Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Драмы в стихах. Эпические поэмы - Иоганн Гете

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

Только увидел король, как появился у кругаРейнеке, гладко остриженный весь и натертый до блескаМаслом и салом, — так со смеху он покатился.«Лис! Это чья же наука? — воскликнул он. — Видно, недаромРейнеке-Фуксом ты прозван: все вечные хитрости, плутни!Всюду найти ты умеешь лазейку — и выскочить фуксом».

Рейнеке сделал глубокий поклон королю, королевеСделал особый поклон и вприпрыжку вступил на арену,Где, окруженный родными и присными, волк находился.Все они лису, конечно, желали бесславнейшей смерти.Много пришлось ему выслушать гневных угроз и проклятий.Но ягуар с леопардом, смотрители круга, явились,Чинно святыни внеся, и на этих святынях публичноДали присягу противники, каждый свое подтверждая.

Изегрим-волк присягал очень бурно, с угрозой во взоре:Рейнеке — вор, предатель, убийца, не раз уличенныйВ самых преступных деяниях, в прелюбодействе, в насилье,Лжив он до мозга костей — и теперь только смерть их рассудит.Рейнеке клялся в обратном — ни одного преступленьяИз перечисленных волком он за собой, мол, не знает.Изегрим и под присягою лжет, как всегда, но напрасно:Ложь ни за что он не сделает правдой, — на сей раз подавно!

Тут им сказали смотрители круга: «Пусть каждый поступит,Как надлежит ему. Правда сама обнаружится вскоре».Все от велика до мала покинули круг, где осталисьОба противника только. Но лису шепнула мартышка:«Помните, что я сказала, советы мои соблюдайте!»Рейнеке весело ей отвечал: «Наставления вашиМужества мне придают. Успокойтесь: еще я владеюСмелостью, хитростью, что не однажды меня выручалиИз переделок опасней, чем эта, когда приходилосьКое-что приобретать, разумеется, в долг, но бессрочный.Да, рисковали мы жизнью! Так неужель я сегодняС этим злодеем не справлюсь? Его осрамить я намеренВместе со всем его родом, себя же и близких — прославить.С ним я за всю его ложь разочтусь!..» На кругу они обаТак и остались одни. Все глазами их там пожирали.

Изегрим сразу же рассвирепел и с разинутой пастью,Лапы напрягши, наскакивать стал на противника грозно.Рейнеке, более легкий, успел увернуться от волка,Жидкостью едко-зловонной он хвост окатил свой пушистыйИ проволок по арене, песку на него набирая.

Изегрим думал, что лис уже в лапах, но плут как ударитМокрым хвостом по глазам, — тот лишился и зренья и слуха.К этому лис не впервые прибег, и немало животныхВсю вредотворность той влаги едчайшей уже испытало.Так он и волчьих детей ослепил, как рассказано раньше,Так и отца их отметить решил. По глазам его смазав,Сразу же в сторону он отскочил и стал против ветраРыть торопливо песок — и густою песчаною пыльюВолку глаза он засыпал. Тут Изегрим нетерпеливоСтал их тереть, протирать, и тем свою боль он усилил.Рейнеке-лис между тем, владея хвостом превосходно,Снова хлестнул им противника — и ослепил совершенно.Плохо тут волку пришлось: перевес ведь использовал мигомРейнеке хитрый. Увидев, как страшно слезятся от болиВолчьи глаза, — на противника прыгать он бешено начал,Зверски его избивать, и кусать, и когтить, в то же времяНе забывая хвостом по глазам его шлепать и шлепать.Волк, обезумев почти, все на месте топтался, и тут-тоРейнеке стал издеваться над ним еще более нагло:«Сударь мой волк! На веку вы своем уплели, извините,Несколько агнцев кротких, а также изволили слопатьВ общем достаточно всяких невинных зверушек. Надеюсь,Впредь их родня заживет припеваючи. Так иль иначе —Вы их оставите в мире, сподобясь за то благодати.Жертва такая спасет вашу душу, особенно еслиВы терпеливо дождетесь конца. Все равно ведь на сей разВам от меня не уйти, — уж разве что просьбе смиреннойВнял бы я и пощадил вас — и жизнь даровал вам, быть может».

