Сталин - Дмитрий Волкогонов

Стэн вновь продолжал терпеливо разъяснять, стараясь до предела упрощать недоступные для понимания "вождя" философские премудрости. Сталин смог лишь отрывочно понять закон перехода количественных изменений в качественные, но не одолел сути диалектического отрицания, единства противоположностей. Несмотря на все ухищрения и усилия Стэна, Сталин так и не усвоил тезис о единстве диалектики, логики и теории познания, о чем свидетельствует анализ его "философских работ". Может быть, поэтому у "ученика" ничего не осталось к "учителю", кроме неприязни. Стэн, как Карев, Луппол и другие философы ученики академика А.М. Деборина, был объявлен теоретическим "прислужником троцкизма", в 1937 году арестован и погиб. Казалось, что эта же участь ожидает и Деборина, весьма близкого в конце 20-х годов к Бухарину. Но Сталин ограничился тем, что надолго навесил крупному ученому ярлык "воинствующего идеалиста-меньшевика", отстранил его от активной научной и общественной работы.

В октябре 1930 года состоялось заседание президиума Комакадемии, где обсуждался вопрос "О разногласиях на философском фронте". Заседание свелось, по существу, к долгой проработке Деборина за его "недооценку ленинского этапа в развитии марксистской философии". Деборин отчаянно защищался, но выступившие Милютин, Митин, Мелонов, Ярославский уличали его, а заодно и Стэна, Карева, Луппола в "недооценке" материалистической диалектики. После заседания президиума страсти в академии продолжали бушевать. Ученые не могли мириться с насаждением полицейских методов в науке. Пожалуй, философия была первой жертвой сталинского "науковедения". Сталин ясно дал понять, что в общественной науке лидер должен быть один. Тот, кто является лидером политическим. В декабре того же года генсек выступил с докладом о положении на "философском фронте". Формально это было уже упоминавшееся выступление на бюро партийной ячейки Института красной профессуры, директором которого являлся Деборин.

Речь Сталина была жесткой и категоричной. Она весьма красноречиво свидетельствует об уровне философского мышления Сталина, уровне рациональности его интеллекта и просто об элементарном такте. Стенограмма из сталинского архива сообщает:

- Надо разворошить и перекопать весь навоз, который накопился в философии и естествознании. Все, что написано деборинской группой, - разбить. Стэна, Карева вышибить можно. Стэн хорохорится, а он ученик Карева. Стэн - отчаянный лентяй. Он умеет лишь разговаривать. Карев важничает и ходит как надутый пузырь. Деборин, по-моему, безнадежный человек, однако в редакции (речь идет о журнале "Под знаменем марксизма". - Прим. Д.В.) его надо оставить, чтобы было кого бить. Будете в редакции иметь два фронта, но у вас большинство...

После выступления докладчику посыпались вопросы:

- Можно ли связывать борьбу в теории с политическими уклонами?

- Не только можно, но и обязательно нужно, - поучал Сталин.

- А как насчет "левых"? "Правых" уже касались...

- Формализм выступает под левацкими прикрытиями, - рассуждал генсек, подает свой материал под левым соусом. А молодежь падка на левизну. А эти господа - хорошие повара.

- На чем следует сосредоточить свое внимание институту в философской области? - следует новый вопрос.

- Бить - главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били. Гегель для деборинцев - икона. Плеханова надо разоблачить. Он всегда свысока относился к Ленину. И у Энгельса не все правильно. В его замечаниях об Эрфуртской программе есть местечко насчет врастания в социализм. Это пытался использовать Бухарин. Не беда, если где-то в своей работе заденем Энгельса...377

Вот так Сталин "наставлял" философов, почти не разбираясь в философии. Главное - "бить"... А какой должна быть марксистская философия, он показал в специальном разделе "Краткого курса" истории партии. Короткие, рубленые фразы делят философию на несколько основных черт, как солдат в шеренге. Ничего больше! Это типичная метафизика, которую Сталин называл диалектикой. Для ликбеза, при наличии и других работ, эта "философская азбука" могла еще как-то сойти. Но самое страшное: после сталинских работ никто уже не смел на эту тему писать. Философам, как и другим обществоведам, оставалось только комментировать, разъяснять, прославлять... Сталинское время - период глубокой стагнации философской мысли. Да только ли философской? Такое участие Сталина в философских дискуссиях характеризовало уровень рациональности его интеллекта.

