Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6) - Октавиан Стампас

- Говорите, мессер, что вам надо.

Я же продолжал вести разговор на франкском:

- Я хотел бы знать, мессир Магистр, кто и каким образом должен был доставить меня во Францию.

В глазах Магистра загорелись зловещие огоньки, и я сразу догадался, что у него есть, чем удивить меня.

- К моему прискорбию, мессер, вы немного опоздали, - с кривой улыбкой на губах проговорил Сентилья. - Они не дождались вас, а потому вполне здраво заключили, что добраться до берега вам так и не удалось.

- И что же? - нетерпеливо спросил я, потому что Сентилья тут лукаво умолк.

- Они послали вместо вас другого человека, - роковым голосом сообщил он.

Больших усилий стоило мне сдержать смятение. Кто мог быть другим? Неужели может найтись на свете еще один Удар Истины?

- Кого? - переведя дух, задал я новый вопрос.

- А вот в эту тайну они не сочли нужным посвящать меня, - проговорил Сентилья, более, однако, не выказывая надо мной превосходства. - Но все же, мессер, у меня осталась возможность добиться хотя бы части прибыли. Мне известно, что человек, заменивший вас, был отправлен во Францию с каким-то другим провожатым или даже вовсе без такового. Тот, на чьем попечении были вы, остался на месте, то есть во Флоренции.

- Вы сможете показать мне его? - вздохнул я с некоторым облегчением.

- Разумеется, да, - твердо сказал Сентилья, и вновь очень скверная улыбка зазмеилась по его губам. - Буду честен с вами, мессер, это дело не представляется трудным.

- Пусть так, - согласился я, - зато другая услуга потребует от вас больше стараний. Речь пойдет о Фьямметте Буондельвенто.

Теперь на несколько мгновений оторопел сам Великий Магистр, однако и он, как и должно опытному воину, быстро оправился от удара.

- У вас острый глаз и весьма благородный вкус, мессер, - ухмыляясь, признал он.

- Я рад, мессир, что вы поддерживаете мой выбор, - безо всякой усмешки сказал я. - Таким образом услуга не будет вам слишком в тягость. По всей видимости, мне придется на довольно длительный срок покинуть Флоренцию. Мне очень не хотелось бы, чтобы с Фьямметтой Буондельвенто за время моего отсутствия случились бы какие-то неприятности по чьей угодно вине.

- А главное, по вине ее братца, - уже почти беззлобно ухмыльнулся Сентилья. - Вы желаете, чтобы я присмотрел за ней?

- Именно так, мессир Великий Магистр, - кивнул я, вполне довольный выражением лица Сентильи. - Но - чтобы с умом и как бы издали, вроде рыцаря Прекрасной Дамы. Надеюсь, вы меня понимаете?

- Еще бы не понять! - важно похвалился собой Сентилья. - Будьте спокойны, мессер, с такой великой миссией я отлично справлюсь. И клянусь, что пальцем к ней не прикоснусь. Довольно с меня, что едва без глаз не остался. Эту свирепую кошечку я теперь рад приберечь для вас, мессер, в самой изящной клетке. Тем более, что векселя, подписанные Гвидо, как я понимаю, вами же и будут теперь выкуплены.

"Так вот что хотел получить Сентилья от Фьямметты в уплату за долги братца!" - догадался я, но сдержал бешенство и спокойно предупредил его:

- Гвидо уплатит за себя сам.

- Вот как! - приподнял брови Сентилья. - Совсем благородное дело.

- Если вплоть до моего возвращения Фьямметте Буондельвенто не придется изведать всяких бед и невзгод, за исключением бедствий, над которыми мы не властны, то вы, мессир Магистр, получите от меня еще десять тысяч золотом, чуть не скрипя зубами, пообещал я.

- Вы думаете обо мне слишком плохо, мессер, - проговорил Сентилья, внезапно омрачившись, и даже отвернулся от меня в сторону, конечно, сразу же наткнувшись взглядом на коленопреклоненного Гвидо, который своего шлема не снимал и потому остался неузнанным.

