Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Существуют же удачные примеры, — сокрушался товарищ. — Вон у соседа жена операцию сделала, словно помолодела лет на десять. Не отличишь от старой фотографии. Этой же все неймется… Были и губы, и нос нормальными, зачем сочинять? Зачем придумывать то, чего отродясь не было? Отрихтуй, где надо, подтяни, обнови подвеску, но нахрена вот это…
Михалыч схватился за нос-картошку, и попытался сузить его совсем уж до неприличных размеров. Размахался руками, едва не опрокинув стакан с соком. Пришлось успокаивать не в меру разошедшегося товарища.
— Она женщина.
— Мигера она, а не женщина. Другие бабы как бабы, а эта…, - Михалыч снова махнул рукой, досадуя на обстоятельства.
— Ты лучше скажи, чего сорвался? В ней причина?
— Да если бы… Ты во всем виноват.
— Я?!
— Ну а кто еще названивал на ночь глядя. Заладил свое, словно попугай: проверь автосалон, проверь… лужа крови под дверью. Проверили, теперь доволен?
Михалыч грязно выругался, прямо и без затей.
— Подожди, — не понял я, — вы там что-то нашли?
— Фрагменты шести тел — замытая кровь, волосы, клочки кожи в сливном стоке. Четырех опознали: офисный клерк из страховой конторы, мамаша в разводе и два студента местного экономического.
— Вот ведь зараза!
— Подожди расстраиваться, ты еще главного не знаешь. Один из студентов родной сын Травникова.
— Того самого? — я ткнул пальцем вверх.
— Того самого, — подтвердил собеседник. — Козла, скакнувшего из кресла мэра сразу в вице-премьеры федерального правительства.
Я выругался… Выругался и Михалыч, помянув нечистого. Дурная история вышла, неприятная. Случилась она около года назад, когда сынок, тогда еще мэра, внезапно испарился. Всю губернскую полицию подняли на уши, даже коллег из соседних областей подтянули. Михалыч лично по кустам с фонариком ползал, проклиная малолетнего наркомана. Тело подростка так и не нашли, хотя перетряхнули весь город и близлежащие окрестности. Травников бушевал, лишившись единственного наследника: требовал и угрожал, подключая всевозможные связи. Но даже поддержка самых влиятельных лиц государства была не способна изменить ход расследования — сынок, словно в воду канул.
Душа мэра требовала мести: зашатались кресла, полетели погоны, целый ряд чиновников лишился своих постов. Судный день в масштабах отдельно взятой губернии.
И вот теперь, когда власти и возможностей у безутешного папаши несоизмеримо больше, а останки сына обнаружились в местной автомастерской…
— Понимаешь, мы эту группировку два года разрабатывали. Целых два года… и теперь все коту под хвост. Травников рвет и мечет, комиссию из главка подтянул. Мое начальство на ковер вызвали, вопросы нехорошие задают: почему так долго тянем с расследованием, почему бардак под носом развели. А там схем и задействованных лиц немерено, ниточки через океан до Латинской Америки тянутся, — Михалыч с досады хлопнул по крышке стола, отчего забытая в сковороде ложка, жалобно лязгнула.
Взяв стакан с соком, он с отвращением поморщился.
— Может все-таки нальешь водочки?
И такая надежда прозвучала в его голосе, что сердце невольно екнуло. Разок екнуло и забыло, потому как я не жалостливая мамаша, а Михалыч не дите невинное, а хронический алкаш.
— Дальше что было?
— Все-то тебе расскажи…, - поняв, что на беленькую можно не рассчитывать, приятель залпом допил густые остатки из стакана. Запрокинув голову, дернул пару раз кадыком, словно не сок томатный употребил, а водку из холодильника. Оттер подбородок от красных потеков и мутным взором уставился на меня. — А дальше понаехали из округов, да из столицы ОРБ, ФСБ, фаэррр…, фаэс…Короче, хрен выговоришь, но тоже на три буквы. Такого шороху навели, что весь крупный зверь за кордон ушел. Георгия Валентиновича помнишь?
В голове всплыл образ мужчины представительного вида, предпочитавшего тишину во время обеда.
— Жора, с которым я в столовой автомастерской встречался?
Михалыч, то ли кивнул, то ли боднул головой воздух.
