Круг - Бернар Миньер

— В чем?

— В том, что живешь здесь.

Испанец пожал плечами. Они вошли в дверь хостела и по коридору добрались до внутреннего дворика. Белые стены, галереи из лакированного дерева вдоль всех этажей, зелень в горшках и старинная мебель.

Здесь вкусно пахло стиркой и жасмином. Они вскарабкались по лестнице на четвертый этаж, и Педро толкнул дверь комнаты, которую Сервас никогда не запирал.

— Однажды ты расскажешь мне, что с тобой случилось, — сказал испанец, укладывая сыщика на кровать. — Было бы интересно узнать. Для саморазрушения должна быть причина.

— Ты… философ… amigo.

— Да. Я философ. Я, конечно, прочел не так много книг, как ты, — добавил Педро, бросив взгляд на труды латинских авторов на комоде, и снял с Мартена носки, — зато умею читать сердца, а ты — только книги.

Вещей в комнатке было немного: чемодан, одежда, допотопный кассетник и диски с симфониями Малера. Таково преимущество музыки над книгами, она занимает меньше места.

— Я люблю тебя, hombre.

— Ты пьян. Спокойной ночи. — Педро погасил свет.

В 7 утра Серваса разбудили грохот отбойных молотков, гудение клаксонов, голоса рабочих — погромче, чем у оперных певцов. Он в очередной раз удивился, почему эта страна так мало спит, и долго лежал, глядя в потолок, как безжизненная марионетка с обрезанными ниточками. Вкус во рту был отвратительный, ужасно болела голова. Мартен встал, дотащился до ванной. Спешить было некуда. Его никто не ждал. Никаких срочных дел в жизни у него больше не было.

Майор ополоснул затылок и плечи теплой водой, почистил зубы. Надел последнюю чистую рубашку и бросил в стакан таблетку аспирина.

Десять минут спустя он оказался на узкой тенистой улочке, карабкавшейся по склону холма. Вокруг просыпалась деревня. Из открытых окон доносились привычные звуки. Сервас вдыхал аромат кофе и распускающихся навстречу солнцу цветов. Весело галдели дети. Радиокомментаторы без устали славили победу национальной сборной. Воздух был напоен энергией, живой жизнью. Журналисты талдычат об экономическом кризисе, говорят о вещах, в которых ни черта не понимают, пишут о жизни народов, ничего о ней не зная, наперегонки цитируют цифры и статистические данные. Банкиры, экономисты, хищники-спекулянты, продажные финансисты, слепые политики… Всем им следовало бы приехать сюда, чтобы хоть в чем-то разобраться. Здесь люди живут. Хотят жить. Работать. Быть. А не просто выживать.

«Не то что ТЫ», — уел себя Сервас.

Он взобрался на холм. В бледно-голубом небе над городскими крышами таял белый след самолета, прилетевшего из Франции. Мартен добрался до окруженного соснами собора, прошел вдоль длинной колоннады, поднялся по ступеням и оказался во внутренней галерее, где царили полумрак и прохлада. Обогнув фонтан с зеленоватой водой, он продолжил подъем по тропе, которая вилась вдоль самой широкой части холма и заканчивалась на вершине. Над собором и городом поднялось солнце. Огромный восьмиметровый Христос стоял, распахнув благословляющие объятия прекрасной, протянувшейся до самых Пиренеев земле.

Сервас забирался сюда каждое утро — но не для того, чтобы любоваться величественным видом. Его влекла пустота. Зов пустоты. Искушение. Возможность освободиться. Некоторое время назад он начал всерьез обдумывать эту идею и не переходил к действиям только из-за Марго. Уж он-то знал, что значит потерять отца подобным образом. Вспоминал он и Давида. Самоубийство подобно незваному гостю, от которого почти невозможно избавиться. Майор долго размышлял и пришел к выводу, что если все-таки решится, то сделает это именно здесь. Падение с тридцати метров, осечки не будет. Никакой гнусной смерти в номере отеля. Красивый полет. К солнцу, в синеву. Идеальная декорация для заключительного акта.

Он прокручивал идею в голове много дней — если не недель. Это была всего лишь идея — к действиям он переходить не собирался. Во всяком случае, пока. Но идея была утешительной сама по себе. Сервас осознавал всю глубину своей депрессии, но лечиться не собирался. Он повидал слишком много смертей, похоронил слишком много близких людей, его слишком часто предавали. Он утомился. Устал. Он мечтал отдохнуть, забыться, но все повторялось, снова и снова. Он больше не хотел помнить лица Марианны, родителей, друзей… Он был уверен, что она умерла и что ее тело — как и трупы других жертв швейцарца — никогда не найдут. Она пыталась спасти сына… и предала Серваса. Ему хотелось — несмотря ни на что — верить, что она легла с ним в постель не только из корыстного интереса. Думать о предсмертных муках Марианны ему было так же непереносимо, как смотреть на солнце.

Мартен заметил далеко внизу крошечный силуэт Педро. Тот вышел из мастерской с какой-то тряпкой в руке, поднял голову, посмотрел на небо, проводил взглядом ватагу собравшихся отправиться на реку детишек.

— Мне сказали, что я найду тебя здесь.

