Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник) - Антон Демченко

Дверь открылась абсолютно бесшумно, но я её все-таки немного придержал и, оставив узкую, почти незаметную щель меж косяком и створкой, прислушался к происходящему в темной квартире. Тишина.

Проскользнув внутрь, я замер посреди небольшой прихожей и осмотрелся. Три двери, явно ведущие в комнаты, коридор, за ним какое-то помещение, слабо освещенное лунным светом, льющимся в окно, скорее всего, кухня… Хм. Не двигаясь с места, я вновь напряг слух, одновременно отпуская с поводка эмпатию. Ага. Кажется, они все в одной комнате. Дверь справа. Спят? Кажется, да. Что ж, тем лучше.

Связать татей и привести всех троих в чувство. Во-от. Теперь можно и допрос начинать. Господин наемник из рейха, прошу на сцену. Ваш выход.

Опустим грязные подробности нашей долгой и весьма обстоятельной беседы. Скажу только одно, я успел управиться еще до восхода солнца и… оставил уродов в живых. Правда, теперь на полное восстановление им понадобится не пара-тройка недель, как это предполагалось до моего визита, а несколько больше. Пара месяцев, может быть. Всё будет зависеть от того, как быстро у татей будут срастаться кости. Но ведь это такие мелочи, честное слово. Зато теперь я точно знаю, кого следует винить в неудавшемся покушении на Ладу. И это оказался вовсе не полусотник… к моему удивлению.

Причина, по которой хозяин этих ореликов приказал им организовать похищение Лады, мне, честно говоря, совсем не кажется сколько-нибудь осмысленной, но тати ничего иного сообщить не могли. Они были абсолютно уверены, что таким образом их командир хотел отыграться за якобы нанесенную ему обиду. Ладно. С этим можно разобраться и попозже. Пока этому умыкателю чужих жен всё равно будет не до мыслей о жуткой мести. А вот перед полусотником мне, честно говоря, даже немного стыдно. Заочно.

Да, он вытащил этих молодчиков и оплатил за них штраф, стараясь скрыть произошедшее от окружающих. А потом лично отметелил всех троих за то, что пошли на поводу у его сына и попытались выкрасть для обиженного и пораненного дитяти замужнюю женщину. Думаю, он бы и сыну вломил, да тот после хольмганга и так еле двигается. Вот так-то. Бережной, оказывается, был в чем-то прав. А я – нет. Стыдно. Эх, так промахнуться! «Элементарно, друг мой»… «трубки не хватает»… Тоже мне, Шерлок Холмс недоделанный.

Я вздохнул и, уже привычным усилием погрузив своих говорливых собеседников в оздоровительный сон, покинул квартиру. Скоро рассвет, а мне еще до гостиницы чапать и чапать. Надо поспешить. Тем более что, если я не ошибаюсь, то завтра, точнее, уже сегодня нас будет ждать увлекательнейшее зрелище. Спектакль одного актера, пьеса под названием: «Кающийся грешник». В том смысле, что если допрошенные мною варнаки не соврали, то после обеда Климин привезет к нам в гостиницу своего болезного сынулю, который и станет бить поклоны перед Ладой и слезно молить о прощении. Хотя я бы на месте полусотника заставил его просить прощения у родни того, четвертого подельника, что сейчас, с пулей во лбу, лежит в леднике патологоанатомического отделения брежского полицейского департамента.

Говорю же, сделал меня старый бретер… Хотя… кое-какие нестыковки всё равно остаются, и они, между прочим, никак не дают мне покоя. Ну да ладно, разберемся. Как говорилось в одной умной книжке, «все тайное рано или поздно становится явным». Так что, подождем немного, а там, глядишь, и еще какие подсказки выскочат. Прорвемся.

Глава 2

Иногда лучше ошибиться, чем убедиться в собственной правоте

Визит младшего Климина фурора не произвел, да, честно говоря, я и сам не особо горел желанием превращать частное событие в публичное действо. И в этом моем нежелании не было никакой заботы о чувстве гордости молодого ушкуйника или боязни того, что он еще больше обозлится на мою семью. Всё гораздо проще. Хорошенько подумав, я решил не оставлять дела на самотек и разобраться в происходящим до конца. Ну не понимаю я, зачем Нестору Климину потребовалась вся эта заваруха с похищением. Крышу от любви сорвало? Смешно… Конечно, сам этот лихой ушкуйник вряд ли захочет ответить на мои вопросы, и именно поэтому я надумал перекинуться парой слов с его отцом, благо тот заявился в гостиницу вместе с сыном. Естественно, что он также не горел желанием общаться со мной, и уж тем более не стал бы тратить время на беседу после публичного принесения извинений. А вот если извинения будут принесены в более… хм… камерной обстановке, тогда у меня появляется шанс… И кто я такой, чтобы от него отказываться?

