Глухая стена - Хеннинг Манкелль

Без четверти двенадцать попрощался и выехал в Стуруп, а когда вошел в здание аэровокзала, до прибытия самолета оставалось еще полчаса.

По обыкновению, перед встречей с Линдой он нервничал. Интересно, для всех ли родителей приходит время, когда они начинают побаиваться своих детей? Риторический вопрос, на который нет ответа. Он зашел в кафетерий, взял кофе. И неожиданно увидел за одним из столиков мужа Анн-Бритт. Тот явно опять уезжал в далекие края. С ним была незнакомая женщина, и Валландер обиделся за Анн-Бритт. Не желая попадаться на глаза этому человеку, пересел за другой столик, к нему спиной. И сам удивился собственной реакции. Не нашел ей объяснения.

Одновременно ему вспомнилось загадочное происшествие в ресторане у Иштвана. Соня Хёкберг пересела на место Эвы Перссон, вероятно, затем, чтобы обменяться взглядом с мужчиной, который тогда звался Фу Чжэном, а впоследствии оказался Хуа Ганом. Он обсуждал этот инцидент с Ханссоном и Анн-Бритт. Но никакой мало-мальски разумной трактовки они отыскать не сумели. Много ли Соне Хёкберг фактически было известно о Юнасе Ландале и его связи с тайной организацией Фалька и Картера? Почему Хуа Ган следил за ней? Вопросы без ответа. Уже не имеющие значения. Маленький осколок расследования, который канет в пучину неизвестности. Память Валландера хранила много таких осколков. Во всяком деле непременно есть мелкие неясности, детальки, зависавшие сами по себе, не желавшие вписаться в общую картину.

Валландер глянул через плечо.

Бывший муж Анн-Бритт и его спутница ушли.

Валландер тоже собрался уходить, но тут к нему подошел незнакомый господин средних лет.

- Я вас узнал, - сказал он. - Курт Валландер, если не ошибаюсь?

- Он самый.

- Надеюсь, я не помешал. Меня зовут Отто Эрнст.

Имя знакомое. Но видел комиссар этого господина впервые.

- Я портной, - продолжал Эрнст. - У меня в мастерской лежат брюки, заказанные Тиннесом Фальком. Я знаю, заказчик, увы, скончался. Но что мне делать с брюками? Ума не приложу. Я говорил с его бывшей женой, только она слышать о них не хочет.

Валландер пристально посмотрел на портного. Он шутит? Или всерьез думает, что полицейский способен решить его проблему с брюками? Однако ж Отто Эрнст, по всей видимости, искренне огорчен.

- Я бы посоветовал вам связаться с его сыном, - сказал комиссар. - С Яном Фальком. Может быть, он посодействует.

- А у вас нет его адреса?

- Позвоните в Истадское полицейское управление. Обратитесь к сотруднице, которую зовут Анн-Бритт Хёглунд. Скажите, что направил вас к ней я. Она даст вам адрес.

Эрнст улыбнулся, протянул руку:

- Я так и думал, что вы поможете. Извините за беспокойство.

Валландер долго смотрел ему вслед.

Странное ощущение: будто встретил человека из иного, уже не существующего мира.

Самолет приземлился точно по расписанию. Линда вышла одной из последних. Они поздоровались, и Валландер тотчас забыл все свои тревоги. Дочка, по обыкновению, была весела и общительна. Такой у нее характер, полная противоположность отцовскому. И одета она сегодня не так вызывающе, как в прошлые разы, когда Валландер встречал ее в аэропорту. Забрав Линдину сумку, они пошли на автостоянку, где он продемонстрировал ей новый «пёжо». Не сообщи он о покупке, дочка и не заметила бы, что машина другая.

По дороге в Истад Валландер спросил:

- Как твои дела? Чем занимаешься? В последнее время ты постоянно говорила загадками, темнила.

- Погода чудесная. Давай проедем к берегу, а?

- Я задал тебе вопрос.

- Я отвечу.

- Когда?

- Не сию минуту.

Валландер свернул направо, к пляжу Моссбю. На парковке пусто, киоск на замке. Линда достала из сумки теплую кофту, надела, и они спустились на пляж.

- Помню, как мы гуляли здесь, когда я была маленькая. Это одно из самых ранних моих воспоминаний.

- Чаще всего мы с тобой гуляли вдвоем. Когда Моне хотелось побыть одной.

Далеко на горизонте виднелся корабль, держал курс на запад.

- Та фотография в газете… - вдруг сказала Линда.

У Валландера больно сжалось сердце.

- Все уже позади, - ответил он. - Девчонка с мамашей отозвали иск. Все позади.

- Я видела другой снимок, - продолжала Линда. - В еженедельнике, который случайно попался мне в ресторане. Что-то про инцидент у церкви в Мальмё. Ты якобы угрожал репортеру.

