Обманы Локки Ламоры - Скотт Линч

Запряженные в повозку две лошадки — не Кроткие, поскольку Цепп предпочитал не использовать белоглазых тварей за пределами города, — мерно трусили по мощеной извилистой улице Семи колес, которая пролегала в самом центре района Мельничных водопадов. На самом деле колес было не семь, а гораздо больше — они бодро вспенивали воды Анжевены, куда ни посмотри.

Пять башен стояли на обширном плато, возвышавшемся примерно на шестьдесят футов над Нижним городом. Вниз по течению Анжевены располагались острова Альсегранте, на которых высились роскошные особняки каморрской знати. Сама река вытекала с восточной части плато и обрушивалась вниз шестиступенчатым водопадом около двухсот ярдов в поперечнике. Мельничные колеса были установлены на самом верху, в основании длинного моста из камня и стекла, щедро застроенного деревянными мельницами.

Однако ими дело не ограничивалось — понизу, там, куда падали пенистые струи водопада, тоже стояли мельничные колеса, загромождая оба берега реки. Они приводили в действие бесчисленные жернова, а также кузнечные мехи, гнавшие горячий воздух от печей к огромным пивоваренным чанам. Это был трудовой район, где обитали всевозможные рабочие и лишь изредка появлялись богатые хозяева — большей частью для того, чтобы проверить, как идет работа.

Здесь священник повернул лошадей направо, к Вратам Сенциа, через которые проходила главная дорога в западном направлении. И сразу же они попали в страшную толчею, с которой едва справлялись дежурные «желтые куртки». Из провинции в город тянулись бесконечные караваны груженых телег. Едва миновав Врата Сенциа, они попадали в лапы таможенников и сборщиков налогов, которых было нетрудно узнать по высоким черным шляпам без полей. Между собой трудовой народ называл эту публику одним емким неласковым словом — «догребатели», но не приведи боги было обронить подобное при герцогских служащих: догребутся так, что мало не покажется.

Несмотря на ранний час — было только начало десятого, — вдоль обочин гомонила и толкалась обычная придорожная толпа. Мелкие лоточники торговали разной снедью, от теплого пива до печеной моркови. Тут же восседали профессиональные попрошайки, готовые поведать любому желающему душещипательную историю своих бедствий и показать раны, полученные в боях, которые завершились задолго до их рождения. «Желтые куртки» прохаживались среди них и черными лакированными жезлами отгоняли подальше самых настырных и самых зловонных.

— Это еще что! — усмехнулся Цепп. — Тебе стоило бы взглянуть на это место через пару часов, ближе к полудню. А еще лучше во время уборки урожая. Или в дождь. О боги…

Одеяние священника, а также серебряный солон, переданный из рук в руки, сотворили чудо — они миновали заставу без всяких задержек, еще и с добрыми напутствиями: «Удачного вам дня, ваша святость». Врата Сенциа представляли собой массивное сооружение с решетчатыми створками — пятнадцать ярдов в ширину и почти столько же в высоту. Их охраняла уже не обычная городская стража, а «черные куртки» — солдаты регулярной армии. Они скучали на наблюдательных вышках, установленных на вершине толстенной, в двадцать футов, стены.

К северу от Каморра стало попросторнее. Здесь тоже тянулась жилая застройка, но дома стали поменьше, появилась зелень, кое-где камень уступал место дереву — во всем чувствовался пригородный покой и простор, которые начисто отсутствовали на скученных островках Каморра. Берега реки тоже изменились, став более топкими и болотистыми. К северу и востоку от Анжевены террасами поднимались холмы, приспособленные под поля и огороды. Локки с удивлением заметил, что жизнерадостно-зеленая поверхность земли крест-накрест исчерчена белыми каменными полосками — это пограничные межи разделяли отдельные участки крестьян. Даже воздух стал другим: в зависимости от направления ветра в нем то витали запахи морской соли и просмоленной древесины, то волнами наплывали ароматы унавоженных полей и оливковых рощ.

— Забавно, но многие люди, которые в глаза не видели Каморра и других столиц, называют эти поселочки гордым словом «город», — подал голос отец Цепп. — Это я к тому, что как ты не знаешь деревни, точно так же и крестьяне понятия не имеют о городской жизни. Поэтому держи рот на замке, а глаза — широко открытыми. Все примечай и запоминай, особенно в первые дни, пока тебя еще не загрузили работой.

— Но к чему все это, Цепп? В чем смысл этой поездки?

— Возможно, когда-нибудь тебе придется прикидываться человеком из простонародья, Локки. Вот тогда-то и пригодится это маленькое путешествие. Если ты знаком с жизнью крестьян, тебе нетрудно будет понять и возницу, и багорщика с баржи, и сельского кузнеца, и коновала, и даже разбойника с большой дороги.

Сейчас они ехали по старой дороге времен Теринского Престола. Перед ними тянулась бесконечная мощеная полоса с неглубокими канавами по обочинам. Поверх вымостки лежал тонкий слой гравия и металлических опилок — свидетельство близости Угольного района. Под действием дождей железная крошка местами проржавела и спеклась в рыжеватую корку, которая звонко хрустела под колесами двуколки.

— Знаешь, большинство «черных курток» — это выходцы из северных хуторов и деревень. Испокон веков каморрские герцоги направляют своих вербовщиков именно туда, когда хотят набрать настоящих мужчин, а не обычный городской сброд, который, как правило, является на призывные пункты. Крестьян заманивают в армию высокой платой и обещанием собственных земельных участков, которые солдаты получат после того, как оттрубят свои двадцать пять лет — при условии, конечно, что их не убьют за это время. Да, мой мальчик… Они приходят в Каморр с севера и снова уходят к себе на север.

— Поэтому «черные куртки» и «желтые куртки» недолюбливают друг друга?

— Тонко подмечено, — блеснул глазами священник. — В чем-то ты прав, мой мальчик. Большинство «желтых курток» — это городские ребята, что называется, парни из центра, и, как правило, они стремятся таковыми и остаться. Но армия — это болото, в котором выживают только самые злобные и самостоятельные люди. Ты уж мне поверь, я-то знаю. Они постоянно грызутся из-за всякой ерунды — из-за цвета форменных шляп, фасона башмаков…

— А вы что, отец, когда-то прикидывались солдатом?

— О всемогущие Тринадцать, нет, конечно! Я БЫЛ солдатом.

— «Черной курткой»?

— О да, — вздохнул Цепп и откинулся на деревянную спинку скамьи. — Тому уж тридцать лет, сынок… пожалуй, даже больше тридцати. Я служил копейщиком еще у старого герцога Никованте. Из нашей деревни многие ушли в армию — почитай, все мои сверстники. Тогда были тяжелые, неспокойные времена — война за войной. Герцогу требовалось пушечное мясо, а нам требовалась еда и звонкая монета.