Рейнеке все это выпалил быстро — и волка за горлоКрепко схватил он в расчете закончить на том поединок.Изегрим, бывший намного сильнее, рванулся могучеРаз и другой раз — и вырвался было, но Рейнеке вгрызсяВ морду его, и жестоко поранил, и глаз ему вырвал.Кровь так и хлынула, с волчьего носа стекая на землю.Рейнеке крикнул: «Того и хотел я! Какая удача!»В смертном отчаянье волк, окровавленный, глаза лишенный,В бешенство впал и, забыв о раненьях, о боли ужасной,Прыгнул на лиса — свалил его наземь, прижал его крепко.Тщетно бы лис призывал свое хитроумье на помощь.Лисью переднюю лапу, ему заменявшую руку,Изегрим стиснул зубами, держа ее мертвою хваткой.Рейнеке грустно лежал на земле, — он боялся, что лапыМожет лишиться вот-вот, и тысячи дум передумал.Волк, задыхаясь от злобы, над ним прохрипел в это время:

«Пробил твой час наконец, негодяй! Так немедля сдавайся,Или тебя я на месте прикончу за все твои плутни!Я уплачу тебе. Ты потрудился, хотя и напрасно:Скреб ты песок, изливал свою жидкость, остриг свою шкуру,Жиром намазался… Горе тебе! Ты мне сделал так многоВсякого зла: клеветал на меня, ослепил. Но, мерзавец,Не улизнешь ты теперь! Иль сдавайся, иль будешь растерзан!».

Рейнеке думал: «Дела мои плохи. На что мне решиться?Если не сдамся — я буду растерзан. А если же сдамся,Буду навек опозорен. Да, я заслужил наказанье:Слишком дразнил я его, оскорблял его слишком уж грубо!»Волка смягчить попытался он сладко-смиренною речью.«Дядюшка, мой дорогой, — он сказал, — я бы тотчас охотноСтал вашим верным вассалом со всем, чем где-либо владею.На богомолье за вас я пошел бы ко гробу господню,В землю святую. Все церкви я там обошел бы и ворохВам отпущений принес бы: и нашей душе во спасеньеЭто пошло бы, и папеньке с маменькой вашим покойнымТоже хватило б на вечные веки в их жизни загробнойБлагом таким наслаждаться. Кому же оно не потребно?Чтить я вас буду, как римского папу; священнейшей клятвойКлясться готов, что отныне и присно я буду всецелоВ вашей зависимости находиться со всем своим родом.Клятву за всех приношу я — служить вам во всякое время.Не обещал бы я этого и королю, а вот вам предлагаю.Дайте согласье — и быть вам владыкой всего государства.Все, что поймать мне удастся, то вам приносить обязуюсь:Рыба ли, курица ль, гусь или утка, — я всей этой снедиИ не попробую прежде, чем вам, и супруге, и деткамЯ не представлю на выбор. К тому же и добрым советомВам помогать я берусь, дабы неудач вам не ведать.Я ведь слыву хитрецом, вы силач, — значит, вместе мы можемДелать большие дела, но держаться нам нужно друг друга.Силища ваша да сметка моя, — кто же нас одолеет?Наша взаимная драка, в сущности, глупость большая.Я бы на это не шел, если б как-нибудь благопристойноМог избежать поединка. Но раз вы мне бросили вызов,Должен был я согласиться во имя приличья и чести.Все же признайтесь, что в битве держался я с вами учтиво,Даже всей силы своей не выказывал ибо я думал:«Рейнеке, к собственной чести, ты должен быть с дядей гуманным».Если б я вас ненавидел, пришлось бы вам хуже гораздо.Собственно, вы и не так пострадали, а если случайноГлаз я задел ваш, то это, поверьте, мне искренне больно.Все же утешен я тем, что известно мне верное средствоВылечить вас. За него вы мне будете век благодарны.Если бы глаз и пропал, а в общем вы были б здоровы,Проще вам было б: ко сну отправляясь, одно бы окошкоВам закрывать приходилось. Двуоким — двойная работа.Чтобы верней вас умилостивить, всю родню я заставлюЗемно вам кланяться, я прикажу и жене и детишкамУ короля на глазах, перед всем этим знатным собраньемСлезно просить, умолять вас и вымолить ваше прощеньеИ дарованье мне жизни. Тогда я открыто признаю,Что сочинял небылицы на вас, клеветою позорилИ что всегда вас обманывал. Я обещаю поклясться,Что ничего я худого не знаю о вас, что отнынеЯ вас бесчестить не буду. Навряд ли когда-нибудь самиИ про себя вы мечтали о большем удовлетворенье.Что вам за смысл убивать меня, вечно потом опасатьсяМести кровавой родных и друзей моих? Если, напротив,Вы пощадите меня, то покинете с честью арену —И благородным и мудрым вы будете признаны, ибоТот надо всеми возвышен, кто истинно великодушен.Помните: вряд ли вам снова представится эта возможность.Впрочем, жить, умереть — мне теперь уж совсем безразлично».

