Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I - Александр Наумов

Первоначально идея агрономической помощи возникла въ средѣ Губернскаго Земства, когда я сталъ членомъ Губернской Управы. Постепенно это дѣло децентрализирова-лось и перешло почти цѣликомъ въ руки уѣздныхъ земствъ, пользовавшихся лишь кредитной помощью со стороны Губернскаго Земства.

Съ самаго начала былъ основанъ и оборудованъ при Самарской Губернской Земской управѣ центральный складъ земледѣльческихъ орудій и машинъ. Дѣло это стало развиваться гигантскими шагами. Выработанная форма снабженія сельскохозяйственнымъ инвентаремъ, съ предоставленіемъ покупателямъ льготныхъ кредитныхъ условій и установленіемъ за отпускаемый товаръ низкихъ фабричныхъ цѣнъ, оказалась настолько цѣлесообразной и выгодной для неселенія, что вскорѣ подобные склады образовались во всѣхъ уѣздахъ. Въ нашемъ Ставропольскомъ уѣздѣ стали широко работать три склада —въ г. Ставрополѣ, въ посадѣ Мелекессѣ и въ с. Старой Майнѣ.

Помимо этого, вниманіе земства, за послѣднее десятилѣтіе его существованія, было обращено на воздѣйствіе на населеніе въ смыслѣ улучшенія и интенсификаціи земледѣлія. Нелегкая была это задача, главнымъ образомъ, въ силу массовой некультурности крестьянскаго общиннаго населенія, его не столько консервативности, сколько инертности, а также вслѣдствіе укоренившагося у него мнѣнія, что у помѣщиковъ потому родится хлѣбъ лучше, что надѣлены они болѣе плодородной землей, а вовсе не потому, что обработка у нихъ выше. Крестьянское населеніе упорно придерживалось своего исконнаго способа веденія хозяйства, и ко всякому „господскому” совѣту относилось недовѣрчиво.

Первые шаги дѣятельности разъѣздныхъ земскихъ агрономическихъ отрядовъ ни къ какому реальному результату не приводили; получалось лишь ненужное обремененіе смѣтнаго бюджета, о чемъ неоднократно говорилось тогда на собраніяхъ, съ требованіемъ вовсе прекратить подобную организацію агрономической помощи. Между тѣмъ, какъ разъ въ описываемое время приходилось наблюдать только что вводившуюся удѣльнымъ вѣдомствомъ систему по сдачѣ имъ своихъ оброчныхъ статей, производившую благодѣтельный переворотъ во всемъ аграрно-экономическомъ укладѣ нашего Поволжья, Нуждавшемуся въ землѣ лицу участокъ сдавался въ аренду, но Удѣлы предъявили рядъ требованій, имѣвшихъ одну опредѣленную цѣль — заставить арендатора постепенно переходить съ первобытныхъ формъ пользованія землею къ болѣе совершенному многополью, травосѣянію, унавоживанію, пропашной обработкѣ и пр. Въ какое-нибудь десятилѣтіе въ мѣстностяхъ, хорошо мнѣ извѣстныхъ, огромныя удѣльныя степныя пространства совершенно преобразились, превратившись въ превосходно обработанныя пахотныя угодья, со всѣми признаками интенсивной культуры. Убѣдившись въ разумности удѣльной аграрной политики, я сталъ настойчиво выступать у себя на собраніяхъ съ предложеніемъ послѣдовать примѣру передового въ этомъ отношеніи вѣдомства. Такъ какъ это время совпало съ періодомъ начатыхъ, по иниціативѣ министра Столыпина, землеустроительныхъ работъ, земство наше, согласившись стать на предложенный мною путь насажденія среди населенія усовершенствованныхъ способовъ земельной обработки, воспользовалось случаемъ пріобрѣтенія по крайне сходной цѣнѣ нѣсколькихъ земельныхъ участковъ въ разныхъ наиболѣе типичныхъ мѣстахъ уѣзда, исключительно въ цѣляхъ эксплуатированія ихъ на условіяхъ аналогичныхъ, практикуемыхъ въ Удѣлахъ.