Валландер вспомнил похороны Стефана Фредмана. И растоптанную пленку. Выходит, кассета была не одна. Это происшествие начисто стерлось из его памяти. Ну что ж, он рассказал Линде про стычку с фоторепортером.

- Ты поступил правильно, - сказала она. - Надеюсь, и я поступила бы так же.

- Тебе в подобные ситуации не попасть, - отозвался Валландер. - Ты не полицейский.

- Пока нет.

Валландер остановился как вкопанный, посмотрел на нее:

- Что ты сказала?

Линда ответила не сразу, пошла дальше. Над головой кричали чайки.

- По-твоему, я скрытничала, темнила. Ты не раз спрашивал, чем я занималась. А я не хотела ничего говорить, пока не приму окончательного решения.

- К чему ты клонишь?

- Я думаю стать полицейским. Подала заявление в Полицейскую академию. Полагаю, меня примут.

Валландер не поверил своим ушам:

- Это правда?

- Правда.

- Но ты же никогда об этом не говорила!

- Я давно думала об этом.

- Почему ты молчала?

- Не хотела говорить прежде времени.

- Мне казалось, ты решила заняться обивкой мебели.

- Мне тоже так казалось. Но теперь я наконец поняла, чего хочу. И приехала сказать тебе. Узнать, как ты на это смотришь. Получить благословение.

Они зашагали дальше.

- Очень уж все неожиданно, - сказал комиссар.

- В свое время ты рассказывал, как сообщил деду, что хочешь стать полицейским, что принял решение. Если я правильно поняла, он ответил сразу.

- Даже не дослушал меня, сказал «нет».

- А что скажешь ты?

- Дай мне минуту, и я отвечу.

Она села на старое бревно, полузанесенное песком. Валландер отошел к самой воде. Ему даже в голову не приходило, что Линда вздумает пойти по его стопам. И он толком не понимал, как относится к услышанному.

Стоял и смотрел на море. Солнечные блики играли на воде.

Линда крикнула, что минута истекла. Валландер вернулся к ней.

- По-моему, идея хорошая, - сказал он. - Ты наверняка станешь таким полицейским, без которых в будущем не обойтись.

- Ты действительно так считаешь?

- Честное слово.

- Я боялась этого разговора. Боялась твоей реакции.

- И совершенно напрасно.

Линда встала:

- Нам нужно многое обсудить. К тому же я проголодалась.

Они вернулись к машине, поехали в Истад. Валландер сидел за рулем, пытаясь осмыслить неожиданную новость. Он не сомневался, что из Линды может получиться хороший полицейский. Но сознаёт ли она, что это означает? Ведь ей придется жить под вечной угрозой, как ему самому.

Одновременно у него возникло ощущение, что решение дочери каким-то образом оправдывает выбор, некогда определивший его собственную жизнь.

Ощущение было смутное, неясное. Но оно было и усиливалось с каждой минутой.

В тот вечер они засиделись допоздна. Валландер рассказал о сложном расследовании, которое началось и закончилось у ничем не примечательного банкомата.

- Сколько разговоров идет о власти, - заметила Линда, когда Валландер умолк. - Но никто, в сущности, не заикается о таких институциях, как Банк реконструкции и развития. О власти, какую они имеют в наше время. О том, сколько людских страданий повлекли за собой их решения.

- Ты что же, готова сочувствовать планам Картера и Фалька?

- Нет, - ответила она. - Во всяком случае, их методы я не приемлю.

Валландер все больше убеждался, что свое решение Линда приняла после долгих и серьезных раздумий. Это не каприз, о котором она быстро пожалеет.

- Мне, конечно, не обойтись без твоих советов, - сказала она перед тем, как отправиться спать.

- Ты не очень-то рассчитывай, что я смогу дать тебе дельный совет.

Линда легла, а Валландер остался в гостиной. Половина третьего ночи. На столе перед ним стоял бокал вина. Из динамиков музыкального центра негромко доносились звуки одной из пуччиниевских опер.

Валландер закрыл глаза. И увидел перед собой огненную стену. Мысленно разбежался. Ринулся прямо сквозь огонь. И лишь слегка опалил волосы и кожу.

Он снова открыл глаза. И улыбнулся.

Кое-что закончилось.

А кое-что другое только начинается.

Послесловие

Действие этого романа разыгрывается на пограничье.

Меж реальностью (тем, что случилось на самом деле) и вымыслом (тем, что могло бы случиться).

Поэтому иной раз я позволял себе большие вольности.

Ведь роман - это всегда самовластный акт творения.

Вот почему я перемещал дома, менял названия улиц, а то и прокладывал несуществующие переулки.

И морозные ночи в Сконе устраивал по своему усмотрению.