Лада молча и неподвижно, с невозмутимостью скульптуры выслушала короткую речь бледного гостя, явно еще не оклемавшегося после проигрыша на хольмганге. И лишь когда ушкуйник умолк, закончив бормотать о том, «что лишь потеряв голову от страсти, он пошел на столь неблаговидный поступок», Лада наконец пошевелилась. Медленно поднявшись с кресла у окна, специально перетащенного охранителями из спальни в гостиную, она оперлась на мою руку и, сделав несколько шагов, оказалась в каком-то полуметре от мрачно глядящего на нас Нестора. Интересно, он в самом деле думает, что Лада поверит в этот бред?

Несколько секунд она всматривалась в лицо старого знакомого, после чего кивнула.

– Я принимаю твои извинения, Нестор Любимич и… рада, что некогда мой отец отказал тебе в сватовстве. – В этот момент, я еле успел удержать спокойное выражение лица. Какие тайны вскрываются, однако!

Лада развернулась, отпустила мою руку и, не проронив более ни слова, исчезла за дверью спальни. Климин-старший катнул желваки и, смерив ссутулившегося сына совершенно нечитаемым взглядом, мотнул головой, молча приказывая ему выйти из номера. Нестор также безмолвно подчинился.

– Любим Будеславич, не могли бы вы задержаться? – Мой голос остановил полусотника, когда тот уже собрался было покинуть гостиную следом за сыном. Климин обернулся и недоуменно приподнял бровь. Дескать, что вам еще нужно, любезный? Ну как не ответить на такой вежливый вопрос… – У меня есть к вам разговор, и боюсь, непростой.

– Я вас внимательно слушаю. – Нет, это просто поразительно, как столь нейтральная фраза в устах этого… превращается чуть ли не в прямой посыл по известному сексуально-пешеходному маршруту. Талант, определенно талант. И сейчас мы его будем шлифовать, в полном соответствии с «Рекомендованной методикой ведения ментального допроса» за авторством моего дражайшего шефа.

Я указал Климину на кресло, только что оставленное моей женой.

– Присаживайтесь, Любим Будеславич. – Дождавшись, когда мой оппонент разместится в кресле, я уселся на диван и продолжил: – Для начала позвольте узнать, вам известно, по какому ведомству я служу?

В глазах полусотника на миг скользнула растерянность… а потом пришло понимание.

– Угрожаете, господин охранитель? – Тонкие губы разошлись в кривом подобии ухмылки, а вот эмоциональный фон моего собеседника буквально вскипел.

– Ничуть. Только хотел бы уточнить, откуда вы узнали этот факт моей биографии. – Покачав головой, ответил я. Качели, они качели и есть. Ошеломить, разозлить, удивить, и по новой…

– Откуда? – переспросив, нахмурился Климин.

– Именно. Я, разумеется, не делал тайны из своей службы, но и не объявлял о ней во всеуслышание. О! И если вы сейчас скажете, что кому-то из вашей досмотровой команды во время визита на «Варяг» попались на глаза некие документы, в которых данный факт был отмечен, я рассмеюсь, честное слово. Так что, Любим Будеславич, поведаете, какая птичка напела вам эту песенку?

– Мир слухами полнится, Виталий Родионович. – Развел руками полусотник, оправившись после моего заявления. Пришел в себя? Молодец. Лови.

– О да, что касается слухов, тут вам равных нет, Любим Будеславич. – Рывком увеличив давление на слабую ментальную защиту собеседника, я подался вперед. Очевидно, получилось слишком резко, поскольку не ожидавший этого Климин тут же отшатнулся. – Особенно когда дело доходит до их распространения.

– Не понимаю, о чем вы, господин Старицкий, – выдохнул полусотник, явно чувствуя неудобство от нарастающего давления на свои эмоции и мысли. Нет, я не пытался читать своего оппонента, до такого мастерства еще очень далеко, но вот зажать его в тиски воли, сковывая эмоции и контролируя ментальные оболочки, это мне уже вполне по силам. Лгать и изворачиваться под таким прессом проблематично даже для мастеров управления менталом, а уж Любим Будеславич к таковым точно не относится.

– Вам напомнить, как в кружале вы обвиняли мою законную жену в том, что она стала содержанкой у «канцелярской крысы»? То есть фактически обозвали её продажной девкой… – Настала моя очередь кривить губы в злой ухмылке. И давить на него, давить, пока не дрогнет! Зацепив взглядом взор Климина, я откинулся на спинку дивана и, так и не дождавшись ответа, побарабанил пальцами по лакированному подлокотнику. – Что ж. Вижу, намек вы не поняли. Тогда буду говорить открыто. Либо вы сейчас, не таясь, рассказываете мне, кто, когда и при каких условиях рассказал вам о моей персоне, либо покидаете этот номер, но предупреждаю, как только вы окажетесь на людях, я тут же брошу вам вызов на хольмганг за нанесенное моей жене оскорбление, чему был свидетелем её отец. До смерти. А после приглашу в круг и вашего сына, за попытку похитить мою жену. Ведь его извинений кроме нас никто не слышал, не так ли? Ну так как, Любим Будеславич, желаете, чтобы ваш род пресекся?