Том 3. Пьесы - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рейн. Пожалуйста, пожалуйста, я... (Встает.)
Аврора. Не уходите далеко, Рейн, у нас только несколько слов.
Рейн выходит.
Милый Фердинанд, вы за ответом?
Саввич. Да.
Аврора. Не сердитесь на меня и забудьте меня. Я не могу быть вашей женой.
Пауза.
Саввич. Аврора... Аврора! Этого не может быть. Что вы делаете? Мы были рождены друг для друга.
Аврора. Нет, Фердинанд, это грустная ошибка. Мы не рождены друг для друга.
Саввич. Скажите мне только одно: что-нибудь случилось?
Аврора. Ничего не случилось. Просто я разглядела себя и вижу, что я не ваш человек. Поверьте мне, Фердинанд, вы ошиблись, считая нас гармонической парой.
Саввич. Я верю в то, что вы одумаетесь, Аврора. Институт гармонии не ошибается, и я вам это докажу! (Уходит.)
Аврора. Вот до чего верит в гармонию! (Зовет.) Рейн!
Рейн входит.
Извините меня, пожалуйста; вот мой разговор и кончен. Налейте мне, пожалуйста, вина. Пойдемте в зал.
Рейн и Аврора уходят.
Милославский (входит задом). Нет, мерси. Гран мерси. (Покашливает.) Не в голосе я сегодня. Право, не в голосе. Покорнейше, покорнейше благодарю.
Анна (вбегает). Если вы прочтете, я вас поцелую.
Милославский. Принимаю ваши условия. (Подставляет лицо.)
Анна. Когда прочтете. А про спирт вы наврали — он страшно пьяный.
Милославский. Я извиняюсь...
Радаманов (входит). Я вас очень прошу — сделайте мне одолжение, прочтите что-нибудь моим гостям.
Милославский. Да ведь, Павел Сергеевич... я ведь только стихи читаю. А репертуара, как говорится, у меня нету.
Радаманов. Стихи? Вот и превосходно. Я, признаться вам, в стихах ничего не смыслю, но уверен, что они всем доставят большое наслаждение.
Анна. Пожалуйте к аппарату. Мы вас передадим во все залы.
Милославский. Застенчив я, вот горе...
Анна. Не похоже.
Милославского освещают.
(В аппарат.) Внимание! Сейчас артист двадцатого века Юрий Милославский прочтет стихи.
Аплодисмент в аппарате.
Чьи стихи вы будете читать?
Милославский. Чьи, вы говорите? Собственного сочинения.
Аплодисмент в аппарате. В это время входит гость, очень мрачен. Смотрит на пол.
Богат... и славен... Кочубей... Мда... Его поля... необозримы!
Анна. Дальше!
Милославский. Конец.
Некоторое недоуменное молчание, затем аплодисмент.
Радаманов. Браво, браво... спасибо вам.
Милославский. Хорошие стишки?
Радаманов. Да какие-то коротенькие уж очень. Впрочем, я отношу это к достоинству стиха. У нас почему-то длиннее пишут.
Милославский. Ну простите, что не угодил.
Радаманов. Что вы, что вы... Повторяю вам, я ничего не понимаю в поэзии. Вы вызвали восторг, послушайте, как вам аплодируют.
Крики в аппарате: «Милославского! Юрия!»
Анна. Идемте кланяться?
Милославский. К чему это?.. Застенчив я...
Анна. Идемте, идемте.
Анна и Милославский уходят, и тотчас доносится бурная овация.
Радаманов (гостю). Что с вами, дорогой мой? Вам нездоровится?
Гость. Нет, так, пустяки.
Радаманов. Выпейте шампанского. (Уходит.)
Гость (выпив в одиночестве три бокала, некоторое время ползает по полу, ищет что-то). Стихи какие-то дурацкие... Не поймешь, кто этот Кочубей... Противно пишет... (Уходит.)
Вбегает взволнованный услужливый гость, зажигает свет в аппарате.
