Тайный любовник - Патриция Гэфни

– Прекрасно, тогда я иду с тобой. – Она отвернулась, чтобы не видеть испуга на его лице. – Мистер Дженкс, принесите мой шлем и сапоги, я хочу спуститься вниз!

– Черт бы тебя побрал! – выругался Коннор. – Не зли меня, Софи, не делай глупостей.

– Это не глупости. Ты можешь выслушать меня? Тогда послушай Дженкса, ведь ты не знаешь, что там, внизу. И я не знаю, а это безумие, спускаться, когда не знаешь, сможешь помочь или нет и какая там ситуация…

Он заставил ее замолчать, обняв так крепко, что у нее затрещали ребра.

– Софи, ты отлично понимаешь, что я должен идти. Джек – мой единственный брат.

Кон отпустил ее, и Софи разрыдалась. Правильно ли она поступает, позволив ему спуститься? Или это безумие? Она так и не смогла ничего решить, поэтому побежала за ним и настигла, когда он уже ступил на лестницу.

– Погоди, Кон, надень шлем… не спускайся один, возьми с собой Дженкса и Трэнтера, пожалуйста, ну, пожалуйста, не делай глупостей…

Снизу из отверстия рудничного ствола беззвучно показался человек, поднимавшийся на платформе подъемника. На черном от грязи лице Боба Даутуэйта, а это был именно он, белели одни глаза. За ним показался Гектор Хардвей.

– Они вышли! – радостно завопил Боб. Софи, Коннор, Дженкс, Трэнтер и еще дюжина человек окружили двух шахтеров. – Корнуоллец все-таки сделал это, расчистил дыру, и они вышли. У них даже ни царапины нет!

Громкие вопли ликования оглушили ее. Софи увидела, как Коннор, подойдя к Бобу, кричит ему на ухо, спрашивая о чем-то. Она протиснулась к ним сквозь толпу как раз в тот момент, когда Даутуэйт кричал в ответ:

– Нет, с ним ничего не случилось… обвалов больше не было. Но он потом ослабел… не мог идти, не мог встать… Его устраивают в бадье, чтобы поднять наверх.

Ожидание, когда Джека поднимут наверх, было недолгим, но томительным. Доктор Гесселиус оставался на руднике все утро, и сейчас он стоял рядом с Софи и Коннором, готовый в любой момент оказать помощь. Кристи Моррелла не было, он уехал в Эксетер на встречу с епископом, но в толпе был другой священник, из Тотнеса, который ожидал, не понадобятся ли его услуги. Трое спасенных шахтеров уже выбрались наверх, навстречу слезам и объятиям семей и друзей. Драма завершилась благополучно, но почти никто не ушел домой; все ждали появления последнего человека, обессилевшего героя, которого они едва знали. Вчера он спьяну ограбил их (они уже знали правду, Джек во всем признался Эндрюсону и другим перед тем, как спуститься под землю), а сегодня с риском для жизни спас троих из них. Вокруг Софи, негромко переговариваясь, стояли соседи, друзья, шахтеры; у всех на лицах читалось нетерпение. Но для нее существовал только Коннор, чье безумное напряжение она ощущала как свое, словно они были близнецами или их соединяли невидимые провода, по которым чувства и мысли одного мгновенно передавались другому.

Наконец, перекрывая низкий ритмичный шум паровых насосов, раздался звон колокола, и огромное колесо подъемника начало медленно вращаться. Толстая цепь с грохотом наматывалась на деревянный вал. Казалось, прошла вечность, прежде чем появился край железной бадьи, тут же целиком вынырнувшей на поверхность; ее высокие, в рост человека, борта, облепленные грязью, скрывали находящихся в ней людей. Донн вылез из бадьи на платформу, другие передали ему обвисшее безвольное тело Джека.

Его положили на одеяло, расстеленное на земле. Коннор опустился рядом на колени, держа его за руку; с другого бока доктор нащупывал пульс и прикладывал ухо к груди Джека. Он был в сознании, но до того ослаб, что Коннору пришлось наклониться к самым его губам, чтобы разобрать хриплый шепот.

– Опять я все напортил, – едва слышно прохрипел Джек и попытался усмехнуться. – Видно, не способен я ничего делать по-человечески.

– Помолчи, Джек.

В это мгновение доктор Гесселиус, поднявшись, стал отдавать распоряжения:

– Подгоните ближе тот фургон. Мне понадобятся четыре человека, чтобы поднять его. И принесите еще одеяла.

– Повезете его в больницу в Тэвисток? – тихо спросила Софи.

Доктор отрицательно помотал головой.

– Бесполезно, я уже ничем не могу помочь ему. Отвезите его домой, Софи. Устройте поудобнее. Это все, что можно сделать. – Его скорбный взгляд сказал остальное.

Сидони Тиммс заняла место доктора возле Джека. Прекрасная и трогательная, со слезами, струящимися по щекам, она держала его за руку и говорила, что гордится им.

– Как отважно ты поступил, Джек, правда. Когда поправишься, мы это отпразднуем. Подумай, ведь ты можешь получить медаль! – Она не могла больше говорить и отвернулась, утирая рукавом ручьем текущие слезы.

Джек посмотрел через ее плечо и, слабо улыбаясь, кивнул кому-то головой. Софи и не заметила, что позади Сидони стоял Уильям Холиок, который сейчас опустился на колени рядом с Сидони.

– Хорошенько заботься о ней, – прохрипел Джек. – Она выбрала достойного человека, но, если услышу, что ты плохо с ней обращаешься, смотри, вернусь и рассчитаюсь с тобой, мистер Холиок.

– Я буду добр к ней, как вы только можете пожелать, мистер Пендарвис, клянусь вам, – серьезно сказал он, спокойно и терпеливо наблюдая, как Сидони припала к серой щеке Джека нежным долгим поцелуем.

Коннор помог уложить его в фургон.

– Поезжай осторожно и не торопись, – велел он Трэнтеру Фоксу, который, как он знал, умел обращаться с лошадьми. – Я сяду с ним. Смотри за колдобинами, Трэнтер, и, пожалуйста, помедленнее.

– Не беспокойся, – откликнулся коротышка шахтер, вскакивая на козлы и подбирая вожжи.

– Ты поедешь в коляске, Софи?

За его внешним спокойствием Софи чувствовала, как он страдает и тревожится за судьбу брата, и, тронув его за руку, прошептала, стараясь, чтобы голос звучал убедительно:

– Не может он умереть, Кон. Не может!

– Нет, не может, – касаясь губами ее волос, согласился он тихо и решительно. – Быстрее поезжай, Софи. Ты нужна мне.

Софи смотрела, как Кон взбирается в фургон и усаживается возле брата. Джек лежал с закрытыми глазами. С другой стороны сидел священник, преподобный Юэл, с молитвенником в руке и, склонившись над Джеком, негромко читал молитвы. Трэнтер дернул вожжи, и громадные битюги легко покатили фургон с рудничного двора.

23

В этом году на день Иоанна Крестителя разыгрывалась пьеска на тот же, что и в прошлом году, сюжет; святой Петр у небесных врат, но на сей раз она была вдвое длиннее, главным образом за счет целых двадцати, вместо одного, стихотворений мисс Маргарет Мэртон, для которых Софи пришлось сочинять музыку. Дирижируя детским хором из-за кулис, которыми служил раскидистый тенистый дуб, чьи ветви частично скрывали ее от публики, Софи не могла избавиться от мысли, что мисс Мэртон, затеяв эту мини-оперу, переоценила свои таланты, не говоря уже о возможностях хора.