Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

— Что?.. Ты меня любишь?

— А что тебя так удивляет? То, что я при этом дружила с Нери?

— Да нет, при чем тут она... Просто мне никто еще этого не говорил, пытаюсь переварить, — смущенно ответил Айвар, не зная что добавить.

— А я еще не говорила этого никому, — отозвалась Оля и вдруг улыбнулась.

Айвар ожесточенно потер лоб и виски и заговорил с нарочитой веселостью:

— Что-то я не понимаю: тебя что, попросили меня на вшивость проверить? Так вроде незачем, мне ведь уже дали отставку... Или она тебе меня одолжила на вечер? А ты и рада, тоже на экзотику потянуло?

— Ну считай, что так, если хочешь, — спокойно ответила Оля, — потянуло на экзотику.

— Ясно, — усмехнулся Айвар. — А мулат тебе, значит, не сгодился? Сразу негра подавай?

— Айвар, так ты же заранее знаешь ответы на все свои вопросы! Ну и зачем спрашиваешь? Ты сам ничего не хочешь мне сказать?

— Оля, ты очень красивая, с тобой хорошо, — с усилием проговорил Айвар, понимая, чего девушка от него ждет, — но так же нельзя...

— Успокойся, ничего страшного не происходит, — тихо ответила Оля. — Ты любишь меня?

Она ждала от него тех слов, в которые умещалось все пережитое за несколько месяцев в Питере: и необъяснимый восторг первой встречи, и напряжение, когда с ней флиртовал его друг, и пьянящая радость от поездок за город, которых он ждал еще накануне, и смятение от слов Нерины, будто бы ее подруга и Даниэль намерены пожениться.

После того, как схлынула первая острая обида и Айвар понял, что ему больше не придется терпеть странное поведение невесты и нрав ее отца, у него стало почти легко на сердце — он знал, ради чего на самом деле была эта поездка в Питер, и ни за что не стал бы ничего менять в прошлом, если бы получил шанс. Лишь бы увидеть эту тоненькую белую девушку с мудрым и кокетливым взглядом серых глаз. Хотя какая же она белая? Разве это глупое пустое слово могло передать всю палитру ее нежного румянца и абрикосового питерского загара, который еще напоминал о лете?

Однако он надеялся сохранить это навсегда в душе как прекрасную неприкосновенную тайну, как памятный дар на всю жизнь, а теперь это уже было невозможно и приходилось быстро принимать новое решение. Тем более после всего, что она только что сказала...

Все эти мысли на самом деле уместились в секунды — Айвар просто стоял, глядя на Олю странным взглядом, в котором уже не было и следа испуга, и короткими нервными движениями облизывал губы. Наконец он тихо сказал, сам не зная почему:

— Не сердись, пожалуйста.

Оля подошла к нему и осторожно, почти по-матерински, прикоснулась к его лбу и щекам, будто проверяла, нет ли у него жара.

— Я не сержусь, — ответила она шепотом, и Айвар очень деликатно, почти боязливо поцеловал ее в губы. Ему хотелось сказать что-то вразумительное, но он смог только прерывисто произнести:

— Оленька... Беляночка моя!

В следующую секунду у Айвара внутри что-то перемкнуло и он сам не заметил, как стал целовать ее по-мужски требовательно и жадно, властно проталкивая язык ей в рот, вдыхая сливочный аромат ее волос, а его руки заметались по ее мягкому девичьему телу. На миг прервавшись, Айвар посмотрел ей в глаза, будто хотел о чем-то спросить, но Оля только крепче обняла его за плечи и ласково прошептала: «Все хорошо, любимый мой, мальчик, все хорошо. Дыши, дыши, вот так».

Они снова начали исступленно целоваться, уже с обоюдной силой и страстью. Айвар быстро расстегнул платье Оли и стиснул грудь, более женственную, чем у Нерины, но все же миниатюрную, провел ладонью по прохладному плоскому животу, от которого тоже пахло сливками и ванилью. Она заметила, как легко он расстегнул ее простенький белый лифчик, заведя руки ей за спину, и поняла, что эти навыки он долго оттачивал в прошлом, но почему-то это совсем ее не задело. Впрочем, на самом деле Оля была не в состоянии задерживаться на подобных мыслях, и единственное, что сейчас ей казалось важным, — не спугнуть намерения Айвара. Желание внутри нее разгорелось так, что телу было больно, и заглушить это могла только другая боль, сильнее и слаще.

