Белый Паяц - Виктория Угрюмова

Рядом с начальником Сумеречной канцелярии Де Геррен заметил изящного высокого человека в сером незаметном камзоле и плаще, с глубоко надвинутым на глаза капюшоном. Доблестный полководец едва удержался от того, чтобы приветствовать своего короля, но вовремя сдержал этот неуместный порыв. В конце концов, государь – тоже человек. И имеет право на несколько минут тишины.

Он взглянул на них с легкой улыбкой, надеясь, что в одном этом коротком взгляде они прочтут и его безмерную благодарность за оказанную честь, и сердечное «спасибо», адресованное не королю и сановнику, а двум друзьям, которые не захотели покинуть его в такую минуту.

Следом за полемархом выехали на дорогу черные колесницы Ки Ларго. Сам он правил первой – статный красавец в темных латах и меховом плаще. Его голову венчал причудливый рогатый и шипастый шлем работы безумных аэттских мастеров. Возничий стоял у него за спиной, держа оружие господина – три длинных копья, лук со стрелами и кривой хатанский клинок. Гнедые кони приплясывали от нетерпения. Их темные хвосты мели дорожную пыль.

Бесконечная вереница колесниц, запряженных парами гнедых и каурых коней, тянулась из Фрейзингенских ворот и уходила в туман.

Следом за колесницами выступала в поход легкая конница. Ее славный командир Скалигер ехал на породистом жеребце мышиной масти, только грива, хвост и хребет у него были угольного цвета. Золотая кольчуга взблескивала в сером прозрачном кружеве; тихо позвякивала дорогая сбруя из золота, увешанная оберегами и амулетами в виде фигурок зверей и птиц; к луке высокого седла была приторочена «утренняя звезда» – любимое оружие бесстрашного рыцаря, которой он не раз прокладывал себе дорогу к победе в бесконечных рядах врагов.

Скалигер улыбался, щерил зубы, и в глазах его сверкала дикая радость охотничьего пса, которого наконец спустили на дичь. Он маялся в томительной скуке обыденной жизни, заходился от пошлости уютного домашнего быта, давился изысканными блюдами и не находил себе места. Но зато в безумной лавине рыцарей, несущихся на вражеский строй, он чувствовал себя как птица в полете. Только там, на поле боя, он испытывал то, что люди называют счастьем; только там он понимал, что живет, и ценил каждую секунду бренного и такого короткого бытия. Яд войны струился в его жилах. Алый яд, неотличимый от крови.

Затем земля сотряслась от мерной поступи тяжелых пехотинцев. Закованные в броню рыцари, похожие на огромных муравьев, шагали по сине-серой дороге навстречу своей судьбе. Их возглавлял Кастеллион, похожий на красноглазого Ингельгейма в шипастых зеленых латах, шлеме, сделанном из металла и панциря мангиана, и с двуручной секирой, лежащей на могучих плечах. Его воины шагали следом – такие же грозные, спокойные и могучие, как их командир. Они напоминали медленный, но неотвратимый темный поток, тяжелую сокрушительную волну, которая сомнет все на своем пути и докатится до цели.

Следом маршировали одетые в зеленое и алое корифоры Лекса Баваны – лучшие лучники Медиоланы. Быстрые и меткие, как лесные духи; отважные и яростные, как демоны войны.

Гадрумет в шлеме, будто бы сплетенном из толстых металлических жгутов и увенчанном драконьим гребнем и двумя рогами по бокам, вел своих наемников. Первыми ехали монгадои – пять сотен на вороных конях, пять сотен – на чалых, пять сотен – на белых. Следом шагали несокрушимые эрги – лучшие из лучших, испытанные в битвах и прощенные смертью. Все они рассчитывали, что она отступит перед их яростным напором и на сей раз. Все они знали, что любому из них может не повезти. Все они улыбались.

Цветы и ветви упругим ароматным ковром ложились им под ноги, падали бесконечным дождем, и последние шеренги эргов утопали в них по самую щиколотку.

Уже совсем рассвело и рассеялся туман, когда под узорчатой аркой Фрейзингенских ворот появился золотой габбас – сигнум когорты Созидателей, и на южную дорогу выехал Картахаль Лу Кастель – живая надежда Охриды, тот, кто всегда возвращается из преисподней.

Следом, в тяжелой длинной повозке, запряженной четверкой черных как ночь быков, везли барабан Бунда-Хум – важный и красивый, как султан Терната. Это он будет созывать на бой воинов, это он будет гнать их в яростную атаку, это ему предстоит собирать их жалкие остатки вокруг сигнума когорты, это его размеренный рокот будет нашептывать ритм биения их сердцам:

– Бунда-хум, бунда-хум, бунда-хум…

Все смертники – его подданные, и те, кто об этом знает, и те, кто еще не догадывается.

Они плыли за ним в облаке розовых лепестков, прекрасные, как юные боги. Веселые, как пьяный влюбленный. Отважные, как человек, которому нечего терять. Непреклонные – как Созидатели.

Говорят, на смерть нельзя смотреть в упор. Они шли на войну, чтобы встретиться с костлявой, схватить ее за плечи, развернуть к себе лицом и заглянуть в черные, бездонные провалы в поисках ответов.

Говорят, никто не вспомнит имен павших в бою. Они шли на войну, не рассчитывая на то, что их похоронят с почестями. Хорошо, если вообще будет могила. Но главное – сами они отлично знали, кто они такие, а ведь не каждый может похвалиться подобным знанием.

Каждый из них понимал, что его ждет: ливень стрел, непреодолимая стена щитов, смертоносные клинки таких же отчаянных храбрецов; свистящие косы боевых колесниц; обагренные кровью – их кровью – лезвия секир и мечей; и в конце – темнота, в которой, светлячком, отголоском былой жизни, голос Картахаля:

– Ищу Созидателей!

Они парили над землей, и толпе казалось, что это непобедимое небесное воинство движется по фрейзингенской дороге, от столицы – к славе и смерти.

Они и в самом деле в большей степени принадлежали уже небесам, нежели земле.

Лоточник с сурком стоял чуть в стороне от основной массы людей.

Когда под аркой показались стройные шеренги Созидателей, он сделал один незаметный шаг и очутился чуть ли не в гуще рыцарей. Картахаль заметил его и отсалютовал мечом; Рагана, Лахандан и Да Корбей дружески улыбнулись; Бобадилья Хорн – кивнул, а вот Лио Бардонеро покинул строй и подошел к паяцу.

– Привет, – сказал он и почесал сурка за ухом.

Отчего-то складывалось впечатление, что эти двое знакомы уже очень давно, задолго до случайной встречи в «Выпивохе». Но рядом не нашлось никого, кто мог бы это заметить, и впечатление растворилось в пыли, поднятой шеренгами рыцарей, и унеслось с ветром.

– Я принес тебе счастливый билетик, – улыбнулся лоточник.

– Давай.

– Вот, держи.

Падре спрятал пергамент в набитую мошну.

– Опять не станешь читать?

– Нет. Ты же не хуже меня знаешь.

– А если я попрошу?