Первое дело Мегрэ - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холодно… обливаюсь холодным потом… Осудите его — вот мол последняя воля…
— Капитан, будьте любезны сходить за автомобилем. Я не доверяю этому господину.
— Не угодно ли кусочек льда?
— Благодарю. Нет, виски тоже не надо… Признаюсь, капитан, ведь я вообще не пью… Пью, только когда веду дознание, потому что тогда испытываешь необходимость подкрепиться. Полагаю, вы не нуждаетесь в объяснениях? На этот раз наш приятель Пополь мог не утруждать себя — нечего было заготовлять красное и черное дерево, чтобы разбогатеть… Письмо, найденное в хижине, затерянной в чаще леса, его бы обогатило. Он понял, что стал обладателем целого состояния и что бумажонка стоит всех ценных бумаг, которые пускает в обращение французский банк.
— Грубо говоря, шантаж…
— Шантаж и опасность, ибо человек, убивший другого человека из-за денег, колебаться не станет… Ну, а, так сказать, тайник — это негр! Вот почему Пополь с ним и не расставался. Вот почему, увидя, что негра нет в баре, он вне себя поспешил вниз… И получил пулю в спину… Бедный банту не видел убийцу… И убежал через иллюминатор, обезумев от ужаса… Ну, а Антуанетта, подозревавшая своего отца…
— Вы думаете, она была его соучастницей?
— Очевидно, она не знала, что он задумал. Но отец уговаривал ее быть полюбезней с Королем. Это было для него средством узнать…
— Признаюсь, я верю в ее порядочность…
— Я тоже… Вот почему, заметив, что Пополь так встревожен, она пошла за ним… Должно быть, она увидела отца… не могла его не увидеть… Он держал револьвер в перчатках… А она, еще не заметив трупа, вырвала оружие из рук отца…
Чем же Лардилье рисковал, оставляя ее на подозрении? Ее не могли осудить, основываясь на одних догадках… В худшем случае убийство сошло бы за убийство из ревности, а Пополя выставили бы гнусным обольстителем… Лардилье тем временем нашел бы способ овладеть пресловутым письмом… Вот почему я ему столько наговорил о бумажнике из крокодиловой кожи… Но я не был уверен, что он убийца. Поэтому так много наболтал и представителям прессы. Тот, кто убил Пополя, чтобы завладеть документом, должен был непременно вернуться в каюту или разыскать негра, чтобы…
— Не желаете ли сигару?
— Благодарю, с утра я выкурил столько сигар, что они мне опротивели. Что касается расследования…
— Вы его вели мастерски и…
— Простите. Я добился результатов, противоположных тем, каких добивались вы: я не пощадил мосье Лардилье, видного клиента компании. Вот так-то!
— Компания просила вручить вам…
— Что?
— Право же, мы столько говорили о бумажнике из крокодиловой кожи… Вот мы его и выбрали…
Капитан «Мартиника» умолчал, что в бумажнике было несколько ассигнаций французского банка — ассигнаций, которые люди вроде Пополя называют «крупными купюрами».
ПРИВИДЕНИЕ НА ВИЛЛЕ МОСЬЕ МАРБА
Глава первая,
В КОТОРОЙ ИДЕТ РЕЧЬ О СТАРОМ ЧУДАКЕ, УТВЕРЖДАЮЩЕМ, ЧТО ОН НЕ ВЕРИТ В ПРИВИДЕНИЯ, И В КОТОРОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОКТОР БЛИЗОК К ТОМУ, ЧТОБЫ ВОЗОМНИТЬ СЕБЯ СЫЩИКОМ-ПРОФЕССИОНАЛОМ
Это случалось редко, но все-таки случалось — ни одного вызова за ночь. Ни одного экстренного больного! И вот в восемь часов утра Маленький доктор преспокойно сидел в постели; на коленях он держал поднос с завтраком, а рядом лежали только что доставленные почтальоном письма.
Он блаженствовал!
Однако не успел он допить чашку кофе с молоком, как затрезвонил дверной колокольчик — сколько раз доктор говорил себе, что надо непременно заменить его звонком потише, но все забывал, — в коридоре послышались приглушенные голоса и, наконец, неприятнейший звук — открылась и закрылась дверь в приемную.
Так и есть: больной! И, видно, что-то срочное, раз Анна не уговорила его подождать утреннего приема, в девять.
Маленький доктор поспешил распечатать последний, лежавший на одеяле конверт и углубился в чтение. Почти тут же появилась Анна.
— Что там такое?
— Папаша Каню…
— Опять нализался и упал с велосипеда?
