Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем

Оружие в руках давно не было, за невостребованностью пистолет перекочевал в боковой карман куртки. Его место заняла самая обычная палка, служившая одновременно посохом и щупом, позволявшим избегать ненужных столкновений. В памяти всплыли кадры старого советского мультика про ежика, блуждающего в тумане. Он там тоже вечно во все тыкался и пугался любого шороха. Не то чтобы я прям боялся, но периодически вздрагивал: натянутые струной нервы давали о себе знать. В воздухе, наполненном сырым запахом леса, появились странно знакомые нотки, как будто горело неподалеку. И тянуло горячим песком… Откуда ему здесь взяться, песку этому, посредине зимы?

Впрочем, долго думать над сим феноменом не пришлось. Вскоре меж деревьев замаячили огоньки долгожданной трассы — наконец-то… Я невольно прибавил шагу, стремясь как можно быстрее добраться до финиша. И вдруг услышал журчание воды, едва различимое на общем фоне.

Липкий холод пробежался по вспотевшей спине. Сначала запах раскаленного песка, теперь вот гребаный ручеек. Неужели госпожа Сарбаева включила капсулы, несмотря на все предупреждения и запреты? Нет, быть того не может. Диана не такая, она не станет мелочно мстить из-за женских обид. Высмеять или наговорить гадостей — завсегда пожалуйста, но вот чтобы так, подвергать риску жизни сразу двух человек, один из которых ни в чем неповинный сопляк?

А может причина в другом? Может зря столь слепо доверился девушке, о которой толком ничего не знаю. Да — молодой педагог, да — работает в школе: неплохо разбирается в программировании и 3D моделировании. А что ей при этом мешает быть ассистентом Гладышева? Профессора с мировым именем, обласканного вниманием сильных мира сего. Ученого, чьи исследования щедро спонсируются государством. Некоторые ради великих перспектив в карьере, не то что жизнями парочки людей пожертвуют, они мать родную продадут.

Диана Ильязовна… нет, не может того быть. Не было в госпоже Сарбаевой фальши. Неопытности хватало, наивности и даже девичьего романтизма, который она неловко прятала за ширмой цинизма. Но вот чего в ней точно не было — это холодной расчетливости и непомерных амбиций. Не тот она человек, чтобы ради достижения целей идти по головам.

Я слишком сильно задумался, на миг утратив концентрацию. И по закону подлости именно в этот самый момент из-за ствола дерева появилась фигура. Всплыла густой тенью на фоне горящей многочисленными огнями трассы. Одна рука неизвестного болталась в районе расстегнутой ширинки, а вот вторая выхватила нож. Я ничего толком понять не успел, как холодная сталь мелькнула в воздухе, и острая боль пронзила бок.

Ах ты ж, зараза… Вместо того, чтобы отпрянуть, я сделал шаг вперед. В темноте сверкнули белки расширившихся от ужаса глаз. В ноздри ударил перченый аромат чужого одеколона, а палка-посох упала на землю. Кому она нужна, когда дело доходит до рукопашной. Это у меня ноги калечные, а руки подобны двум скользким гадюкам. Конечно, хотелось бы более поэтичного эпитета, но Сэмпай что лучше знал, с тем и сравнивал. Сроду кобры в Якутии не водились, в отличии от щитомордников.

Одна ладонь уперлась в небритый подбородок мужика, другая в выпуклый лоб. Резкое движение, хруст шейных позвонков и обмякшее тело падает на землю.

Засовываю руку под кожанку и ощущаю под пальцами липкую жидкость. Все-таки успел порезать, зараза. Вроде бы ничего серьезного — спасибо толстой кожанке. Лезвие прошло вскользь, не задев важных органов, только легче от этого не становилось. Обыкновенно люди умирали от кровопотери, особенно если дырка такая, что хрен заткнешь.

Поднимаю голову и вижу цепочку ярких огней впереди. Трасса рядом, мне бы только добрести, а там глядишь и до ближайшей больнички подбросят.

Осторожно, шаг за шагом, передвигаю культяпки по вымерзшей траве. К запаху прелой листвы примешивается тяжелый металлический привкус крови. Только бы не споткнуться, только бы не упасть. Не уверен, что после этого смогу подняться.

