Убийца Шута - Робин Хобб

– Шун мы ничего об этом не скажем. Она считает, что девушка ушла. Риддлу я скажу, что нашел ее мертвой и сжег тело, опасаясь разнести заразу. Прислуге я сообщу, что ты жаловалась на зуд от укусов и я обнаружил паразита в твоей кровати, укладывая тебя спать, поэтому решил немедленно ее сжечь. – Я вздохнул и признался: – Это будет нечестно по отношению к ним. Мне придется выглядеть так, будто я на них рассердился. Я потребую, чтобы каждую деталь твоей одежды начисто выстирали и вымыли, а кровать заменили.

Она кивнула и вновь перевела взгляд на огонь. Я собрал еще одну охапку веток и подбросил в костер. Полусгоревшие сучья не выдержали под натиском этого веса, рухнув на обуглившиеся останки. Перина шуршала издалека словно пушистый пепел. Были ли это почерневшие кости или почерневшие ветки? Даже я не мог сказать. Слабый запах жареного мяса вызывал у меня тошноту.

– Ты отлично в этом разбираешься. Ты все предусмотрел.

Это был не тот комплимент, который мне бы хотелось получить от моей маленькой дочери.

– Раньше мне часто приходилось выполнять … работу определенного рода. Для короля. Я научился думать о многих вещах сразу.

– И хорошо лгать. И не позволять людям понять, о чем ты думаешь.

– Да, и это тоже. Я не горжусь этим, Пчелка. Но секрет, который мы услышали сегодня ночью, - это не моя тайна. Она принадлежит моему старому другу. У него есть сын, и этот сын в опасности.

Могла ли она услышать в моем голосе, насколько необычной я находил эту новость? У Шута был сын. У меня никогда не было абсолютной определенности относительно его мужских качеств. Но если ребенок родился, он должен был появиться из женского чрева. Это означало, что где-то у этого ребенка была мать. Женщина, которую предположительно любил Шут. Я думал, что знал его лучше, чем кто-либо другой. И все же об этом я бы никогда не подумал.

Женщина была отправной точкой для моих размышлений. Кто она? Я задумался. В голову пришла Гарета. Она была помощницей садовника, когда мы с Шутом были детьми. Уже тогда она была влюблена в него. В юности он был гибким и игривым подростком, крутил сальто и кувыркался, проделывал жонглерские трюки, обычно ожидаемые от шута. Он был быстрым на язык. Часто его юмор был жестоким по отношению к тем, кто, по его мнению, заслуживал быть опущенным на одну или пару ступеней. С теми, кто был молод или обижен судьбой, он обращался мягко, часто обращая свои насмешки против себя.

Гарета не была красивой, и он был добр к ней. Некоторым женщинам этого вполне достаточно. В последующие годы она вспомнила его, узнав под личиной лорда Голдена. Было ли это чем-то большим, чем узнавание? Если это произошло, как он убедил ее сохранить его тайну? Если у них был ребенок, мальчику сейчас должно быть двадцать с лишним лет.

Была ли она единственно возможным вариантом? Да, город Баккип был полон продажных женщин и девушек для удовольствия, однако я не мог представить Шута посещающим их. Должно быть, это все же Гарета ... Затем мои мысли потекли в другом направлении, и вдруг я увидел Шута совсем в другом свете. Он всегда был очень скрытным человеком. Возможно, у него была тайная любовница. Или не такая уж и тайная. Лорел. Главная охотница, обладающая Уитом, никогда не скрывала своего влечения к нему. Он провел несколько лет вдали от Бакка, в Бингтауне и, возможно, в Джамелии. Я почти ничего не знал о его жизни в тех краях, кроме того, что он жил там в образе женщины.

А потом вещи встали на свои места с очевидной ясностью, и я почувствовал себя невероятным тупицей. Джофрон. Почему он писал ей? Почему предупредил, чтобы она защитила своего сына? Возможно, потому что это был их сын? Я перебрал свои воспоминания о Джофрон и Шуте. Почти тридцать пять лет назад, когда в Горном королевстве Шут нашел меня умирающим, он принес меня в свой маленький домик. У него был небольшой дом в Горном королевстве, который он делил с Джофрон. Он попросил ее переехать, когда поселил меня у себя. И когда ему пришлось уйти со мной, чтобы выполнить мою миссию, он оставил ей все, чем владел в Горном королевстве. Я подумал о том, как она отреагировала на мое появление, когда мы последний раз встретились. Мог ли я истолковать ее поступки по отношению ко мне как реакцию любовницы, отвергнутой ради друга? Мне показалось, что она была рада показать мне, что он писал ей, в то время как я не получил от него ни слова.

