Шайя (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Но самыми главными потребителями воды стали цветы.

Луковицы в плошках уже выпустили листочки и цветоносы, а в заполнивших пустые полки стеллажей ящичках радовала глаз молоденькая нежная зелень. Вся эта прелесть с каждым днём разрасталась − и всё больше требовала воды! Об этом Шайя заранее не подумала.

— Ну что ж, придётся доплачивать, — вынуждено вздохнула она, ласково осматривая своих водохлёбов, и бросая неприязненные взгляды в душевую на полоски лучевого очистителя тела. Гадость, гадость, гадость! Говорят, что к нему привыкаешь после непродолжительного периода дискомфорта.

Шайя передёрнула плечами и всё же решила, что может позволить себе потратиться на воду, а полезные для организма лучи разного спектра она получит в природном виде в отпуске на Алайе.

На большом экране и на ручном планшете одновременно загорелся официальный вызов от трибуна Литона, и она отправилась к нему.

У этого мужчины слова с делом не расходились. Вся его тысяча вне рабочего времени пропадала теперь в старом техническом зале, и никто не знал, что они там делают. Каждый житель станции, привлечённый к работам, хранил таинственное молчание, и вскоре на Ореоне начали делать ставки, гадая, что задумал старый волчара.

Шайя была в курсе всего происходящего и время от времени подсказывала Литону, как подступиться к очередной проблеме, но он сам сообразил принцип действия и стал больной мозолью в военном ведомстве.

От него уже шарахались все секретари и мелкие служащие, стараясь спихнуть назойливого ореонца кому-нибудь и куда-нибудь, но тем самым они только расширяли круг общения старого трибуна и невзначай подкидывали новые идеи и возможности их воплощения. А любимым выражением трибуна стало удивлённое: «Не знал, что так можно!»

В один из дней прокуратор станции торжественно объявил, что благодаря инициативе трибуна Литона на Ореон присылают строителей с инженерами и прочими специалистами, чтобы расчищенный тысячей Литона технический зал перестроить в современный жилой комплекс.

Открытые от удивления рты молодых трибунов и их подопечных стали наградой старому вояке. А заметку о себе космического корреспондента он распечатал и повесил у себя в кабинете.

Вскоре трибуны других станций начали просить своих прокураторов о связи с Литоном с целью проконсультироваться, как он всё провернул и, главное, как выбил деньги на столь масштабное дело. И это стало звёздным часом трибуна и подчинённых ему легатов, которые в последнее время потеряли сон, исполняя тысячи разных поручений.

Шайя шла к кипящему энергией мужчине, предполагая, какие у него сейчас возникли вопросы и чем она может помочь.

На днях пираты взяли в блокаду Ореон и жизнь на станции замерла. Это были напряженные дни молчаливого противостояния. Ни одна сторона не начала открытых военных действий.

Алайя запретила поддаваться на провокации, а пиратские корабли, точнее сборное войско колоний, принадлежащих Ферманам, не давали никому подойти к станции и никого не выпускали. Однако явного грабежа они не устраивали.

И тем не менее сборище жаждущей лёгкой поживы флотилии представляло собою серьёзную угрозу, которая впервые за долгие годы открыто нависла над космической станции Алайи.

Это не замаскированные нападения на торговые корабли, не сведение счетов между пилотами, где одни выполняли свой долг по защите, а другие сердились, что не удалось потрепать торгашей.

Нападение на Ореон стало бы началом войны, которая неизвестно чем закончилась бы, потому что станция была хорошо защищена и продержалась бы до поддержки со стороны Алайи или Старка. Правда, сборище колониальных подпевал поддержала бы Империя, но в данный момент никто не сказал бы с уверенностью, кто победил бы.

Три дня длилась эта нервотрёпка, а на четвёртый «пираты» отступили.

Никто на станции не знал предпосылок акции устрашения и почему она завершилась ничем.

На Ореоне решили, что Империя всё же боится столкнуться в открытую с Алайей, вступившую в крепкий дружественный союз со Старком, и это воодушевляло ореонцев.

