Шайя (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Гиперпрыжки безвредны, — улыбнулся казначей, улавливая некую иронию в словах юной госпожи.

Он отвык от этого и подумал, что ему надо больше общаться с людьми. Может, правы на Алайе те, кто утверждает, что модификации меняют восприятие жизни и оказывают своеобразное влияние? Ему так хотелось сейчас самому предложить какое-либо решение, но вживлённая в него система отказывала в подобного рода инициативе, а отдел мозга, где должен располагаться генератор идей, молчал.

— Если бы они были безвредны, то наш психиатр не изучал бы их вред! — запальчиво воскликнула девушка.

— Хм, логично, — кажется, ему удалось поддержать ироничное высказывание. — Только имейте в виду, что прокуратор не может одобрить ваши предложения, поскольку они подрывают наш авторитет, да и вообще, напоминают шантаж.

— Они первые начали! — буркнула Шайя.

— А мы закончим! — стукнул кулаком по столу Литон, поняв главное: законного выхода нет, и остаётся запугивание. Это он умеет.

На следующий день трибун получил устный выговор за давление на транспортную компанию и в частности на капитанов, но результат был достигнут: все сумели договориться, и никто никому дополнительно ничего не платил.

Жизнь продолжалась. Возле Ореона вновь сновали маленькие шаттлы, доставляя пассажиров на вставшие рядом корабли и обратно, вылетали звенья «ос» и «шмелей», чтобы встретить и сопроводить круизные лайнеры, караваны торговцев, катера важных особ, иногда со станции стартовали крупные грузовые тяжеловесы…

Небольшой корабль, ставший на стоянку на Ореоне, не привлёк особого внимания. Разве что техники с любопытством осматривали его оснащение и многозначительно причмокивали губами, понимая, что кораблик не из простых. Его команда осталась внутри, не прося ни дозагрузки топливом, ни помощи в ремонте, ни прогулки, чтобы размяться, а пассажиры сошли.

Двое парней в форме дипломатов и хмурый вояка, видимо, призванный приглядывать за молодыми разгильдяями. Вся тройка, не спрашивая дороги, направилась к прокуратору станции, но их встретил примчавшийся трибун Рарди.

— Господа, прокуратор не может принять вас. У нас чрезвычайные обстоятельства.

— А у нас нет времени на ваши чрезвычайные обстоятельства, — ответил молодой, немного с вызовом смотрящий на почти такого же молодого трибуна.

— Что случилось? — задал вопрос, стоящий позади двух франтов мужчина.

У трибуна и старшего группы мелькнуло на лице узнавание, но оба сделали вид, что незнакомы.

— Наш казначей «горит». Ему пытаются оказать помощь, даже поместили его внутрь защитного ящика, в котором перевозят оружие.

— Зачем это? — с удивлением спросил один из дипломатов.

— Чтобы защитить его от любых невидимых воздействий на внедрённые модификации.

— И как? Помогает? — удивился молодой.

— Похоже, что нет, — лаконично ответил Рарди, скрывая раздражение.

— Дичь какая-то! — воскликнул второй франт.

— Мы хотя бы что-то делаем! — не сдержался трибун. — Консультанты с Алайи пытаются помочь, но процесс горения набирает силы, и единственный выход — это срочное удаление модификаций.

— У вас есть заморозка? — вступил в разговор самый старший.

— Похожая функция есть в одной из трех инопланетных медицинских капсул. Сейчас они все заняты, и мы стараемся безболезненно вывести одного из пациентов из запущенной в ней программы, чтобы положить туда нашего казначея.

Молодые дипломаты остались довольны разговорчивостью трибуна. Обычно вояки цедят слова в ограниченном количестве и зло сверкают глазами, а этот ничего так, коммуникабельный.

— Мы здесь задержимся до вечера. Предоставьте нам помещения для отдыха, — велели гости, снисходительно поглядывая по сторонам и отмечая любопытство местных служащих.

Трибун бросил взгляд на молчаливо стоящего на полшага позади третьего, и заметив промелькнувшую усмешку, а следом его быстрый кивок, приосанился, и пригласил следовать гостей за ним.

