Два цвета неба - Нина Лукинова

— Налана, успокойся, — уже тверже говорит Дрейк, но слова вновь проносятся мимо моих ушей.

— Что нас теперь ждет, хотите, расскажу! Жажда, жара и голод! Будем плестись Вечность по этой дороге, пока не сотрем ноги в кровь, а ночью замерзнем насмерть. Но если очень повезет, то продержимся несколько дней, прежде чем нами полакомятся гадкие ядовитые монстры. Десяток пристрелим, а там и патроны кончатся… — я бы еще долго говорила истеричным голосом, не обращая внимания на все больше бледнеющую Лару, готовую вот-вот разрыдаться, если бы не Дрейк.

— Да заткнись ты, наконец! — грозно рявкнув, мужчина с силой тряхнул меня за плечо, разворачивая к себе. Я настолько опешила от его действий, что мгновенно замолчала с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Всегда выдержанный Дрейк больше не в силах этого слушать. — Страшно не тебе одной, и если ты думаешь, что мы не понимаем, что ждет впереди, то глубоко заблуждаешься! В отличие от тебя, Налана, мы всю жизнь провели в Севаре, прекрасно сознавая, с чем можно столкнуться. Поэтому прекращай истерить и успокойся!

На несколько долгих секунд, показавшихся бесконечными, в салоне повисла гробовая тишина. Лара тихой испуганной мышкой вжалась в сидение, словно желая раствориться в обивке сидения, с трудом сдерживала слезы. Дыхание Дрейка постепенно выровнялось, а ноздри перестали раздуваться, как у яростного быка, он постепенно взял себя в руки. Я же отошла от первичного шока, осторожно снимая с плеча его руку, молча оглядывая спутников пристыженным взглядом. Стало не по себе от накатившей волны истерики, они ведь тоже живые люди, и боятся по пуще моего, ведь за их спинами не стоит могущественный покровитель. Все, что у них есть— это вера, которую я жестоко втоптала в грязь, лишая надежды. Опять думаю только о себе, совершенно забывая от других, и от этого становится гадко на душе. Они ведь все бросили ради меня- странную, но привычную жизнь, рискнули всем, спасли меня не раз. Сама бы не добралась даже до этих гор, даже на машине, а веду себя как капризный ребенок.

— Простите… — тихо говорю я, первой нарушая затянувшуюся тишину. — Просто все навалилось, вот и…

— Не надо, Нала, мы понимаем. Правда ведь, Лара? — та только кивнула, возвращаясь к немому созерцанию скрывающейся во тьме пустыни, потеряв к разговору всякий интерес. — Ты права, поздновато для ужина, — спокойно говорит Дрейк, и чувствую, как из его голоса уходят остатки гнева. Мы с Ларой ничего не ответили, молча устроившись на ночлег.

Лара привычно развалилась на заднем сидение, поджав под себя ноги, и быстро засопела. Дрейк не спешил откидывать назад кресло, продолжая задумчиво вглядываться в темноту. Я же, сделав вид, что сплю, погрузилась в тревожные мысли, пытаясь прогнать настойчивый страх неизвестности, переходящий в панику. Отчего-то, идя по бескрайней пустыне долгие жаркие дни, не было страха смерти, свыклась даже с жаждой и голодом, живя одним днем, в душе надеясь на лучшее. Были мысли, что пустыня бесконечна, что буду идти от пещеры к пещере, пока однажды не сварюсь раком на жаре. Фабрика Душ, Люцион, прошлая жизнь отошли на второй план, стали настолько незначительными, что воспоминания о них приходили редко, а загадочный Город казался таинственным и далеким.

Но теперь все изменилось. Когда долгожданная цель, ради которой пришлось претерпеть столько страданий и мучений, натерпеться животного страха, находится так близко, на расстоянии вытянутой руки, то потерять ее было бы настоящим преступлением. Столько тайн, столько скрытых секретов таит в себе этот дикий мир, которые я обязана узнать, отгадать главную загадку, что же случилось с Севаром тысячу лет назад, действительно ли я та, за кого они меня принимают, или это игры больного воображения? Ведь писатели часто живут в собственном мире, иногда полностью игнорируя реальность, уходя с головой в вымышленную историю.… Но, судя по тому, как отчаянно бурчит голодный живот и раскалывается уставшая голова, это самая настоящая реальность. Так, смогу ли я вынести это еще раз, вновь пройти турне по бесконечному кругу Ада? Отчаянно боюсь не успеть, боюсь не суметь, не справиться или, еще хуже, оказаться не той, истинной… обычным человеком, которому всего лишь чертовски везет. Но еще больше я боюсь того, что будет утром, и хочется, чтобы ночь не кончалась.

6

Приветливое утреннее солнышко встретило нас на удивление мягким светом, нежно пробуждая ото сна. В голодном животе по прежнему урчало, поэтому перекусив на скорую руку холодным мясом, запивая его чистой, набранной вчера водой, мы сложили остатки провизии в самодельные кульки из курток. Благо погода оказалась теплая, а ноши легкими, что можно отнести скорее к недостатку. Все действо происходило в полном молчании, за исключением сжатых сухих фраз. В воздухе так и чувствовалось напряжение, ведь каждый знает, что ожидает впереди, но повторения вчерашнего разговора никому не хотелось. Слишком много было выплеснуто эмоций, слишком много вскрыто больных ран, до сих пор кровоточащих, поэтому в данной ситуации молчание— лучшая тактика, которую можно избрать.

Проверив машину в последний раз и убедившись, что в ней не осталось ничего ценного, что могло бы пригодиться, в последний раз прохлопываю карманы, чтобы удостовериться, что ничего не забыто. Старая зажигалка, выкидной нож с острым лезвием, несколько пачек сигарет и письма, что оставлял для меня Люцион в самом начале пути. Не знаю, отчего храню их, но с ними чувствую себя гораздо спокойнее.

Каждый взял по импровизированной сумке провизии и воды, закинув на плечи, и мы отправились в путь. Дрейк, как истинный джентльмен, пытался отобрать ношу у нас с Ларой, аргументируя тем, что не женское дело таскать тяжести, но в этом вопросе мы впервые оказались солидарны, гордо сообщив, что три банки консервов не настолько тяжелы для наших хрупких плечиков.

Бросив прощальный взгляд на любимый «Феррари» ало-кровавого цвета, неизвестно как попавший в этот странный мир с дикими законами, привычно ставлю машину на сигнализацию, мысленно прощаясь с автомобилем.

«Прощай, машинка, может, однажды встретимся», — все- таки, я сильно люблю этот автомобиль, поэтому оставлять его в пустыне рядом с горами все равно, что отрывать кусочек собственной души. К счастью или сожалению, я принадлежу к людям, которые сильно привязываются к вещам, в прошлой жизни не могла выбросить даже треснутую чашку до тех пор, пока она сама не развалится на части.

Поэтому бросив последний взгляд на одинокую кровавую точку на фоне бесконечных песков и увивающейся вдаль ленты дороги, я быстро зашагала вперед, не оборачиваясь. Внутренний голос подсказывал, что обернувшись, я пропаду, останусь навсегда в этой пустыне, застрявшей между жизнью и смертью, если хоть раз посмотрю на автомобиль, олицетворяющий символ прошлого, утону в болоте воспоминаний.