Ветер над пропастью - Ибикус Ибикус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да тебя не я спас, а та статья в газете, — ответил Василий. — Не стали бы тебя расстреливать, покуражился бы этот капитан, помахал у тебя под носом пистолетиком, и отправил в полк воевать дальше. А вот меня за тот случай очередного звания лишили, был бы я уже генералом. Только я ни капли не жалею, я даже горжусь своим тогдашним поступком. Вот ты умная женщина, Никандра Александровна, и образованная и других талантов у тебя много, а все еще в капитанах ходишь.
— Ну, так и что! Мне и этого довольно, — задумчиво ответила она. — Я ведь в военную авиацию попала по воле обстоятельств. Мне просто нравилось летать, у меня, если ты помнишь, был свой самолет.
— И муж был, с которым ты так внезапно развелась, — продолжил Василий. — Кстати, он тоже воюет, но не в авиации, а у нас при штабе. Большой дока по части ведения документации, уже подполковник.
— Мне не интересны его дела, — равнодушно сказала Ника.
— Вот войну закончим, чем думаешь заниматься? — вдруг спросил Василий.
— В гражданскую авиацию пойду.
— А замуж?
— Намекаете, товарищ полковник?
— Вот войну закончим…
— Вечно тебе что-то мешает Василий, — вздохнула Ника, — то церковь, то война. А чтоб ты не строил великих планов, скажу тебе сразу, что родить наследника я не смогу. Впрочем, про наследника я погорячилась, наследства у нас с тобой нет, но сути сказанного, это не меняет.
— Да я вовсе не… — начал Василий, но, не закончив фразы, снова плеснул из фляги.
— Много незамужних женщин останется после этой войны. Найдешь себе пару, — задумчиво сказала она.
Василий быстро выпил и закусил тушенкой.
— Решили набраться, товарищ полковник?
— Чтоб набраться, этого мало, — ответил он, взболтнув флягу. — Эх, вот закончим войну, и начнется у нас совсем другая жизнь.
— Это точно. Остается полтора года… — Ника вдруг запнулась.
— Какие полтора года! Ты это брось. Не надо пророчествовать. Донесут и не спасут тебя боевые заслуги. Доносить у нас все умеют, воевать с врагом не все, а доносить… — Василий посмотрел по сторонам, но в комнате никого не было. — Ладно, Никандра, встретимся после победы, тогда договорим.
Василий Дятлов тяжело поднялся и покачиваясь вышел из комнаты.
«Да, — подумала Ника, — все таки набрался. Зачем приходил?» Но долго думать она не стала и отправилась проведать племянницу, которую она застала за составлением письма к Анатолию Левитину.
— Мы не виделись с ним три года, а он все еще любит меня, — сказала она тетке, от которой тайн у нее не было. — Хорошо, что я не порвала с ним, когда полюбила Юрия. Но мне постоянно кажется, что он в своих письмах чего-то не договаривает. О родителях я просила его узнать, но он отвечает, что ничего узнать не может.
— А с Юрием встречаешься? — спросила тетка.
— Нет, у меня прошло это наваждение. Да и я ему не интересна. А ты? Ты ведь женщина свободная.
— У тебя превратное мнение о свободе. Не надо путать свободу с распущенностью. Не нужен мне этот мальчишка. Я ведь тогда тебя оберегала.
— А я уже так хочу замуж за Анатолия. Хочу семью, детей. А воевать придется еще полтора года.
— Вот об этом-то я тебя хочу предупредить! Не вздумай демонстрировать свои познания будущего, а то можешь загреметь в места не столь отдаленные, не смотря на боевые заслуги, как сказал мне недавно мой давний знакомый Василий Дятлов. Я надеюсь, ты прекратила свои путешествия в убежище?
— Да. С тех пор как погиб Виктор Поляков, я ничего менять в прошлом не хочу.
— Меня беспокоит только эта организация, «черный кристалл», и то, что они каким-то образом знают тебя. Они могли узнать о тебе только во время твоего последнего визита в прошлое. Хорошо, что они ничего не знают о венторе, и о твоей способности сохранять память. Пока ключи у нас они ничего сделать не смогут. Но кто знает, сколько этих ключей.
— Эти дела придется отложить, до лучших времен.
Общение с племянницей затянулось до позднего вечера, а на другой день авиаполк снова поменял дислокацию, переместившись в западном направлении.
Пансионат освободили в декабре. К тому времени в Агоре оставались пять женщин вместе с директором Марией Фингерт, и один мужчина: старый конюх Максим Семенович. Красноармейцы в пансионате не задержались, и перед Марией встал вопрос о дальнейшей судьбе вверенного ей детского учреждения, а для этого надо было ехать в недавно освобожденный Павловск. Но поговорив с девушками, уже достигшими совершеннолетия, решила отложить поездку до весны.
Время шло и вот теплым майским днем в ворота пансионата снова постучали. Максим Семенович открыл калитку и увидел слегка ссутулившуюся женщину в черном, которая тяжело опиралась на сучковатый посох, явно подобранный в лесу.
— Здравствуйте, добрый человек. Нельзя ли отдохнуть у вас, издалека иду, — сказала она.
— Здравствуйте. Отчего ж нельзя. Заходите. У нас детское учреждение было до войны. Сейчас пока детей нет. Я вас провожу к нашему директору Марии Ивановне, а она уж определит вас на постой.
Мария была в своем кабинете, когда вошел Максим с незнакомой женщиной.
— Вот, скиталицу привел. Просится отдохнуть с дороги, — сказал он.
— Здравствуйте. Как вас звать, величать? Времена нынче суровые, — сказала Мария, — у меня тут молодые девушки живут. Вы уж расскажите, куда путь держите и откуда.
— Здравствуйте. Иду я в Павловск, а по пути в ваше детское учреждение решила заглянуть, — степенно начала женщина. — Звать меня Маргарита Ильинична, и документ имеется. Вот, извольте взглянуть.
Мария заглянула в протянутый ей паспорт. И внимательно посмотрела на женщину. Ей было от силы тридцать пять, моложе ее самой лет на пять. Серые глаза, казалось, излучали доброжелательность, но тонкие губы, таили змеиную усмешку, прямые черные волосы и нос с горбинкой, все вместе выдавали уроженку южных широт.
— Ну, что ж. Можете остановиться у нас, на день, другой. Максим проводит вас в комнату, где вы сможете отдохнуть. Пища у нас простая, наше детское учреждение еще не функционирует и не имеет государственного обеспечения.
Глаза Маргариты вспыхнули радостью, она поблагодарила Марию и, подхватив свой посох, вышла вслед за Максимом. Ничего необычного в этом визите не было. Случалось, и раньше забредали сюда и мужчины и женщины. Мужчин Мария, обычно, не принимала, под предлогом, что это пансионат для девочек, а женщин пускала всегда. Но в этой путнице ее что-то настораживало. Слишком уверенный