Известно, что зрелость интеллекта в огромной степени зависит от способностей личности. Особенно способности к активному, творческому отражению объективной действительности. Ум Сталина отражал мир, действительность, естественно, не зеркально, созерцательно, а целенаправленно, если так можно сказать, "выборочно". Он изучал, анализировал все общественные и социальные процессы через призму классовости политических позиций, собственных директив и указаний.

Но вернемся еще раз к его выступлению перед философами. Отвечая на вопросы после своего доклада, Сталин уже решил: надо его указания этим философам закрепить особым решением. И уже в следующем месяце было принято специальное постановление ЦК о журнале "Под знаменем марксизма". Сторонники Деборина, объединявшиеся вокруг издания, были охарактеризованы как "группа меньшевиствующего идеализма".

Ум Сталина, его мышление со временем приобрели, так сказать, "директивный" характер. Он давно усвоил истину, что ум слабеет не от "износа", а "ржавеет" лишь от лености мысли и бездеятельности. Совсем по Шекспиру:

Тот, кто вложил в нас

Не для того богоподобный разум,

Чтоб праздно плесневел он.

А.П. Балашов рассказывал мне, что Сталин в течение суток перерабатывал колоссальное количество информации: докладов, донесений, справок, телеграмм, шифровок, писем, оставляя почти на каждом документе распоряжения, указания, лаконично выражая свое отношение к самым различным вопросам, которое расценивалось как окончательное решение. Прочитав кипу писем, адресованных ему лично, и набросав на них лаконичные ответы: "Поблагодарите за доброе отношение", "Помогите человеку", "Ерунда какая-то", он нередко выбирал одно-два и отвечал обстоятельно.

Вот письмо от Шнеера из Ленинграда. Старый большевик спрашивает об опасности реставрации капитализма и о том, есть ли уклоны в Политбюро...

Сталин, отрывая лист от большого блокнота, пишет четким, разборчивым почерком:

"Тов. Шнеер!

Опасность реставрации капитализма у нас существует. Правый уклон недооценивает силу капитализма. А левый - отрицает возможность построения социализма в нашей стране. Он намерен провести свой фантастический план индустриализации ценою раскола с крестьянством.

В Политбюро нет у нас ни правого, ни левого уклона.

С ком. приветом.

27.Х.28 г. И. Сталин"378.

Документ из 30-х годов. Из дней наивысшего триумфа Стаханова. Он и Грант поставили перед правительством вопрос об "обучении на инженеров и техников", освобождая стахановцев от производства на один-два дня в шестидневку для учебы. Многие поддерживали это предложение. Оно казалось революционным, новым. Писали об этом и в газетах.

Сталин прочел документ и коротко написал:

"т. Орджоникидзе.

Дело не серьезное.

И. Cт."379.

В интеллекте Сталина непросто проследить способности к творческому решению возникающих проблем. Он все стремился делать в соответствии со сложившейся схемой, догмой, постулатом, устоявшимся представлением. Вместе с тем Сталин был способен и к интуитивному мышлению, когда выводы и решения приходят, как бы перескакивая через этапы, ступени познания. В этом случае путь мысли не виден, а рельефно представлен лишь ее результат, обобщение, догадка, подозрение. В процессе интуитивного мышления интеллект как бы минует логические рассуждения, а сразу выдает итог, резюме. Конечно, беспочвенное подозрение обычно возникает при дефиците каких-то нравственных элементов в сознании. Именно так и было у Сталина. Он мог посмотреть на кого-либо из своих соратников и заявить: "Почему ты избегаешь смотреть мне в глаза?" Болезненная подозрительность в этом случае, пожалуй, не столько проявление интуитивного мышления, поскольку предположения Сталина были лишены реальной основы, сколько выражение глубоко ущербной позиции: во всех видеть потенциальных врагов.

Следует назвать еще одну черту сталинского интеллекта, которая выступает в его портрете весьма рельефно. Известно, что знания позволяют человеку быть компетентным, чувства благородным. А воля дает возможность убеждениям, интеллектуальным замыслам материализоваться в поступки. Воля подобна "мускулам" ума; это двигательная сила интеллекта. Ведь в жизни бывает так, что собственное бессилие так же опасно, как и чужая сила. Наличие сильной воли делает интеллект активным, деятельным, целеустремленным. Обычно такой интеллект чаще встречается у военачальников и полководцев. Не случайно именно они прежде всего отмечали наличие сильного интеллекта у Сталина.