Сервас вздрогнул и обернулся. В любое другое время он был бы счастлив видеть ее, но в это утро и сам не понимал, что́ испытал на самом деле — радость, облегчение или стыд. Она изменилась — никакого пирсинга, нормальный цвет волос — и словно бы повзрослела на несколько лет.

— Как ты меня разыскала?

— Думаю, ты передал мне не только вкус к чтению, но и сыщицкие гены, папа.

Сервас улыбнулся — фраза была хорошо отрепетированной домашней заготовкой.

— Я вспомнила, как в детстве вы с мамой привозили меня сюда и тебе здесь очень нравилось. Вообще-то, я уже неделю тебя ищу.

Она сделала два шага вперед, наклонилась и сразу отпрянула назад.

— Ух ты! Красивый вид… Но для меня, пожалуй, высоковато!

Марго не заметила, что ее отец залился краской стыда.

Они разговаривали. Дни и ночи напролет. Пили. Говорили. Курили, смеялись, говорили — и даже танцевали. Он стал лучше понимать свою дочь и еще раз подивился справедливости банальной истины: «Мы ничего не знаем о других и еще меньше — о собственных детях». Вместе с Марго приехал Элиас, высокий, молчаливый, прячущий лицо за волосами. Сервас его по-настоящему полюбил. Иногда парень составлял им компанию, в другие дни давал отцу с дочерью побыть наедине. Общение с Марго не было ровным: они то понимали друг друга с полуслова, то спорили до хрипоты. Как в ту ночь, когда они с Элиасом нашли его мертвецки пьяным, вернувшись вечером в гостиницу. Он стал меньше пить. Потом бросил совсем. Им некуда было торопиться — до начала нового учебного года оставалось много времени. Мартен не знал, какие у Марго планы, собирается она работать в летние каникулы или нет, и в конце концов спросил, когда они уезжают.

— Когда будешь готов, — ответила его дочь. — Ты едешь с нами.

Сервас познакомил Марго и Элиаса с Педро и остальными. Из них вышла чудная веселая бандочка. Элиас стал разговорчивей — ненамного, но все же… Они поздно ложились, но по утрам Сервас чувствовал себя бодрее и, проснувшись, сразу вставал, а не лежал, пялясь пустым взглядом в потолок. Марго и Элиас поселились этажом ниже, в номере окнами во дворик. Утром, если Сервас слишком долго не появлялся, она поднималась, чтобы постучать в дверь и разбудить его. Они совершали дальние поездки на машине, много ходили, открывая для себя красоту, от которой перехватывало дыхание. Купались в ледяных горных речках. Ездили на велосипедах, сплавлялись на каноэ. Общались с местными жителями и туристами, бывали на праздниках, куда их приглашали в последнюю минуту. Марго фотографировала, и Мартен не отказывался сниматься. К его собственному превеликому удивлению, к нему вернулись способность улыбаться и аппетит.

День проходил за днем, жизнь текла, как гнездо зимородка по волнам,[54] простая и идеальная. Они ничего не планировали и мало что принимали во внимание. Однажды утром, незадолго до рассвета, Сервас проснулся, принял душ и собрал чемодан. Он был совершенно спокоен. Этой ночью ему приснилась Марианна. Она жива… Где-то там. И ей нужна помощь. Гиртман нашел бы способ оповестить его, убей он Марианну. Мартен вышел из комнаты. На этаже было тихо, но солнце уже осветило дворик. Он спустился вниз, в последний раз вдохнул полной грудью аромат жасмина, запах стирки, мастики и занимающегося дня. Он полюбил это место…

Сервас постучал в дверь, Марго открыла, и он объявил:

— Я готов.

Граус, Верхний Арагон,

июль 2011-го/Морбиан,

июль 2012-го

Я, как всегда, позволил себе очень вольное обращение с географией. Кто-то «поместит» Марсак в одно место, другие скажут, что он находится совсем не там: все будут правы и одновременно ошибутся. Мой Юго-Запад — почти такой же воображаемый край, как волшебное Средиземье Толкиена.

Несколько вольно описал я и реалии работы полиции и сложного аппарата других органов правосудия. Хочу выразить благодарность людям, которые взяли на себя труд помочь мне советами и помогли избежать грубых ошибок: Сильви Фёшер, Генеральному секретарю Профсоюза комиссаров и высших чинов полиции, Полю Меро, Кристофу Гийомо, Жозе Марье и Иву Ле Иру из полиции Тулузы. За все ошибки, вольные и невольные, ответственность несу только я. Благодарю Стефана Хаузера за его музыкальные советы; надеюсь, он простит мне, что я не всегда точно им следовал. И, наконец, хочу сказать огромное спасибо моим издательницам из «ХО», которые снова совершили чудо, превратив воду в вино; изумительным командам издательств «ХО» и «Pocket». Спасибо моей жене, которая по-прежнему облегчает мне жизнь, Грегу — первому читателю, другу, конфиденту, тренеру и спарринг-партнеру. И последнее. Хочу посвятить эту книгу человеку, имевшему бестактность покинуть наш мир за десять дней до выхода предыдущего романа: моей матери Мари Сопена Миньер. Мне было нелегко смириться с тем фактом, что она не успела прочесть ту книгу.