Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз

Более важный довод связан с тем, что «глагол to be» в предложениях типа Mary is beautiful (в отличие от глагола cook в предложении Магу cooks fish) противопоставлен лишь очень ограниченному набору других «глаголов», среди которых прежде всего следует назвать become 'становиться'. Употребление become или be зависит от выбора «маркированного» или «немаркированного» члена еще одной грамматической оппозиции (стативный vs. не-стативный вид). Мы скоро вернемся к этому явлению (ср. § 8.4.7). Здесь же достаточно того, что мы поставили в общем виде вопрос об устранении «глагола to be» из глубинной структуры непосредственных составляющих в английском языке. Аналогичный вопрос, без сомнения, можно поставить и применительно к другим языкам, имеющим связочный «глагол 'быть'». Обратимся теперь к разграничению между глаголами и прилагательными в общей синтаксической теории. 

7.6.4. ГЛАГОЛ И ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ

Как мы уже отмечали, Платон и Аристотель рассматривали прилагательные как подкласс «глаголов», а александрийцы и их последователи — как подкласс «существительных»; трехчленное деление на существительные, глаголы и прилагательные (как независимые части речи) было признано лишь в средние века (ср. § 1.2.5). Эти различия в трактовке прилагательного в греческом и латыни легко объяснить в терминах разграничения между глубинной и поверхностной структурой. Главная причина объединения прилагательных и существительных в греческом и латыни в одну группу состоит в том, что они изменяются по падежам и числам. Но склонение прилагательного — это, очевидно, факт поверхностной структуры: его падеж и число (а также род) выводятся посредством трансформационных правил согласования из формы модифицируемого им существительного. В остальном статус прилагательного в греческом и латыни не обнаруживает особого отличия от его статуса в английском языке, где отсутствует согласование прилагательных и существительных. Наиболее типичной функцией и прилагательного и глагола Платон и Аристотель считали функцию предикации, тогда как самая характерная функция существительного — это обозначение субъекта предикации. Это и заставляло их объединять прилагательное с глаголом; логики тоже придерживались этого взгляда. С другой стороны, в эпоху средневековья большинство грамматистов проводит между прилагательным и глаголом такую же резкую границу, какая проводится между глаголом и существительным. Мы можем, следовательно, задаться вопросом: что отличает (если они вообще различаются) прилагательное от глагола в общей синтаксической теории? Для простоты возьмем примеры из английского языка.

Две наиболее очевидных различительных черты лексических классов английского языка, традиционно называемых прилагательными и глаголами, связаны с поверхностным явлением словоизменения. (1) Прилагательное, будучи употреблено в предикативной позиции, не оформляется глагольными суффиксами, указывающими на признаки времени, наклонения и вида; вместо этого грамматикой порождается «фиктивный глагол» (be, become и др.), который и оформляется необходимыми словоизменительными суффиксами. Так, Mary is beautiful 'Мэри красивая', Mary would have been beautiful 'Мэри была бы красивой'; Магу dances 'Мэри танцует', Магу would have danced 'Мэри танцевала бы', но не *Магу beautiful-s или *Магу would have beautiful-ed и не *Mary is dance или *Mary would have been dance. (2) Глагол не так свободно участвует в трансформации, переводящей его в позицию определения в именной группе; если он и употребляется в этой синтаксической позиции, то в отличие от прилагательного он оформляется суффиксом -ing. Так, the beautiful girl 'красивая девушка': the singing girl 'поющая девушка', но не *the beautiful-ing girl или *the sing girl.

В «понятийных» определениях частей речи часто утверждается, что прилагательные обозначают «качества», а глаголы обозначают либо «действия», либо «состояния». Но различие между «качеством» и «состоянием» (если оно вообще не иллюзорно) менее разительно, чем различие между «действием» и «состоянием». Мы вполне могли бы задаться вопросом, например, что обозначают слова know 'знать', exist 'существовать', happy 'счастливый', young 'молодой' и т. д. — «состояния» или «качества»? Мы не сомневаемся, однако, в том, что с грамматической точки зрения объединяются, с одной стороны, know и exist, а с другой стороны — happy и young. Этот вопрос решается для нас на основе критериев, рассмотренных в предыдущем абзаце. Но существует множество языков (например, китайский), к которым эти критерии неприменимы; и лингвисты склонны говорить, что в таких языках нет противопоставления прилагательного и глагола, а есть противопоставление стативных глаголов и глаголов действия.

