Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тэночка уезжает… совсем… – простонал Антон, закрывая лицо руками. – Да, совсем…
– Анна Гавриловна? Уезжает? Зачем же ты здесь в такую пору? Впрочем, извини, может быть, это нескромный вопрос…
– Э, нечего скрывать: она прогнала меня еще с вечера… да. Ну, я и бродил всю ночь по городу, как собака.
– Гм… да-а.
Гость и хозяин посмотрели друг на друга. Все было ясно, как день. Маленький человечек сделал какое-то больное движение и заговорил, быстро роняя слова:
– Видишь ли, Иван Васильевич… Я, да, я считаю тебя лучшим своим другом… да. И поэтому пришел к тебе… Ты видишь, в каком я положении?
– Опять история с докторшей? – строго спросил Иван Васильевич, хмуря брови.
– Какая там докторша… Это уж давно позабыто.
Гость даже улыбнулся, а хозяин сделал нетерпеливое движение. Последний вспомнил, что Антон только на днях вернулся из Петербурга, значит, привез с собой какое-нибудь приключение.
– Послушай, Антон, у тебя странный характер, чтобы не сказать больше… Я могу только удивляться тебе.
– Презирай меня, бей, но спаси… Я тебя буду просить на коленях.
Маленький человечек быстро скатился со своего кресла и действительно очутился на коленях. Он умоляюще протянул вперед свои маленькие ручки и заговорил еще быстрее, точно кого-то догонял:
– Спаси, спаси… Ваня, спаси! Я знаю, что ты сейчас презираешь меня, – я сам презираю себя. Но все-таки спаси… Ты знаешь, какой характер у Тэночки?..
– Послушай, Антон… Что же я могу сделать?.. Это не в первый раз…
– Клянусь тебе всем святым, что в последний. Больше ни-ни… Будет. О, довольно… И потом, ты знаешь, как я люблю Тэночку.
Иван Васильевич взял гостя за руку, подвел к зеркалу и проговорил:
– Посмотри, у тебя седые волосы пробиваются на голове… Как тебе не стыдно, Антон! Мы уж совсем старики… Пора остепениться!..
В зеркале обрисовались два портрета. Один толстый обрюзглый мужчина за сорок лет – в том возрасте, когда женщины проходят мимо, другой походил на цыпленка. Зеркало являлось для обоих самым жестоким обвинительным актом, какой только можно было себе представить. Иван Васильевич уже давно примирился со своей участью и мог только удивляться роковой жизнерадостности Антона.
– Видишь ли, Ваня, я еще жить хотел, то есть даже и не жить, а так… вообще… – оправдывался Антон, оправляясь перед зеркалом. – Докторша пустяки, это давно прошло, а… Одним словом, Тэночка тебе лучше расскажет. У тебя, право, есть такое особенное уменье разговаривать с женщинами…
Антон, спасая свою шкуру, льстил самым грубым манером, но сейчас он был готов решительно на все. «Оратор» взглянул на него через плечо и только вздохнул. Он припомнил грустную историю, как бежала его собственная жена и как его ораторство способствовало этому бегству. Да, старая рана на минуту раскрылась, и Иван Васильевич посмотрел на своего друга почти с ненавистью.
– Да одевайся же ты, ради Бога, – торопил Антон, поглощенный, мыслью об отъезде жены. – Понимаешь: совсем уезжает. Ты знаешь, какой, у нее решительный характер.
– Сейчас еще рано… Она спит. Мы напьемся чаю, ты немного успокоишься… Вообще торопиться некуда.
Антон взглянул на друга умоляюще, закрыл лицо руками, и в комнате послышались глухие рыдания.
– Я… так… ее… люблю… Я… без… нее… жить… не… не… могу… Я… за…стре…люсь…
– Застрелиться еще успеешь, а чаю мы все-таки напьемся… Перестань хныкать. Я сейчас позову Глашу… Нехорошо при прислуге показывать все.
– Ах, я несчастный… Что такое чай?.. Ты просто циник… У человека вопрос жизни и смерти решается, а он – чай.
Иван Васильевич только фыркнул носом и крупными шагами отправился в свою спальню одеваться.
«Лучший друг, не угодно ли? – сердито думал он, засучивая рукава рубашки для умыванья. – Благодарю покорно… Идти объясняться с этой взбалмошной бабой… Пожалуй, еще в шею выгонит…»
Кстати, Иван Васильевич припомнил, что он член окружного суда, занимает известное общественное положение, все в городе его знают, и вдруг скандал… За Тэночку нельзя поручиться. И когда проклятый Антон успел возвести его в сан главного друга? Кажется, достаточно у него друзей и мог бы почтить этой милой привилегией кого-нибудь другого. Впрочем, у Антона истории с женой повторяются периодически, и эти другие уже испили свою чашу, а теперь его очередь.
Кстати, Антона все любили. Он создал себе какое-то особенное положение, не в пример другим. Когда-то он кончил университет, когда-то и где-то служил, потом бросил все и «сел на хозяйство». Это сиденье закончилось полнейшим крахом. Антон очутился на улице, и его спасла только смерть какой-то богатой тетки, оставившей ему кругленькое состояние. Сейчас Антон решительно ничего не делал, а просто жил, т. е. по-русски убивал время: днем скучал у себя дома, а вечером отправлялся скучать в клуб или к кому-нибудь из знакомых. Одних именинников сколько наберется, а потом званые обеды, юбилеи, крестины, свадьбы – одним словом, дохнуть некогда, хотя и скучно чертовски. Антон был везде душой общества, как лучший рассказчик и остроумный человек. Несмотря на свою невзрачную наружность, он пользовался большим успехом у женщин. Они с ним не скучали и платили за это удовольствие золотой монетой. Антон обладал секретом необыкновенно быстро сближаться, и его сейчас же посвящали во все интимные дела. Эти успехи у женщин избаловали Антона и служили неиссякаемым источником разных домашних историй. Антон хитрил, лгал, вывертывался и, выведенный на свежую воду, каялся самым чистосердечным образом. Таких Антонов по провинциальным захолустьям наберется достаточно, и все они походят друг на друга, как «три капли воды».
II
Пробило девять часов. Иван Васильевич нарочно тянул время, чтобы наказать Антона за предстоявшее неприятное объяснение. Глаша проводила господ с сдержанной улыбкой, – она догадывалась, в чем дело.
Очутившись на улице, Антон сразу опять упал духом. Он только смотрел на главного друга своими моргавшими глазками и покорно семенил за ним по тротуару, как комнатная собачка. Иван Васильевич всю дорогу молчал, еще раз переживая близившуюся неприятность.
– Хоть бы извозчика взять… – взмолился было Антон.
– Ничего, и так дойдешь.
Иван Васильевич выигрывал время. Вот и член суда, решитель судеб в некотором роде, а извольте-ка столковаться с бабой. Тоже, нечего сказать, приятная миссия… Черт бы побрал всех Антонов на свете. Желая выдержать характер, Иван Васильевич ни разу не спросил, в чем дело. Да это было и совершенно излишне. Опять какая-нибудь женщина… Разве Антон может прожить полгода без приключений?
– Ты бы судью попросил или доктора, Антон, а то я-то и не сумею.