- Осталось только вызнать, кто же такие они, - обратился я к затылку Магистра, вовсе не опасаясь при этом за свое достоинство, - и что им в действительности от нас обоих нужно.

- О, мессер! - немедля повернувшись ко мне, вздохнул Сентилья, будучи, как ни странно, столь же хитер, сколь и быстро отходчив от приступов злости; впрочем, странного тут мало: такова вообще существенная черта флорентийского характера. - Уж если такой необычайный человек, как вы, и то рискует разбить себе голову об эту загадку, то я и вовсе, крепко ударившись об нее, останусь одним мокрым местом. Иногда мне кажется, что все дело затеяли иоанниты, глядя на денежки Храма и облизываясь, как коты. А иногда мне приходит в голову, что за кустами притаились настоящие тамплиеры.

- Настоящие? - удивился я.

- Не знаю, как их назвать, - пожал плечами Великий Магистр. - Многие слышали о каком-то "внутреннем круге" особо посвященных. Может быть, они сами и подставили королю Франции и Папе вроде приманки весь этот Соломонов Храм со всеми его рыцарями и первосвященниками. Но что за ловушку они готовят всему миру, я ума не приложу. И, честно признаюсь вам, додумывать, а тем более дознаваться у меня нет ни малейшего желания. Я так полагаю: чем больше тайна или чем больше окажется по размерам эта ловушка, тем меньше вреда лично для меня, для моих доходов и для моей благословенной Флоренции. В конце концов, после изгнания из Рая Адам с Евой оказались на грешной земле, которую тоже можно считать мышеловкой, но ведь согласитесь, мессер, эта мышеловка оказалась достаточно вместительной, чтобы не биться в отчаянии об ее решетки. И вот, что хочу еще вам сказать...

Но в это самое мгновение над толпой вновь прокатился Юпитеров глас шутовского Папы. Кривой лудильщик, завершив "ослиную мессу", торжественно покинул храм и повелел всем грешникам подняться на ноги и следовать далее по тропам покаяния.

Великий Магистр поспешил снова нахлобучить на голову свой рогатый шлем, однако я удержал его за руку.

- Мессир, вы совсем забыли о своих грехах, даже не успев получить отпущения, - напомнил я ему и указал на ящик. - Берите скорее, а то они достанутся кому-нибудь другому, "и будет то зло еще хуже первого".

Бросив на меня взгляд, как мне показалось не означавший ничего определенного, Сентилья накинул себе на шею цепную петлю, а затем, поместив на место магистерский шлем, попытался подняться на ноги со всем грузом "смертных грехов". Надо сказать, у меня самого колени онемели от долгого стояния на камнях, а уж Великий Магистр тамплиеров под тяжестью грехов Ордена и своих собственных вовсе застонал. Нам с Гвидо пришлось помочь ему обрести равновесие.

- Ну и денек, черт меня совсем побери! - хрипло пробормотал Тибальдо Сентилья, обхватив руками ящик и с трудом двигая ногами.

Празднество, между тем, переместилось от собора Санта Мария дель Фиоре к фасаду Дворца Народа, где обычно собирался приорат Флоренции и вершились важные судебные дела.

Здесь, прямо перед дверьми палаццо, из бревен, хвороста и дерна был сооружен огромный вертеп, изображавший ад, что уже был населен его законными, рогатыми и хвостатыми обитателями, которые пронзительно визжали и улюлюкали, мохнатыми лапищами маня к себе приближавшихся жертв. На вершине вертепа был установлен престол в виде ночной вазы с высокой спинкой. Шутовской Папа полез по лестнице наверх, притворяясь при этом, что вот-вот оступится и рухнет вниз, то ли на руки зрителей, то ли прямо в лапы чертей. Оказавшись у цели, Папа задрал по пояс свои священные одежды и, предъявив всему народу кривые и волосатые ноги, ничем не отличавшиеся от членов обитателей преисподней, под восторженный рев толпы уселся голым задом на свой престол. Еще больше восторга вызвало поднятие на вершину вертепа смиренного осла, которого, перепутав веревки, случайно перевернули вниз головой.