Земства ставили арендаторамъ тѣ же условія — примѣненія на арендуемомъ участкѣ преподанныхъ земской агрономіей улучшенныхъ способовъ землепользованія. Результаты сказались быстро: неселеніе, ранѣе глухое къ „господскимъ” совѣтамъ, воочію увидало всю реальную выгоду интенсивнаго хозяйства. Но — увы!... Безудержная революціонная стихія, разыгравшаяся на почвѣ грубыхъ людскихъ инстинктовъ, подогрѣтыхъ ленинскими лозунгами „чернаго передѣла”, всему начавшемуся культурно-агрономическому просвѣщенію земледѣльческихъ деревенскихъ массъ положила предѣлъ... Оборвалось великое творчество — государственное и земское дѣло!

Ставропольскіе земцы отличались рѣдкимъ постоянствомъ, избирая въ теченіе долгихъ трехлѣтій своимъ предсѣдателемъ управы почтеннаго, добраго и обходительнаго Владиміра Сергѣевича Тресвятскаго — зарекомендовавшаго себя экономнымъ, честнымъ и кропотливымъ работникомъ. Когда подъ конецъ, усталый и больной, онъ категорически заявилъ на собраніи о невозможности для него продолжать земскую службу, произошла рѣдкая и трогательная картина: на его мѣсто единогласно Предсѣдателемъ былъ избранъ его единственный сынъ Николай, молодой еще человѣкъ съ университетскимъ образованіемъ, сумѣвшій быстро снискать всеобщую симпатію и довѣріе. И вотъ, у предсѣдательскаго стола встрѣтились — бывшій и новый предсѣдатели, отецъ и сынъ — оба счастливые, со слезами на глазахъ, бросившіеся другъ другу въ объятія, при общихъ апплодисментахъ растроганныхъ гласныхъ..

Членами управы избирались обычно крестьяне, пользовавшіеся репутаціей хорошихъ хозяевъ. Приглашалось на земскую службу также немало спеціалистовъ — техниковъ, агрономовъ и пр. Медицинскій персоналъ въ нашемъ уѣздѣ отличался превосходнымъ составомъ. Среди земскихъ врачей были извѣстные хирурги, офтальмологи, къ которымъ пріѣзжали издалека для операцій.

Въ ходѣ работъ на земскихъ собраніяхъ, конечно, многое зависѣло также отъ личности и умѣнія ихъ предсѣдателей. Не могу не вспомнить добромъ дѣльнаго и властнаго на своемъ предсѣдательскомъ креслѣ Предводителя Дворянства — Бориса Михайловича Тургенева, хорошо освѣдомленнаго въ земскихъ дѣлахъ и пользовавшагося среди гласныхъ безусловнымъ авторитетомъ. При немъ дѣло шло безукоризненно.

Въ 1897 году, въ первую же январскую очередную сессію Самарскаго Губернскаго Земскаго Собранія, я совершенно неожиданно, скажу больше — помимо моего желанія и согласія, былъ избранъ членомъ Губернской Земской Управы.

Произошло это событіе, кореннымъ образомъ отразившееся на всемъ укладѣ моей служебной и частной жизни, слѣдующимъ образомъ. Пріѣхавъ изъ с. Новаго Буяна въ Самару къ открытію очередного Губернскаго Земскаго Собранія, я, какъ обычно, остановился въ т. н. „Аннаевской” гостиницѣ и съ первыхъ же дней сильно захворалъ острой формой распространенной въ то время въ городѣ инфлуэнцы. Лечившій меня д-ръ Бодэ уложилъ меня въ постель. Земское собраніе шло въ это время своимъ чередомъ и отличалось нѣкоторой нервностью ввиду предстоявшихъ въ концѣ сессіи выборовъ дополнительнаго члена Губернской Управы, вокругъ которыхъ обычно разгорались партійныя и междууѣздныя страсти.

Самарскій уѣздъ, во главѣ котораго стоялъ гр. А. Н. Толстой, не глупый, но общеизвѣстный интриганъ, претендовалъ на полученіе мѣста члена управы для „своего” кандидата, противъ чего сильно возставали два в&гда дружественныхъ между собою уѣзда: Ставропольскій и Бугурусланскій, отрицательно относившіеся къ проискамъ Н. А. Толстого и его клики. Пока я лежалъ въ жару и въ больномъ одиночествѣ, происходили всевозможныя совѣщанія, намѣчались разныя кандидатуры и комбинаціи. Ставропольцы, по соглашенію съ Бугурусланцами, Бугульминцами и Новоузенцами, надумали выдвинуть мою кандидатуру въ противовѣсъ намѣченнаго Толстымъ кандидата.