Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз

7.6.2. СИНТАКСИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ГЛАВНЫХ ЧАСТЕЙ РЕЧИ

В традиционной грамматике не проводилось эксплицитного разграничения между глубинным и поверхностным синтаксисом. Но оно вытекало, по крайней мере частично, из допущения, что все сложные предложения, равно как разнообразные не-утвердительные самостоятельные предложения, несамостоятельные предложения и сочетания слов выводимы из простых, «немаркированных» по модальности предложений. Более того, главные части речи характеризовались определенными типичными синтаксическими функциями в простом предложении; и некоторые грамматисты считали эти функции более важным свойством частей речи, чем их «акциденциальные», словоизменительные характеристики, присущие им в тех или иных языках (ср. § 7.1.2). Утверждалось, что каждое простое предложение состоит из двух частей: субъекта и предиката. Субъект всегда выражается существительным (или местоимением, «стоящим вместо» существительного). А предикаты распадаются на три типа в зависимости от того, слова каких частей речи входят в состав предиката: (i) непереходный глагол, (ii) переходный глагол со своим объектом, (iii) «глагол to be» (или какая-то другая «связка») с каким-либо дополнением[59]. Объект, как и субъект, должен выражаться существительным. Дополнение может быть либо (а) прилагательным, либо (b) существительным.

Понятия «субъекта», «предиката», «объекта» и «дополнения» будут рассмотрены в следующей главе. Здесь мы будем пользоваться ими без объяснений; будем считать, что приведенные выше утверждения об их связи с конкретными частями речи верны, по крайней мере для английского языка. Их можно проиллюстрировать следующими предложениями:

(1) Магу dances 'Мэри танцует'.

(2) Магу cooks fish 'Мэри готовит рыбу'.

(За) Магу is beautiful 'Мэри красивая'.

(3b) Магу is a child 'Мэри — ребенок'.

Опуская признаки времени, наклонения, вида, исчисляемости и определенности, мы можем порождать эти предложения с соответствующими структурными описаниями посредством следующих грамматических правил и связанного с ними лексикона:

Схематическое представление структуры непосредственных составляющих, лежащей в основе этих предложений, приводится на рис. 17. Заметим, что X и Y — лишь вспомогательные символы, единственная функция которых состоит в обозначении узлов (ср. § 6.1.3); это позволяет нам обнаружить, что, в то время как на высшем уровне структуры непосредственных составляющих синтаксически эквивалентными являются все четыре предложения, на низшем уровне такая эквивалентность имеет место только между (3а) и (3b). Если оставить в стороне тот факт, что вместо традиционных названий частей речи мы использовали произвольные символы А, В, С, D и Е, то предложенные правила формализуют приводившиеся выше традиционные утверждения о структуре различных типов простых утвердительных предложений. Теперь, естественно, встает вопрос, возможно ли определение традиционных частей речи или их функций исключительно на основе отношений между указанными четырьмя типами предложений в рамках структуры непосредственных составляющих.

Рис. 17.

Очевидный ответ на этот вопрос: «Да». Класс А — это класс существительных, так как это единственный класс непосредственных составляющих, общий для всех предложений на высшем уровне структуры непосредственных составляющих; класс В — единственный класс, который непосредственно сочетается с существительными (под вспомогательным узлом X) и образует предложение, являясь, следовательно, классом непереходных глаголов; так как члены класса С образуют предикаты (X), сочетаясь лишь с существительными (А) и ни с каким другим классом, то С — это класс переходных глаголов, a D — класс связок, ибо он сочетается как с существительными, так и с членами класса Е; последний, следовательно, — это класс прилагательных.

Это рассуждение покоится, конечно, на специфических допущениях, связанных с традиционным представлением о синтаксических функциях частей речи. При построении более общей теории частей речи следует подвергнуть сомнению по крайней мере два из этих допущений: первое связано со статусом связки, или «глагола to be»; второе — с универсальностью разграничения между глаголами и прилагательными.

7.6.3. «ГЛАГОЛ ТО ВЕ»

Хорошо известно, что во многих языках предложения (За) Магу is beautiful и (3b) Магу is a child имеют несколько иной вид: Мэри красивая и Мэри — ребенок; это значит, что прилагательное в предикативной роли сочетается с существительным в роли субъекта непосредственно, без связки. Даже в индоевропейских языках копулятивная функция «глагола to be» является, по-видимому, результатом вторичного развития. «Первоначальное» состояние индоевропейских языков можно проиллюстрировать с помощью приведенных примеров из современного русского языка: Мария красивая и Мария — ребенок, где красивая — форма женского рода прилагательного, согласуемого с Мария, а ребенок — существительное (в именительном падеже). В латинском и греческом языках «глагол 'быть'» в таких предложениях был факультативным. Однако если мы поставим их в прошедшем времени (или в каком-либо другом, не изъявительном, наклонении), то эти предложения обязательно будут иметь в своем составе соответствующую форму «глагола to be» (в русском — была, будет и т. д., в латинском — erat и т. д., в греческом — ên и т. д.).

