Тьма наступает - Лиза Смит

А потом он склонил голову и поцеловал ее босую йогу.

Елена была в ужасе.

— Я в твоем распоряжении. Делай со мной что захочешь, — сказал Дамон сдавленным голосом.— Можешь приказать мне умереть, не сходя с места. Я наговорил много умного, и оказывается, что чудовище — это я.

И тут он зарыдал. Пожалуй, никакое другое стечение обстоятельств не могло бы вызвать слезы на глазах Дамона Сальваторе. Но он сам загнал себя в угол. Он никогда не нарушал слова, и он дал слово растерзать чудовище — чудовище, которое сделало все это с Еленой. Тот факт, что он находился под чужим влиянием — сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше, пока его разум целиком не превратился в одну из игрушек Шиничи, которую можно брать и откладывать, когда заблагорассудится, — этот факт не мог оправдать его преступления.

— Ты знаешь, что я... что я проклят, — сказал он ей так, словно уже сделал первый шаг к раскаянию.

— Нет, не знаю, — сказала Елена. — Потому что я не верю, что это правда. И еще, Дамон, — подумай, сколько раз ты успешно им сопротивлялся. Я не сомневаюсь, что они хотели, чтобы ты убил Кэролайн в ту самую первую ночь, когда ты что-то почувствовал в зеркале. Ты сказал, что ты едва не убил ее. Я не сомневаюсь, что они хотят, чтобы ты убил меня. Ты собираешься это сделать?

Он снова склонился к ее ноге, и она торопливо схватила его за плечи. Видеть его мучения было выше ее сил.

Но теперь Дамон посмотрел направо, потом налево с видом человека, у которого появилась цель. Он крутил на пальце кольцо с лазуритом.

— Дамон! О чем ты думаешь? Скажи мне, о чем ты думаешь!

— О том, что он снова может превратить меня в свою марионетку — только на этот раз кнут будет настоящим. Шиничи... создание такое чудовищное, что твой невинный разум вряд ли может это осознать. И он может взять надо мной власть в любую секунду. Ты уже это видела.

— Не сможет, если ты позволишь мне поцеловать тебя.

— Что? — Он посмотрел на нее так, будто она плохо следила за предыдущим разговором.

— Позволь мне поцеловать тебя — и вытащить из тебя умирающего малаха.

— Умирающего?

— Его смерть становится все ближе каждый раз, когда у тебя хватает сил игнорировать его.

— Он... очень большой?

— Сейчас уже примерно с тебя величиной.

— Хорошо, — прошептал он. — Мне хотелось бы одного — сразиться с ним самому.

— Pour le sport'[8]? — спросила Елена, продемонстрировав, что прошлое лето, проведенное во Франции, не прошло впустую.

— Нет. Потому что я ненавижу эту тварь. Я с радостью вынесу боль в сто раз сильнее, чем его боль, если только буду знать, что делаю плохо ему.

Елена решила, что надо ковать железо, пока горячо. Он готов.

— Позволишь мне сделать это самой?

— Я уже сказал тебе прежде. Чудовище, причинившее тебе боль, стало твоим рабом.

Ладно. Это они обсудят как-нибудь потом. Елена наклонилась вперед и вскинула голову, едва заметно сжав губы.

Несколько мгновения спустя Дамон, Дон Жуан темноты, понял ее.

Он поцеловал ее очень нежно, словно боясь прижаться к ней слишком плотно.

— Крылья Очищения, — прошептала Елена губами, прижатыми к его губам. Эти крылья были белыми, как нетронутый снег, и ажурными, так что в каких-то места их почти и не было. Они широкой дутой изогнулись над Еленой, блестя переливами, которые вызвали у нее ассоциации с лунным светом на замерзшей паутинке. Они накрыли смертную девушку и вампира сетью, сотканной из алмазов и жемчуга.

— Тебе будет больно, — сказала Елена, сама не понимая, откуда она это знает. Информация, похоже, поступала к ней порция за порцией в тот момент, когда это было нужно. Это было как во сне, когда великие истины открываются сразу, без изучения, и принимаются без удивления.

Именно так она и поняла, что Крылья Очищения найдут и уничтожат чужака внутри Дамона, и что его ощущения при этом будут очень неприятными. Когда стало понятно, что малах не собирается покидать тело Дамона добровольно, Елена сказала, следуя подсказке внутреннего голоса:

— Сними рубашку. малах держится за твой позвоночник; он ближе всего к коже у спины, в том месте, куда он проник. Мне придется вытащить его руками.

— За позвоночник?

— Да. Неужели ты его не чувствовал? Я думаю, сначала, когда он только в тебя залез, это было похоже на пчелиный укус — он быстро просверлил тебе кожу, — а потом каплей слизи прилип к позвоночнику.

— А-а-а. Комариный укус. Да, я его почувствовал. А потом у меня заболела сначала шея, а потом стало ломить все тело. Это значило, что он... рос внутри меня?

— Да. И все больше и больше овладевал твоей нервной системой. Шиничи управлял тобой, как марионеткой.

— Боже милосердный. Как же мне тошно!

— Давай лучше сделаем так, чтобы тошно стало Шиничи. Так ты будешь снимать рубашку?

Молча, как доверчивый ребенок, Дамон снял черную куртку и рубашку. Елена направляла ее движения, и вот он уже лежал у нее на коленях. На черном фоне его мускулистая спина выглядела очень бледной.

— Заранее прошу извинить, — сказала она. — Мне придется вытаскивать его через отверстие, в которое он проник, — а это будет очень больно.

— Вот и хорошо, — проворчал Дамон. Он спрятал лицо в кольцо гибких сильных рук.

— Кончиками пальцев Елена стала щупать его шейные позвонки, пытаясь найти мягкую область, пузырь. Она обнаружила то, что искала, и стала сжимать это ногтями, пока внезапно фонтаном не брызнула кровь.

Она едва не упустила малаха; тот попытался ускользнуть, но двигался слишком медленно, и она снова ухватила его своими острыми ногтями. Наконец Елена надежно зажала его большим, указательным и средним пальцами.

Малах был еще живым и понимал, что происходит, настолько, чтобы пытаться вяло сопротивляться. Но это было похоже на то, как сопротивлялась бы медуза, — вдобавок медуза, которая лопается, когда ты вытаскиваешь ее из воды. Гладкое слизистое существо сохраняло свою форму, пока Елена медленно извлекала его через дыру в коже Дамона.

А Дамону действительно было больно. Елена это чувствовала. Она начала было брать на себя часть его боли, но он выдохнул «Не надо!» так страстно, что она решила — пусть будет, как он просит.

Малах оказался намного крупнее и плотнее, чем предполагала Елена. Видимо, он рос очень долго — маленькая капелька слизи, которая все увеличивалась и увеличивалась, пока не заполнила тело Дамона до кончиков пальцев. Ей пришлось сесть на корточки, потом отодвинуться от Дамона, потом снова вернуться к нему... И вот наконец малах оказался на полу — омерзительная вязкая белая тварь, жалкая пародия на человеческое тело.