Услужливый гость. Филармония? Будьте добры, найдите сейчас же пластинку под названием «Аллилуйя»[193] и дайте ее нам, в бальный зал Радаманова. Артист Милославский ничего другого не танцует... Молитва? Одна минута... (Убегает, возвращается.) Нет, не молитва, а танец. Конец двадцатых годов двадцатого века.
В аппарате слышно начало «Аллилуйи».
(Убегает и через короткое время возвращается.) Это! (Убегает.)
Рейн и Аврора входят.
Аврора. Никого нет. Очень хорошо. Я устала от толпы.
Рейн. Проводить вас в ваши комнаты?
Аврора. Нет, мне хочется быть с вами.
Рейн. Что вы сказали вашему жениху?
Аврора. Это вас не касается.
Рейн. Что вы сказали вашему жениху?
Аврора внезапно обнимает и целует Рейна. В то же время в дверях появляется Бунша.
Рейн. Как вы всегда входите, Святослав Владимирович!
Бунша скрывается.
Услужливый гость (вбегает, говорит в аппарат). Громче! Гораздо громче! (Убегает, потом возвращается, говорит в аппарат.) Говорит, с колоколами! Дайте колокола! (Убегает, потом возвращается, говорит в аппарат.) И пушечную стрельбу! (Убегает.)
Слышны громовые звуки «Аллилуйи» с пальбой и колоколами.
Услужливый гость (возвращается). Так держать! (Убегает.)
Рейн. Что он, с ума сошел! (Убегает с Авророй.)
Темно.
Конец второго действия
Действие третье
Та же терраса. Раннее утро. Рейн в своей прозодежде у механизма. Встревожен, что-то вспоминает. Появляется тихонько Аврора и молча смотрит, как он работает.
Рейн. Нет, не могу вспомнить и не вспомню никогда...
Аврора. Рейн!
Рейн оборачивается.
Не мучь себя, отдохни.
Рейн. Аврора!
Целуются.
Аврора. Сознавайся, ты опять не спал всю ночь?
Рейн. Ну не спал.
Аврора. Не смей работать по ночам. Ты переутомишься, потеряешь память и ничего не добьешься. Мне самой уже — я просыпалась сегодня три раза — все время снятся цифры, цифры, цифры...
Рейн. Тсс... Мне показалось, что кто-то ходит...
Аврора. Кто же может прийти без сигнала?
Пауза.
Ты знаешь, я одержима мыслью, что мы с тобой улетим. И как только я подумаю об этом, у меня кружится голова... Очевидно, я выродок: с того момента, как ты оказался здесь, мне опротивели эти колонны и тишина Блаженства, я хочу опасностей, полетов! Рейн, ты понимаешь ли, какой ты человек!
В аппарате свет.
Отец. Его сигнал. Летим куда-нибудь! Тебе надо отдохнуть.
Рейн. Я должен переодеться.
Аврора. Вздор! Летим!
Уходят оба. Радаманов входит, останавливается около механизма Рейна, долго смотрит на него, потом садится за стол, звонит.
Анна (входит). Добрый день, Павел Сергеевич!
Радаманов. Ну-с!
Анна. Нету, Павел Сергеевич.
Радаманов. То есть как нет? Это уже из области чудес.
Анна. Павел Сергеевич, бюро потерь искало.
Радаманов. Бюро здесь решительно ни при чем. И часы, и портсигар были у меня в кармане.
Анна. Поверьте, Павел Сергеевич, что мне так неприятно...
Радаманов. Ну если неприятно, то черт с ними! И не ищите, пожалуйста, больше!
Анна идет.
Да, кстати, как поживает этот, Юрий Милославский?
Анна. Я не знаю, Павел Сергеевич. А почему вы вспомнили его?
Радаманов. Вот и я не знаю. Но почему-то только вспомню про часы, так сейчас же вспоминаются его стихи про этого, как его... Кочубея... Что это, хорошие стихи, да?
Анна. Они, конечно, древние стихи, но хорошие. И он великолепно читает, Павел