— У него весь нос раздуло…
— Пусть смажет йодом… Надоел он мне — заладил каждую неделю падать с велосипеда и беспокоить меня из-за каких-то царапин… Скажите-ка, Анна…
— Чего вам?
— Как вы думаете, что у меня в руке?
— Почем я знаю! Какая-то бумажка…
— Ну-ка, посмотрите…
«Предъявителю выплатить…» — с трудом разбирала по складам Анна.
— Вы что, еще не поняли? Это же чек!.. А теперь прочтите, на какую сумму: пять тысяч… пять тысяч франков, разумеется. А если вы желаете знать, что думают люди о некоторых моих талантах, которые вы ни в грош не ставите, прочтите это письмо, пока я принимаю душ…
— А папаша Каню?
— Пусть посидит. Ничего с ним не случится… А когда прочтете, надо будет уложить чемодан: две смены белья, костюм…
— И позвонить доктору Магне, чтобы он принимал ваших больных… Если так и дальше пойдет, лучше уж ему совсем перебраться сюда…
— Читайте, Анна! — потребовал он сквозь приотворенную дверь ванной.
И, стоя под душем, принялся напевать.
Милостивый государь!
Прошу извинить, что я, человек Вам вовсе не знакомый, обращаюсь к Вам и беспокою по делу, которое не имеет никакого касательства к Вашей профессии. Но, прочитав это письмо до конца. Вы поймете, почему я осмелился так поступить.
Вот уже несколько лет, как я поселился в Гольф Жуане, между Каннами и Жуан-ле-Пэном. На прошлой неделе я имел удовольствие встретить человека, которого знавал в колониях, где он служил по судебному ведомству; сейчас он прокурор в Невере, фамилия его Верделье.
Поскольку мы всегда были в наилучших отношениях, я рассказал ему о своих неприятностях и пожаловался на местную полицию, которая не оказала мне никакой помощи;
и тут-то он назвал Вас.
По его словам, он недавно наблюдал Вас за работой в Невере, где Ваше содействие в проводимом следствии дало поразительные результаты.
Мой друг прокурор, правда, добавил, что Вы не профессиональный сыщик, а врач, имеющий собственную практику в Марсильи возле Ла-Рошели, и лишь удовольствия ради иногда интересуетесь каким-нибудь незаурядным делом.
Но я убежден, что мое дело Вас заинтересует, и поэтому осмеливаюсь просить Вас приехать сюда как можно скорее.
Не подумайте, что я душевнобольной. Не скрою, местные жители считают меня чудаком, но если у меня и есть странности, то они, по-моему, объясняются тем, что я провел большую часть жизни в самых отдаленных уголках земного шара и это не могло не повлиять на мой характер.
Вот уже несколько недель, как в построенной мною вилле происходят невероятные вещи.
Полиция побывала у меня, но ничего не смогла раскрыть. Мне кажется, она склоняется к тому, чтобы попросту считать меня психически ненормальным.
Но это не так. Мой друг, прокурор Верделье-, человек, спокойный и уравновешенный, в случае необходимости может подтвердить Вам это.
Дважды в неделю в моей вилле появляется какой-то неизвестный, переворачивает все вверх дном, и, однако, мне ни разу не удалось увидать его.
Как это объяснить — не знаю.
В привидения я не верю.
И все же…
На месте вы лучше поймете мои страхи, и потому я позволил себе приложить к письму небольшой чек на покрытие Ваших первых расходов.
Я на Вас рассчитываю. Мне говорили, что Вы любитель таких загадок. Поверьте, эта — одна из самых таинственных.
Телеграфируйте час прибытия. Я встречу на "вокзале. В Гольф Жуане экспрессы не останавливаются, но я приеду за Вами на машине в Канны.
Заранее приношу Вам свою глубокую благодарность и прошу принять уверения в совершенном почтении.
Эварист Марб, бывший чиновник в колониях.— Ну что, Анна?
— Ничего, мосье…
— Когда я уезжал в Невер, вы корили меня за то, что я даром трачу время… На сей раз, кажется, мои таланты начинают приносить доход?
— Мало ли на свете сумасшедших! — презрительно отрезала Анна. — Так что же мне все-таки сказать папаше Каню?
— Пусть мажет нос йодом и подбавляет в вино побольше воды…
…Он чуть не изменил своей старенькой Жестине — малолитражке в пять лошадиных сил, но, узнав, что из Ла-Рошели на Лазурный Берег нет прямого поезда, все же двинулся в путь на своей стрекотушке.
На следующий день, в субботу, поспав часа четыре в Марселе, он около десяти был в Каннах и берегом моря, тихого и голубого, как таз с подсинькой, добрался наконец до крохотного порта Гольф Жуан.