Я вернулся в те лихорадочные дни, вспомнил ее голос, когда она с обожанием говорила о ее Белом Пророке. Тогда я счел это некой разновидностью религиозного пыла. Возможно, это была страсть иного рода. Но если она родила ему ребенка, он определенно должен был знать об этом. Он посылал ей письма. Отвечала ли она на них когда-нибудь? Если он оставил там сына, мальчик должен быть на год младше Неттл. И наверняка не был ребенком, нуждающимся в моей защите? И внук, который был там, совсем не походил на Шута. Если бы он был внуком Шута, наследие Белых обязательно проявилось бы в нем каким-то образом. Внук Шута. Одно долгое мгновение эти слова казались несовместимыми.

Я размышлял об этом, пока пламя пожирало ее кости. Слова посланницы не имели большого смысла. Если Шут зачал ребенка в последний раз его пребывания в Баккипе, его сын должен быть молодым человеком, а не маленьким мальчиком. Это не имело смысла. Посланница назвала его мальчиком. Я вспоминал, как медленно рос Шут, как он говорил, что был старше меня на несколько десятков лет. Я так многого не знал. Но если, подобно отцу, оставленный Шутом сын взрослел медленно, он мог все еще выглядеть как ребенок. В таком случае, им не мог быть сын Джофрон, который уже имел собственного сына. Послал ли ей Шут предупреждение, потому что опасался, что охотники будут преследовать любого ребенка, который со стороны мог показаться ребенком Шута? Мои мысли блуждали по кругу, пытаясь построить башню из слишком малого количества элементов. Несомненно, если бы речь шла о сыне Джофрон, он мог бы сказать мне об этом посредством множества подсказок, которые мог бы распознать только я. Назови его сыном Изготовителя Игрушек, и я узнаю его. Но это, конечно, было справедливо по отношению к любому сыну? Мальчик женщины-садовника, ребенок главной охотницы... мы знали друг друга так хорошо. Любого ребенка, которого он оставил, он, несомненно, мог бы описать мне. Если бы Шут с уверенностью знал, где был ребенок... Посылал ли он меня в погоню за недостижимым, чтобы найти ребенка, факт существования которого основан исключительно на неких туманных Белых пророчествах? Он бы не поступил так со мной. Нет. Почти наверняка он сделал именно так. Потому что он мог поверить, что я смогу найти такого ребенка. Да и был ли это вообще сын Шута? Я снова тщательно перебрал в уме малосодержательные слова посланницы. Нежданный сын. Однажды он сказал мне, что те слова относились ко мне. А сейчас? Был ли где-то еще один "нежданный сын"? Мог ли я быть уверен, что этот мальчик - сын Шута? Она не знала наш язык в совершенстве...

- Папа? - голос Пчелки дрожал, и когда я повернулся к ней, то увидел, что она обхватила себя руками и вся тряслась от холода. - Мы закончили? - кончик ее носа покраснел.

Я посмотрел в огонь. Последняя груда веток, которую я положил в него, внезапно развалилась. Как много еще осталось от девушки? Череп, тяжелые бедренные кости, стержень позвоночника. Я подошел вперед и вгляделся в центр костра. Они были покрыты тлеющими угольками и пеплом. Завтра я возьму матрас с кровати няньки из комнаты, смежной с комнатой Пчелки, и сожгу его здесь. На сегодня достаточно. Я надеялся на это. Я огляделся. В небе стояла луна, но слои облаков заволокли ее. Ледяной туман висел над находящимися в низине заболоченными пастбищами. Все, чего касался лунный свет на земле, было подернуто туманом.

- Пойдем обратно.

Я протянул ей руку. Она посмотрела на нее, а потом потянулась, чтобы вложить свои маленькие пальчики в мои. Они были холодными. Поддавшись порыву, я поднял ее. Она сопротивлялась.

- Мне девять. А не три.

Я отпустил ее, и она соскользнула на землю.

- Я это знаю, - сказал я виновато. - Просто ты выглядела замерзшей.

- Потому что я замерзла. Давай вернемся внутрь.

Я больше не пытался дотронуться до нее, но был рад, что она шла рядом со мной. Я со страхом подумал о завтрашнем дне. Мне будет достаточно трудно без обсуждения с Шун и Риддлом. Я с неудовольствием подумал, что мне предстоит объявить о фальшивых паразитах, так как хорошо представлял, какая суета и масштабная чистка за этим последуют. Ревел будет вне себя, все слуги будут наказаны. Стирка будет бесконечной. Я подумал о своей комнате и содрогнулся. Мне придется подвергнуться вторжению служанок, иначе мое изобличение будет выглядеть фальшивым. И я не хотел даже представлять возмущение и раздражение Шун при мысли, что ее матрас мог стать убежищем для паразитов. Что ж, иного выхода не было. Мое оправдание для сжигания матраса Пчелки посреди ночи должно выглядеть убедительно. Я не мог избежать лжи.