— Георгий Валентинович, чтобы земля у него под ногами горела, одним из первых из страны сбежал. Скрылся в горных районах Таджикистана, стоило запахнуть жареным… Два года работы, целых два года! Всех упустили, вся верхушка как вода сквозь сито ушла, только мелкая шушера и осталась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— А вы нахрена Травникову о сыне сообщили? Придержали бы информацию до поры до времени.
— Умный, да? — перебил меня Михалыч. — Ты в школе своей сидишь, ну и сиди дальше, в роботах ковыряйся. И больших дядь жизни учить не берись, без тебя найдется кому. У нас сам Завьялов о результатах экспертизы не знал, а Травникову уже позвонили. Так вот те, кто расстарались и позвонили, через пару месяцев новенькие погоны обмоют и улетят на тепленькое место в Москву. А Завьялов в лучшем случае окажется в Хабаровском крае, будет покой местных лосей охранять. Бардак у нас, Василий, понимаешь? Как в любой крупной госструктуре, бардак. Вместо того чтобы делом заниматься, все переключились на межведомственные разборки: кто, почему и зачем… Сука! За жопы свои боятся, за кресла держатся, чтобы ветром не унесло. До меня докопались, временно от дел отстранили до выяснения обстоятельств.
— А тебя-то за что?
— За то, что начальству на глаза нарисовался. Кстати, готовься, не сегодня-завтра тебя на допрос вызовут.
— Не понял…
— А чего здесь непонятного. Как каша заварилась, начали выяснять с кого все началось. Ну меня за жопу и взяли, откуда мол про ту комнатку узнал. Кто звонил, кто наводку дал? Сам понимаешь, врать мне не с руки.
— Да, врать ты не мастак, тут даже полиграф не нужен.
— Вот и я о чем, — подтвердил Михалыч. — Да ты не боись, ничего плохого с тобой не случится. Может еще и наградят, как сознательного гражданина. Расскажешь все как было: мол дверь в служебное помещение видел, с подтеками крови на пороге, потому и решил сообщить в соответствующие органы.
— А о цели встречи им тоже рассказать?
— Они уже все знают.
— И про преследование молодой учительницы?
Кивок головой.
— И про просьбу Жоре посодействовать, приструнить хулиганов?
Снова кивок.
— И про прибор РЭБ, который вынужден был ему отдать?
— А вот про это молчок. Меня никто не спрашивал, и ты помалкивай.
Ну хоть здесь хорошо. Данное обстоятельство отношения к делу не имело, поэтому за боевого товарища можно было не переживать. Мамон далеко не ангелочек с крыльями, живущий за счет доходов жены. Там если копнуть поглубже, такие подробности всплывут, на несколько пожизненных сроков хватит. Разумеется, в конторе про Мамона кому надо знали, и глаза на незаконную деятельность рукастого инженера закрывали, периодически пользуясь его услугами. Крыша вроде крепкая и надежная, только вот не одна конструкция не устоит, когда на улице такой ураган бушует.
Н-да… позвонил, называется. Захотел проверить догадку про сон вот и проверил на свою голову. И ладно бы только на свою. Не зря Михалыч забухал, ох не зря.
— Что теперь с тобой будет?
— А-а-а, — Михалыч махнул рукой, дескать до гори оно все синим пламенем. Повертел в руках пустой стакан и вопросительно уставился на меня. Пришлось доливать томатного сока из полупустой банки, а то у товарища такой тремор случился, что зубами о край стакана стучит.
— С работы не погонят, но подполковничьих звезд, как своих ушей не видать. Так и досижу до пенсии в майорах.
— Все лучше, чем лосей под Хабаровском охранять.
— И то верно, — согласился Михалыч, и клацая зубами опорожнил стакан.
Сон-то вещим оказался. Не просто так распотрошенная девка под потолком висела, кишками наружу. Кто же знал, что помимо нее в комнате еще несколько человек окажется, точнее их фрагменты. И что хуже всего, часть из них принадлежала сыну вице-премьера правительства. Если бы знал заранее, сроду бы не позвонил. Только что уж теперь переживать, когда дел наворотил…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Как и предупреждал Михалыч, на следующий день меня вызвали в отделение полиции. Посадили в комнату без окон и стали допрашивать до самого вечера. Подключили к телу датчики полиграфа и задавали одни и те же вопросы, бесконечно по кругу. Я настолько от них устал, что под конец на дурацкое «вас зовут Алексей», ответил честное утвердительное «да». Только после этого надо мною смилостивились и отпустили домой.