Потом он стянул водолазку и бросил на пол — ему реально хотелось остыть, пульсирующее сердце будто пыталось увернуться, не обжечься от превратившейся в кипяток крови. Одним движением он поднял девушку, охотно ухватившуюся за его плечи и талию, и дальше обоих уже просто несло какой-то волной помимо воли. Это, как подумала Оля, была уже не «Ист-Сайдская история», а скорее «Будто я умер и попал в рай» того же Брайана Адамса. Так и должно быть в раю: темно, жарко, бесстыдно и свободно, без всяких сказок про ангельское пение и пушистые облака.

От родительского ложа Айвар наотрез отказался, хоть на девичьей постели Оли оказалось не так уж удобно. Когда он почти рефлекторно потянулся к карману джинсов, Оля вдруг резко перехватила его руку:

— Не надо!..

— Я тебе покажу «не надо», — почти зло произнес он, но эта злость еще больше распалила неведомое прежде чувство. Наконец она вся была рядом, искренняя, послушная, смелая, и его пухлые темные губы с упоением исследовали нежные полушария ее груди, ласкали их бледно-розовые вершинки, беззащитный живот, родинки на ляжках. Впервые он вожделел женщину всей своей сущностью, не из-за импульсивной телесной реакции на стресс, не из-за выгоды, жалости, бегства от одиночества или вызова собственному отчаянию, — и подспудно думал: «Я же предупреждал, что это плохо кончится, беляночка моя. Я же знал...»

В первый момент она вскрикнула, и хотя Айвар очень за это переживал, пути назад уже не было. К счастью, боль быстро утихла и напряжение спало: он обволакивал ее своим теплом, как огромный ласковый кот, и вместо сильных толчков Оля ощущала лишь приятную заполненность. Он плавно покачивал над ней свое тело, опираясь на руки, время от времени наклонялся, чтобы поцеловать ее щеки, волосы, шею, и нашептывал какие-то диковинные африканские слова. На его плечах и груди выступили бисеринки пота, и Оля осторожно прикоснулась к ним.

— Горячо, — произнесла она тихо и бездумно.

— Если хочешь, я перестану дышать, — ответил Айвар уже почти шепотом, как будто принял это за жалобу.

— Что, навсегда? — улыбнулась Оля, на миг приходя в сознательное состояние.

— Если хочешь, — повторил он.

Наконец Айвар почувствовал, что вот-вот изойдет, и это вызвало прилив неведомой прежде радости, никак не соответствующей банальному облегчению организма. Они сжали друг другу руки, словно сообщники, и тепло разлилось по его телу так, что он невольно вздрогнул и глубоко вздохнул. Оля еще тяжело дышала после того стремительного темпа, который он набрал под конец, ее лицо разрумянилось, тонкая кожа шеи и груди тоже покраснела, глаза были мутными, как и у него.

Придя в себя, они быстро помылись и возвратились в постель: у Айвара после скопившегося напряжения хватило сил только на то, чтобы натянуть плавки. Оля прижалась к нему и он со щемящей нежностью подумал о том, как ему всегда не хватало такой простой чувственной искренности, более пронзительной, чем самые изощренные сексуальные приемы.

— Тебе... ты хорошо себя чувствуешь? — наконец прервал он паузу.

— Да еще как, — ласково сказала девушка, поняв его смущение. — Ты поспи немного, и не волнуйся, будильник я поставлю.

Правда, Айвар проснулся и без будильника и тем не менее чувствовал себя вполне отдохнувшим. Оли рядом не было, но с кухни доносились приглушенные звуки музыки, которую она всегда включала за едой и чаем. Уже одетым он зашел на кухню и увидел ее в том же платье, безмятежно перемывающей посуду. На столе закипал чайник и все выглядело так мирно и буднично, что происшедшее стало казаться Айвару чем-то бредовым. Не зная что сказать, он просто поцеловал ее в губы.

— Чай будешь? — спросила Оля с прежней спокойной улыбкой.

Айвар кивнул и присел на диванчик, продолжая нервно потирать лоб. Она поставила перед ним кружку, от которой шел аппетитный пар.

— Да, странно все получилось, — наконец промолвил он, осторожно отхлебывая, — я ведь даже на твой вопрос толком не ответил...