Впереди гудят провода, доносятся звуки пролетающих мимо автомобилей. В будние дни трасса буквально кипела от сплошного потока машин. Но то в будние, а сейчас на дворе праздник — страна отмечала четвертый день Нового Года, потому и шоссе было свободным.

Шаг, и еще один — медленно сокращаю расстояние до полотна дороги. Впереди небольшая насыпь, но даже по ней тяжело подняться, учитывая калечные ноги. Только бы не упасть, только не упасть…

Чувствую, как правая штанина тяжелеет, пропитываясь кровью. В голове шумит, появилась невообразимая легкость, но мир пока не кружится, а значит можно и нужно идти. Метр за метром, добираясь до серой полоски асфальта.

Пар валит изо рта, кожанка расстегнута нараспашку, но холодный воздух не ощущается. Тело словно онемело от боли, одна лишь правая сторона горит огнем. Сквозь прижатые к боку пальцы обильно сочится кровь. Может это всего лишь сон? Очередной кошмар, порожденный адской машиной? Что ж, тогда это не самое страшное, что может случится в жизни. Особенно если вспомнить запертую школу, переполненную раскаленным песком. Вот где была настоящая преисподняя. По сравнению с ней перспектива сдохнуть на обочине покажется раем небесным.

С трудом перелезаю через металлические ограждения и тут же слышу протяжный гудок — серебристый седан со свистом проносится мимо. Недоволен он… Я вот может тоже многим недоволен, чай не от жизни хорошей выбрался на дорогу.

Была мысль выбраться на середину, но сил хватило дойти лишь до первой полосы. На нее и падаю, выставив вперед руки. Шершавый асфальт болью отдается в ладонях, а культяпки молчат, что странно.

И вновь протяжный сигнал — очередной рассерженный автомобиль скрывается за спиной. Торчу здесь, мозолю глаза, как единственная кегля на дорожке. Только быть сбитым не боюсь: вдоль парка идет прямой участок шоссе, видимость хорошая. А вот то, что могут не остановиться, об этом как-то не подумал. В век высоких скоростей кому захочется тратить драгоценное время на незнакомого человека, выпершегося на средину трассы. Мало ли наркоманов по городу бродит или просто сумасшедших людей.

Опираюсь на ладони и яркий свет фар слепит глаза — разукрашенный внедорожник пролетает мимо, обдав лицо порывами ветра. Этот даже на клаксон давить не стал, просто ушел на соседнюю полосу. Следом прогромыхал грузовик, два микроавтобуса, корейский спорткар, и большое… даже не пойму толком что, в глаза все двоится и расплывается, словно туман наползает.

Рукой бы помахать, позвать на помощь, но на одной я лежу, а другая пытается заткнуть рану. Пальцы… ткань — уже давно все слиплось, перемешалось и превратилось в сплошной комок. Вот оно как бывает… Сходил за пельмешками в супермаркет.

Резкий визг тормозов бьет по ушам. Слышу, как громко хлопает дверца, поднимаю голову и вижу радиаторную решетку старенького авто. Куцеватая морда, раскосые фары — это ВАЗ 5106, снятый с производства лет десять назад. До сих пор колесит по дорогам страны.

Вижу морщинистые руки с характерными для стариков пигментными пятнами. Слышу чей-то голос, но ни хрена разобрать не могу: все плывет и кружится.

— Отец, мне до больнички добраться, — шепчу одними губами и проваливаюсь в темноту.

Забытье бывает разным. Иногда непроницаемо черным, в которое ухаешь с головой, как в бездонный колодец: и нет ни мысли, ни образов. А порою болтаешься на поверхности сознания, словно какашка бесхозная на волнах, и всякая дрянь в голову лезет: путаешь явь со сном, реальность с вымыслом. Со мною такое после химии обыкновенно случалось, когда в кровь пускали какую-нибудь дрянь. Лекарство, от которого и без того слабый разум начинал мутиться.

Белый потолок, больничная палата и всюду бушмены: лезут через окна, крадутся по коридорам. Много их — десятки, может быть сотни, затаившихся по углам, поджидающих за дверью. Один из них, наиболее прыткий, захотел воспользоваться беспомощным состоянием Василия Ивановича, попытался подушкой придушить. Только не на того напал, урод голожопый.