Эти факты наталкивают на следующую мысль: основная функция связочного «глагола to be» в русском, греческом и латинском языках заключается в том, чтобы служить локусом в поверхностной структуре для фиксации показателей времени, наклонения и вида. («Локус» не является принятым научным термином. Мы вводим его для обозначения элемента поверхностной структуры, к которому «прикрепляется» материальный показатель какого-то синтаксического признака.) Иначе говоря, to be не является сам но себе непосредственной составляющей глубинной структуры, а выступает как семантически пустой «фиктивный глагол», порождаемый грамматическими правилами русского, греческого и латинского языков для выражения определенных признаков (заключенных обычно в глаголе) в случае отсутствия в предложении глагольного элемента, который мог бы «нести» в себе эти признаки. Предложения, «не маркированные» по времени, наклонению и виду (например, Мария красивая), не требуют особого фиктивного носителя грамматических признаков.

Такая трактовка функции связки в русском, греческом и латинском языках может быть обобщена также для случая английского и других языков, где «глагол to be» употребляется в любых предложениях — как «маркированных», так и «немаркированных» по категориям времени, наклонения и вида.

Одно из преимуществ рассмотрения связочного «глагола to be» в английском языке как чисто грамматического «фиктивного» глагола (подобного «фиктивному вспомогательному глаголу» do в предложениях типа Do they come regularly? 'Они приходят регулярно?'; Не doesn't eat fish 'Он не ест рыбу' и т.д.) состоит в том, что именные группы типа the tall man 'высокий человек' смогут выводиться с помощью трансформаций из НС-структур, лежащих в основе предложений типа The man is tall 'Человек — высокий', без процедуры стирания связки. Грамматики английского языка, вводящие be в глубинную структуру предложений (ср. правило X→D+Y в § 7.6.2), должны, по необходимости, содержать много трансформационных правил для стирания этого элемента в целом ряде различных позиций поверхностной структуры.

Более важный довод связан с тем, что «глагол to be» в предложениях типа Mary is beautiful (в отличие от глагола cook в предложении Магу cooks fish) противопоставлен лишь очень ограниченному набору других «глаголов», среди которых прежде всего следует назвать become 'становиться'. Употребление become или be зависит от выбора «маркированного» или «немаркированного» члена еще одной грамматической оппозиции (стативный vs. не-стативный вид). Мы скоро вернемся к этому явлению (ср. § 8.4.7). Здесь же достаточно того, что мы поставили в общем виде вопрос об устранении «глагола to be» из глубинной структуры непосредственных составляющих в английском языке. Аналогичный вопрос, без сомнения, можно поставить и применительно к другим языкам, имеющим связочный «глагол 'быть'». Обратимся теперь к разграничению между глаголами и прилагательными в общей синтаксической теории. 

7.6.4. ГЛАГОЛ И ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ

Как мы уже отмечали, Платон и Аристотель рассматривали прилагательные как подкласс «глаголов», а александрийцы и их последователи — как подкласс «существительных»; трехчленное деление на существительные, глаголы и прилагательные (как независимые части речи) было признано лишь в средние века (ср. § 1.2.5). Эти различия в трактовке прилагательного в греческом и латыни легко объяснить в терминах разграничения между глубинной и поверхностной структурой. Главная причина объединения прилагательных и существительных в греческом и латыни в одну группу состоит в том, что они изменяются по падежам и числам. Но склонение прилагательного — это, очевидно, факт поверхностной структуры: его падеж и число (а также род) выводятся посредством трансформационных правил согласования из формы модифицируемого им существительного. В остальном статус прилагательного в греческом и латыни не обнаруживает особого отличия от его статуса в английском языке, где отсутствует согласование прилагательных и существительных. Наиболее типичной функцией и прилагательного и глагола Платон и Аристотель считали функцию предикации, тогда как самая характерная функция существительного — это обозначение субъекта предикации. Это и заставляло их объединять прилагательное с глаголом; логики тоже придерживались этого взгляда. С другой стороны, в эпоху средневековья большинство грамматистов проводит между прилагательным и глаголом такую же резкую границу, какая проводится между глаголом и существительным. Мы можем, следовательно, задаться вопросом: что отличает (если они вообще различаются) прилагательное от глагола в общей синтаксической теории? Для простоты возьмем примеры из английского языка.