Когда отцветают розы - Барбара Майклз

Затем входная дверь распахнулась, и они высыпали наружу, стараясь опередить один другого и первым приветствовать ее. Говорили они при этом все разом:

— Ты опоздала! Мы уже начали волноваться. Где ты была так долго? Как хорошо, что вы опять с нами… — то есть это была обычная чепуха, которую люди несут, встречая желанных гостей, которых они заждались.

Первым к ней подошел Чарльз. Он тепло поздоровался с ней за руку — сентиментальные объятия и поцелуи не для него, — но следом за ним семенила Эмили, у которой не было подобных комплексов. Затем настала очередь Энди. Он обнял ее одной рукой и сдержанно поцеловал в лоб.

— А где Уолт и Мэри-Джо? — спросила Диана, увлекаемая Эмили в дом. (Энди следовал за ними с ее чемоданами.)

— Им пришлось ненадолго уехать в магазин. Сломалась машинка для приготовления льда. Как нарочно, стоило мне пригласить в дом друзей. Будем только мы, дорогая моя, я решила обойтись без посторонних.

Ее церемонно препроводили в библиотеку, усадили и подставили под ступни скамеечку.

— Выпьете что-нибудь? — спросила Эмили. — Быть может, ледяного чаю?

— У нас нет льда, милая, — напомнил Чарльз.

— Тогда немного бренди? — предложил Эндрю с улыбкой.

Она улыбнулась ему в ответ, сразу вспомнив те неописуемые дни, когда только его присутствие рядом придавало чуть-чуть стабильности распадавшемуся миру, а его глупые шутки снимали невыносимое напряжение, когда это было более всего необходимо. Его помощь оказалась просто неоценима, когда дошло до газетчиков. Они слетелись, как саранча, привлеченные драматизмом случившегося: отважная правдоискательница и скорбящая больная мать, потеря брата и сына, а потом новая утрата — гибель отца и мужа. Причиной смерти Джона Рэндалла все сочли скорбь по сыну («Ослепленный слезами…» — так сформулировано это в одном из бульварных листков). К счастью для них, уже скоро жестокие убийства в Кливленде отвлекли внимание репортеров.

Она прошла через все испытания твердо, воспринимая присутствие Энди не как личности, а как источника поддержки и сил. Сломалась она только в день похорон отца, когда открыла дверь в ответ на настойчивый стук и увидела одного из охранников, возвышавшегося над более хрупкой фигуркой…

— Она заставила меня ее впустить, — растерянно оправдывался охранник. — И уходить не хотела. Извините, если что не так, но только я…

В руке у Мэри-Джо был потертый чемоданчик.

— Эмили заставила меня поехать. Я и сама хотела, но думала, что… А она сказала…

— Я не осмеливалась попросить тебя об этом, — перебила Диана. — Как твой экзамен?

— С трудом, но сдала.

Она была одета в черное — дешевенький синтетический костюм и черную соломенную шляпку с широкими полями. Мэри-Джо в шляпке… Что ж, она оделась правильно — так и полагалось на похороны. Диана почувствовала, как что-то внутри нее оборвалось.

— Она сказала, что она ваша подруга, — все еще беспокоился охранник.

— Так оно и есть, — ощущение боли внутри растеклось по всему телу, и слезы, столь долго сдерживаемые, хлынули потоком.

Жакет Мэри-Джо пришлось положить в сушку, прежде чем они отправились к отпеванию…

Звуки голосов вывели Диану из воспоминаний. Вернулись Мэри-Джо и Уолт. По своему обыкновению они спорили.

— Зачем, скажи на милость, тебе понадобилось его доставать из сумки? С него капает. Неси быстро в кухню.

— Я и сам собирался. Почему ты все время…

— Помолчи и делай, что говорят.

Уолт не замолчал, разумеется, и его сердитые замечания разносились по дому, пока не хлопнула дверь кухни. К этому моменту Мэри-Джо уже устроилась на диване рядом с Дианой.

— Вот ты и здесь, а мы уже начали беспокоиться. Нужно было мне остаться с тобой и привезти сюда самой.

— У тебя были дела поважнее, и у Энди тоже.

— У него, — Мэри-Джо бросила небрежный взгляд на Энди. — Какие у него могли быть дела? Он бездельничает уже…

— О, прекрати, — взмолился Энди. — Отводи душу на Уолте, ладно? Он уже привык к этому.

— Верно, мне лучше посмотреть, что он там натворил, — Мэри-Джо вскочила. — Мы принесем лед и напитки. Сиди и отдыхай, и вы тоже, Эмили. У нас все под контролем.

— И такая она целый день сегодня, — неодобрительно заметила Эмили, когда Мэри-Джо вышла. — Убирает, стряпает, суетится. Я пыталась убедить ее, что вечер нынче в ее честь, но она наотрез отказалась побыть почетной гостьей.

Мэри-Джо снова возникла в дверях.

— Чуть не забыла. Шашлык. Тебе лучше заняться этим прямо сейчас, Энди, а то угли не будут готовы вовремя.

— Я сам этим займусь, — Чарльз поспешно поднялся. — Он израсходует целую канистру бензина и под конец подожжет дом.

— Вздорная инсинуация, — парировал Энди, вытягиваясь на софе. Один из котов тут же вспрыгнул на него и пристроился на груди. Какое-то время тишину нарушало только его урчание. Потом Эмили спросила у Дианы:

— Как ваша матушка?

— Ей лучше. Боюсь, окончательно ей уже никогда не поправиться, но она определенно лучше себя чувствует. Одна ее старинная подруга тоже овдовела недавно, так что, возможно, они будут жить вместе.

— Это было бы замечательно! А вы сами? Как вы теперь себя чувствуете?

— Хорошо, — сказала Диана, — и с каждым днем все лучше. Мне больше не снятся дурные сны! Энди говорил вам?

— Да, он нам рассказал все. Надеюсь, вы на него не в обиде за это?

— Я была уверена, что вы не дадите ему сохранить это в тайне.

— А я ведь сама ощущала ее присутствие в доме, — неожиданно принялась Эмили. — Это чувство не было таким сильным, как у вас, оно появлялось и пропадало почти неуловимо. Я, например, никогда не слышала музыки отчетливо, только намек на звуки где-то за пределами человеческого слуха.

Диане стало немного не по себе.

— Я все-таки не верю, что это возможно. Все случившееся можно объяснить самовнушением и коллективной галлюцинацией. Мое состояние было далеко от нормального и…

— И потому вы были особенно восприимчивы, — закончила за нее Эмили. — Мне она не являлась — не было необходимости. Ваше появление высекло искру, которая проникла через пространство и время, потому что обстоятельства почти полностью совпадали: утрата, горе, мучительная неизвестность. Естественно, она не могла говорить с вами или хотя бы контролировать те образы и ощущения, которые она вызывала — нежность и ужас, надежду и сомнение. Особенно сомнения. Она умерла, так и не узнав, что случилось с ним. Вероятно, ей сказали, что он ее бросил и уехал.

— Он? — повторила Диана. — Вы говорите об останках, найденных на месте сарая? Не хотелось бы подвергать сомнению вашу версию…