После падения - Анна Тодд

– Конечно, очень много.

Я вдруг чувствую головокружительную радость, будто щенок, которому хозяин дал угощение… и, как ни странно, меня это устраивает.

– Хорошо. – Не знаю, что еще сказать. Чувствую себя слегка виноватым из-за того, что не сказал ей про… привычки ее отца, но сейчас не лучшее время, и это не телефонный разговор.

– Подожди… так мой отец был там, когда ты… ну, ты понял? – шепчет она, и из трубки слышится какой-то гул: наверное, она включила вытяжку, чтобы заглушить наш разговор.

– Ну, его не было в комнате – таким я не увлекаюсь, – подшучиваю я, чтобы разрядить обстановку, и она хихикает в ответ.

– Кто тебя знает, – смеется она.

– Не-а, это одна из тех немногих вещей, которые меня не интересуют, хочешь верь, хочешь нет, – с улыбкой отвечаю я. – Я ни с кем не поделю тебя, детка. Даже с твоим отцом.

Она издает звук, выражающий отвращение, и я не могу не рассмеяться.

– Ты больной!

– Конечно, – отвечаю я, и она смеется.

Вино придало ей смелости и разбудило чувство юмора. А мне? Ну, мне нечем оправдать эту дурацкую ухмылку.

– Мне надо принять душ, я стою тут весь в сперме, – говорю я, снимая боксеры.

– Мне тоже, – соглашается она. – Не в смысле, что я вся в… ну, понимаешь, но я растрепанная, и мне тоже нужно в душ.

– Ладно… значит, пора заканчивать…

– Мы уже закончили, – смеется она, довольная своей попыткой пошутить.

– Ха-ха, – поддразниваю я. Но потом спешу сказать: – Спокойной ночи, Тесса.

– И тебе тоже, – говорит она, но остается на линии, так что я отключаюсь первым.

По телу стекает горячая вода. Я еще не совсем пришел в чувство после того, как она мастурбировала по телефону. Это не только чертовски возбуждающе, это… нечто большее. Это показывает, что она по-прежнему мне доверяет, доверяет достаточно, чтобы открываться. Задумавшись, тру свою покрытую татуировками кожу твердым куском мыла. Трудно представить, что всего две недели назад мы стояли вместе под этим душем…

– Думаю, вот эта моя любимая.

Она коснулась татуировки и подняла на меня глаза, обрамленные влажными ресницами.

– Почему? Я ее ненавижу.

Я смотрел, как она проводит тонкими пальцами по цветку у моего локтя.

– Не знаю, просто цветок в окружении других мрачных рисунков – это красиво.

Ее палец спустился к страшной татуировке с иссохшим черепом.

– Никогда так об этом не думал. – Я поднял ее подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза. – Ты всегда видишь во мне свет… как это возможно, когда его нет вообще?

– Его много. И ты тоже это увидишь. Когда-нибудь.

Она улыбнулась и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать меня в уголок рта. Вода текла между нашими губами, и она снова улыбнулась, а затем опустилась на пятки.

– Надеюсь, ты права, – прошептал я под струей воды так тихо, что она меня не услышала.

Это воспоминание постоянно меня мучает, хотя я пытаюсь от него отделаться. Дело не в том, что я не хочу о ней думать, – потому что это не так. Тесса заполняет все мои мысли, всегда заполняла. Меня сводят с ума воспоминания о том, как она перехваливала меня, как старалась убедить, что я лучше, чем есть на самом деле.

Я бы хотел видеть в себе то, что видит она. Хотел бы верить в ее слова, что я ее достоин. Но как это может быть правдой, когда я так облажался?

«Это много значит для меня, Хардин», – сказала она всего несколько минут назад.

Может, если я продолжу поступать так, как поступаю сейчас, и держаться подальше от того дерьма, из-за которого попадаю в неприятности, то смогу и в дальнейшем делать что-то, важное для нее. Я смогу сделать ее счастливой, а не несчастной, и, возможно (всего лишь возможно), я увижу в себе тот свет, который, по ее словам, видит она.

Может, у нас все-таки есть надежда.

Глава 81

Не могу побороть тревогу, наполняющую меня, пока я еду по кампусу. Кампус не такой маленький, как описывал его Кен, а все дороги тут, как назло, либо извилистые, либо холмистые.

Я, как могла, готовилась, чтобы сегодня все точно прошло по плану. Выехала за два часа, чтобы не опоздать на первое занятие. Половину этого времени я провела в пробке, слушая ток-шоу по радио. Никогда не понимала, чем они всем так нравятся, – до этого утра, когда на передачу дозвонилась женщина, сраженная предательством лучшей подруги, которая переспала с ее мужем. К тому же парочка сбежала, прихватив с собой ее кошку Мэззи. Женщина говорила сквозь слезы, но все же старалась сохранить какое-то достоинство… Ну, насколько его можно сохранить, позвонив на радио и поведав о своем несчастье. Я поняла, что меня увлекла ее печальная история, и почувствовала, что она сама знает: ей будет лучше без этого мужчины.

Когда я останавливаюсь у администрации университета, чтобы забрать свой пропуск и разрешение на парковку, до занятий остается всего полчаса. Нервы на пределе, я ужасно волнуюсь, что могу опоздать на первую пару. К счастью, с легкостью нахожу студенческую парковку, и она оказывается совсем недалеко от нужного корпуса, так что в запасе у меня остается пятнадцать минут.

Занимаю место в первом ряду и чувствую, что не в силах подавить потерянность. Нет ни встречи с Лэндоном в кафе перед занятиями, ни самого Лэндона рядом – я сижу и вспоминаю первые полгода своей учебы.

Аудитория заполняется студентами. Заметив, что, кроме меня и еще одной девушки, в группе собрались одни парни, начинаю жалеть о своем решении. Я думала, что сумею впихнуть этот предмет – который я вообще не хотела выбирать – между другими в новом семестре, но теперь я считаю, что не надо было браться за политологию.

На свободное место рядом со мной садится симпатичный парень. Стараюсь не глядеть на него. Его сияющая белизной рубашка идеально отглажена, и еще на нем галстук. Он похож на политика – широкая белозубая улыбка и все такое.

Он замечает, что я смотрю в его сторону, и ухмыляется.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает он полным решительности и очарования голосом.

Да, однажды он точно станет политиком.

– Нет, из-звини, – запинаюсь я, отводя взгляд.

Когда начинается занятие, отворачиваюсь и концентрируюсь на другом: записываю лекцию, снова и снова просматриваю расписание и карту кампуса – и так до конца пары.

Следующее занятие – история искусств – намного лучше. В привычной толпе гуманитариев я чувствую себя более уверенно. Рядом садится парень с синими волосами и представляется Майклом. Преподаватель просит всех по очереди представиться, и выясняется, что я – единственная со специализацией в английской филологии. Но все ребята дружелюбные, а у Майкла то еще чувство юмора – все занятие он шутит и веселит всех, включая преподавателя.