.

– Привет, торгован.

– Привет, налетчики.

– А нас знаешь кто к тебе прислал?

– Чем обязан? – отвечаю достойно.

– Пугать тебя будем. Мы всех торгованов пугали, некоторых напугали до смерти.

Тут во мне заговорило честолюбие. Решил удивить. Пустил пулю в девятку, другую – в десятку. Неплохо, впечатление произвел.

Один – другому:

– А вот ты мог бы так? А? Попал бы?

– Мне бы хоть в сарай попасть.

Снова загоготали.

– Ладно, земляки, идите, куда шли.

– Ладно, земляк, не будем мешать.

И вдруг заломили мне руку за спину. Да так, что я и пистолет выронил. Из шайки Одноухого?

– Вы что!

А это один заломил, а другой шагает к сараю. Выдернул болт, выдвинул засов, вернулся, и теперь уже оба метнули меня с разбегу в распахнутую дверь. Налетел на дощатый топчан, проехался по неструганому полу, не понимаю, что происходит.

Слышу: задвинули засов, вколотили болт.

– Вставай, пехота. Ориентируйся в обстановке!

Поднялся. В двух стенках в две стороны окошки размером в школьную тетрадку. Глянул в окно – там стоит с пистолетом в руке. Подбрасывает, ловит за рукоятку, как в старых фильмах. Где другой?..

– Алло! – слышу с другой стороны.

Тот тоже с пистолетом.

– Правого в угол! – объявил первый.

С правой доски брызнула щепа.

– Прыгай, дядя! – предупредил другой.

Прыгаю.

– Ложись! – первый.

Успел залечь, дунуло ветерком по волосам.

Сколько времени это длилось? Не знаю… Прыгаю, перебегаю, валюсь на пол. Убийство с шуточками. Бессилие. Страх. Отвращение к себе. Да что же это я? Если все равно конец, так хоть не быть шутом.

Бросил метаться, стал посередине между двумя окошками, чтобы виден был обоим. Пускай уж разом, в лоб и в затылок. Погогатывают, не торопятся. Интересная игра. Тогда тот, что передо мной, сказал:

– Стоп.

Убрал пистолет.

– Молись своему богу.

Верить, нет? Уходят. Оба. Не спеша. Стою, как фанерный человечек в тире. Лязгнул болт, заскрипел засов – в двери Землеройка.