Кацу Харадо был хорошо знаком трибуну. Рарди как раз поступил в закрытую академию, а Харадо, Тибо, Рико, Ро и другие были первыми чистыми выпускниками. Все они заняли высочайшие посты при правительстве.

Следующий выпуск чистых был посвящён потребностям в персонале космических станций и все новые прокураторы набраны из него.

А третий выпуск — это трибуны на таких крупных станциях-городах как Ореон, директора заводов, градоначальники, чиновники высокого ранга на местах.

В корпус дипломатов долго никого не готовили, а потом сразу набрали целый курс из почти одних девчонок. Эти два франта явно из того курса. Совсем другие, нисколечко не похожие на предшественников закрытой академии. Такие пижоны не выжили бы ни в Ледяных землях, ни в топях, ни в горах…

— Прошу! — Рарди лично проводил лощёных сопляков в надежде переговорить с Харадо. Он подозревал, что тройка прибыла из-за только что снятой блокады, но почему этим занялась разведка, и почему Харадо лично здесь? Почему он стоит за спинами переговорщиков?

— Это что? — раздался возмущённый голос одного из пижонов.

— Это? Гостевые каюты для важных лиц, — чётко доложил Рарди, улавливая краем глаза насмешку разведки. Он оценил злую шутку.

— Но почему такие… тесные!

— На станции жесточайшая экономия места. Вы же дипломаты, и наверняка не впервые останавливаетесь в подобных местах, — почти по-отечески укоризненно пояснил трибун. А потом обиженно добавил: — В таких каютах наши пилоты располагаются десятками.

Оба франта недоверчиво посмотрели на него, но не стали пояснять, что они впервые делают остановку на космической станции. И всё-таки, о каких десятках говорит этот трибун, когда здесь едва ли пара коек встанет, да релаксационный диван со столиком и минимальной мебелью? Но не за красивые глаза ребята стали дипломатами и поэтому:

— А как же инопланетные гости?

Трибун выразительно повёл глазами по сторонам, сделал задумчивое лицо и вновь принял спокойно-нейтральное выражение лица. Молодые гости переглянулись, недовольно покосились на своего начальника охраны.

— Э, мы можем доплатить… станции… — многозначительный взгляд и вопросительно-выгнутая бровь.

Рарди счастливо улыбнулся и, набрав на планшете какую-то информацию молча показал её важным гостям. Те присвистнули, но, поджав губы, оплатили более подходящие их статусу номера и перевели указанную им благотворительную сумму на сбор средств для пилотов, завершающих свою карьеру.

Трибун тут же вызвал сопровождающего, и гостей повели к оплаченному жилью.

Харадо протянул руку к планшету трибуна и посмотрел, куда отправились деньги его подопечных. Хмыкнув, коротко бросил:

— Не зарывайтесь! — причём в этом коротком словосочетании он имел в виду не молодого трибуна, которому бросил бы: «Не зарывайся», а всю станцию, вокруг которой в последнее время стали крутиться сумасшедшие деньги.

Рарди поёжился и кивнул.

Он знал, что слухи о не оправдавшем надежды семьи молодом Харадо безосновательны. В своё время такие же слухи ходили о его отце, а тот в это время подминал под себя внутреннюю разведку. Так же долго не выходил на первый план маршал Харадо, а потом вдруг вместо десяти маршалов остался один. Старые ушли на покой, а новые назначение не получили. Верхушка погудела, повозмущалась и затихла.

— Я покажу вам ваши покои, — ровно произнёс трибун, злорадно подумав, что Харадо не спустит молодым переговорщикам оплошности с оплатой за то, что им должны были предоставить бесплатно.

— Потом. Кто занимается расследованием диверсии?

— Трибун Дюже. Его смотрящие ищут пробоины в защите станции, но всё бесполезно.

— Как случилось это происшествие?

— Казначей замер на рабочем месте, тяжело задышал и упал.

— Посторонние?

— Никого рядом не было. Обнаружила его помощница, которой понадобились уточнения. Она подняла тревогу.

— Камеры?

— Все работали чётко, и нет повода подозревать, что кто-то ковырялся в них, чтобы что-то скрыть. Поэтому трибун Дюже всё-таки отрабатывает версию о воздействии извне.