Разграничение между стативными глаголами и глаголами действия применимо и к английскому языку. Как мы уже видели, в английском языке имеются определенные стативные глаголы, которые обычно не употребляются в прогрессивной форме (ср. § 7.5.7); в противоположность им большинство английских глаголов, свободно употребляющихся в прогрессивной форме, могут быть названы глаголами «действия». Это видовое различие между стативными глаголами и глаголами действия находит себе аналог и среди английских прилагательных. Большинство английских прилагательных стативны в том смысле, что, будучи употреблены в предикативной позиции, они обычно не сочетаются с прогрессивным видом (например: Магу is beautiful, но не *Магу is being beautiful). Но существует несколько прилагательных, которые при соответствующих условиях свободно употребляются в сочетании с формой прогрессивного вида (ср. Магу is being silly now 'Мэри сейчас ведет себя глупо'). Другими словами, стативность — это обычное свойство для класса прилагательных, но необычное для глаголов; не-стативность обычна для глаголов, но необычна для прилагательных. Сочетаемость/несочетаемость с прогрессивным видом коррелирует с некоторыми другими важными чертами английского синтаксиса: прежде всего, со способностью употребления в ответе на вопрос типа What did she do? 'Что она делала?', What is she doing? 'Что она делает (именно сейчас)?'. В качестве ответов на эти вопросы могут выступать как предложения Магу danced (that's what she did) 'Мэри танцевала (вот что она делала)', так и предложение Mary is being silly (that's what she's doing) 'Мэри ведет себя глупо (вот что она делает)', но не выражения *Магу knows Greek (that's what she does) 'Мэри знает греческий (вот что она делает)' и не *Магу is beautiful (that's what she does) 'Мэри красивая (вот что она делает)'.

Мы говорим для английского языка о «стативных глаголах» (и отличаем их от прилагательных) и о «не-стативных прилагательных» (и отличаем их от глаголов) потому, что видовая оппозиция стативности vs. не-стативности в общем случае совпадает, но в некоторых случаях вступает в противоречие со словоизменительными характеристиками, которым традиционно приписывается особо важная роль в определении частей речи. Однако если какой-то признак и коррелирует с понятийным определением глагола и прилагательного в терминах «действия» и «качества», то это именно видовая оппозиция. 

7.6.5. НАРЕЧИЕ

Типичная традиционная дефиниция наречия звучит примерно так: наречие — это часть речи, которая выступает в роли модификатора (определителя) глагола, прилагательного или другого наречия либо обстоятельственного оборота.

По поводу этой дефиниции необходимо сделать, во-первых, некоторые терминологические замечания. В термине adverbum латинский префикс ad- (греческий epi-) можно перевести как 'присоединяемый к чему-либо и определяющий что-либо'. Но таков же смысл и термина «adjective» (греческое epithetos). Прилагательное считалось определением par excellence в традиционной грамматике: оно «присоединяется» к существительному и «определяет» его (и, по указанным выше причинам, в послеаристотелевский период оно рассматривалось как подтип имен). Прилагательное, следовательно, считалось именным определением (приименным элементом), а наречие — глагольным определителем (приглагольным элементом). Но в приведенной выше дефиниции наречия говорится об «определении» («модификации») как прилагательных, так и глаголов. Дело в том, что принцип употребления традиционного термина «adverb» (а также вообще дефиниции частей речи у Дионисия Фракийского и Присциана) неявно опирался на первоначальный более широкий смысл слова «verb». Иначе говоря, предполагалось, что «прилагательные» и «глаголы» (в более узком, современном смысле) должны входить в один и тот же основной синтаксический класс, что обеспечивало бы возможность описания их комбинаторных свойств по отношению к членам других основных синтаксических классов. Мы уже видели, что «прилагательные» и «глаголы» имеют много общего и что во многих языках (включая английский) их следует относить к одной и той же глубинной категории.

Во-вторых, по поводу приведенной выше дефиниции наречия надо заметить следующее: из нее следует, что наречие является рекурсивной категорией (гораздо в большей степени, чем другие части речи) в том смысле, что одно наречие может определять другое. Например, extraordinarily 'чрезвычайно' и well «хорошо' оба являются наречиями (степени и образа действия соответственно), выступая в предложениях типа Mary dances extraordinarily well 'Мэри танцует чрезвычайно хорошо' и Mary cooks fish extraordinarily well 'Мэри готовит рыбу чрезвычайно хорошо'; причем в эндоцентрическом обстоятельственном обороте extraordinarily well наречие well определяется наречием extraordinarily. Именно на основе этих комбинаторных возможностей в пределах простого предложения более тридцати лет назад Есперсен и Ельмслев построили свои теории частей речи (это было сделано ими независимо друг от друга и с определенными различиями, которые в контексте нашего рассмотрения можно игнорировать). Ниже мы кратко остановимся на их взглядах. Но сначала надо сказать еще несколько слов о наречиях.