Никто из них не сомневался, что Ферманы не отстанут, но все знали, что имперцы любят лёгкие пути или, как они называли свой стиль завоевания, «изящный». А значит надо быть настороже и наращивать силы, но блокада была снята и жизнь на станции вновь закипела.

Вот и Литон с новым энтузиазмом взялся за хлопоты, пытаясь восполнить потери после вынужденной остановки работ.

Летящие к Ореону большегрузы застряли поблизости из-за блокады и терпели убытки. Как только они получили разрешение сесть на станцию, то забросали прокуратора жалобами и исками.

Теперь казначей станции гнобил трибуна увеличившейся сметой затеянного им строительства, которую никто не одобрит. Каждый день задержки обходился слишком дорого, и время было заранее рассчитано чуть ли не по минутам.

Девушка поднималась на этаж начальства, заранее прикидывая разные варианты по уменьшению выплат за простой.

Выйдя из лифта, она шагнула в пустой коридор и остановилась. Появилось такое чувство… даже не чувство, а растерянность, как будто происходит что-то не то или смятение из-за того, что она шла-шла − и забыла, куда шла.

Не понимая себя, Шайя осмотрелась, но кроме неё, никого не было, и она ничего не перепутала.

Не зная, как дальше поступить, девушка ещё немного потопталась на месте, а потом решила пройтись в другую сторону… совсем не туда, куда ей было нужно.

Дошла до угла, выглянула и отпрянула. Навстречу ей шёл мужчина и, кажется, он удивился её поведению. Испытывая неловкость, Шайя показалась и хотела поздороваться, так как узнала идущего.

Это был казначей.

Но послышался какой-то короткий шорох над его головой, и на мужчину посыпалась золотистая пыльца. Шайя её не заметила бы, если бы не была насторожена и не подняла взгляд наверх из-за едва слышимого, но постороннего, а потому привлёкшего внимания, звука. Да ещё получилось так, что смотрела она под таким углом, что приглушенное освещение помогло увидеть сверкающую пыль.

— Ой, — удивилась девушка, — что это?

— Госпожа Ниярди? Вы к трибуну?

— Да. А-а-а…? — Шайя внимательнее посмотрела на мужчину и никакой пыли на его голове, тем более золотистой, не заметила.

Ей стало неловко. Стоит тут как дура!

Она бросила подозрительный взгляд на потолок, но ничего необычного там не было. Все панели стояли на местах и единственное, что тут происходило странного, так это она сама.

Вместе с казначеем они прошли к Литону и около двух часов разбирались со сложившейся ситуацией.

Шайя впервые столь близко сотрудничала с модифицированным человеком. Казначей Ореона держал весь денежный поток станции в своих руках. У него было несколько помощников, но они выполняли строго определенные действия, разгружая его от примитивной рутины. Вот и сейчас он моментально просчитывал все предложения Шайи и сообщал конечный результат.

— Нет, это не подходит, — говорил он, — по протоколу большегрузы находились на нашей территории, и наша вина, что мы не забрали вовремя наш товар.

— А если…

— Нет. Господин трибун подписал договор…

— Ну, хорошо, тогда… — не сдавалась девушка.

— Нет. Так мы вообще обязаны выплачивать не только неустойку… — обрезал крылья новой идеи Шайи.

— Вы меня с ума сведёте, господин казначей! Не такой уж длительной была задержка, чтобы нас разорять! Эти капитаны хотят поживиться за наш счёт! — в конце концов вскипела Шайя, ощущая себя рядом с этим алайянцем несмышлёным младенцем. Поддерживало только то, что трибун вообще не успевал следить даже за сутью предлагаемых ею идей и причины отказа казначея.

— Так или нет, но они в своём вправе, — развёл руками казначей, искренне наслаждаясь спором с этой девушкой. Ему приятно было переворошить все свои знания, отвечая на её вопросы. Жаль, что более он ничем не мог помочь.

— А если мы тоже выкатим им претензию, что они ненадлежащим образом везли нам наш заказ? Или посадим на карантин их пилотов, потому что они бледны? Да у нас тут, в конце концов, есть психиатр, который вполне может заподозрить капитанов, что они подверглись негативному воздействие при гиперпрыжках!