«Хитрая лисонька! — волк отвечал ему. — Ах, как ты хочешьОсвободиться! Но если бы мир весь из золота дажеБыл сотворен и его предлагал ты в беде, — я бы все жеНе отпустил тебя. Мало ли раз ты мне клялся фальшиво?Лживый пройдоха! С тебя же потом скорлупы мне яичнойНе получить. А родня? Да плевать мне на все твое племя!Ждать от них можно, конечно, всего. Но уж как-нибудь с нимиСправлюсь я тоже. Злорадная тварь! Как бы ты издевалсяСам надо мной, если б я отпустил тебя, уши развесив!Надо тебя совершенно не знать, чтоб на грош хоть поверить.Ты, говоришь, пощадил меня, гнусный мошенник! Да развеГлаз мой на нитке теперь не болтается? Разве ты шкуруНе разодрал мне местах в двадцати? Или хоть на минуткуТы, негодяй, перевес получив, мне давал передышку?Должен бы быть идиотом я, чтоб за позор и увечьяЖалость, гуманность к тебе проявлять! Ты меня и ГирмундуВвергнул и в горе и в срам! Нет, за это заплатишь ты жизнью!»

Так говорил ему волк. А пройдоха успел в это времяЛапу вторую свою промеж бедер противника всунуть —И деликатнейший орган его как схватил, да как началДергать, трепать его… Распространяться не буду, но толькоИзегрим взвыл преотчаянно, пасть свою страшно разинув.Рейнеке лапу и выдернул сразу из пасти разжатой,—И не одной, а обеими мучил он волка-беднягу —Тискал, тянул все безжалостней. Волк до того раскричался,—Кровью плевать уже начал! От пытки такой прошибалоПотом его то и дело, он вымок насквозь и от страхаОпорожнился. А лис ликовал: это пахло победой!Волка теперь он терзал и зубами. А тот, угнетенныйМукой и смертной тоской, сам себя уже видел погибшим.Кровь из глаз, из пасти лилась. Наконец он свалилсяВ изнеможении полном. А лис — он за зрелище этоГор золотых не хотел бы! Волка трепал он все так же,Злобно щипал, и душил, и кусал, и когтил он беднягу,И волочил, чтобы каждый видел его униженье.Изегрим с воем тупым, в пыли и в своих нечистотахКорчась, катался пред всеми в таком непотребнейшем виде.

Все его близкие, громко вопя, короля умоляли,Чтоб соизволил он дать приказанье кончать поединок.«Что же, — король им ответил, — если находите нужным,Если вы сами желаете этого, — не возражаю».

Отдал король приказанье, чтоб ягуар с леопардом,Оба смотрителя круга, противников остановили.Линкс и Лупардус пришли на арену — и к Рейнеке-лисуТак обратились: «Довольно! Король изъявляет желаньеВашу борьбу прекратить и предел положить вашей распре.Требует он, чтобы был ваш противник ему предоставлен,С тем чтобы жизнь даровать он мог побежденному, ибо,Если один из противников мертвым падет, то, конечно,Горе и той и другой стороне. А ведь вы победитель.Всем это ясно — и знайте, что лучших мужей одобреньеВы заслужили, и все они — ваши сторонники ныне».

Рейнеке так им сказал: «Я свою докажу благодарность!Я королевскую волю исполню и все, что он хочет,Сделаю с радостью. Я победил! Ничего уж прекраснейВ жизни мне не испытать. Об одном я прошу государя:Посовещаться хочу я с друзьями». И крикнули хоромБлизкие Рейнеке: «Все мы считаем, что надо исполнитьВолю монарха!» И бросились тут к победителю толпыРодичей: все барсуки и бобры, обезьяны и выдры,И новоявленных много друзей: горностаи, куницы,Ласки и белки, и прочие, с ним враждовавшие прежде,Имени даже его не хотевшие слышать, спешилиТоже к нему. Даже те, кто его обвиняли обычно,В родичи тут записались — и жен и детей притащили:Великовозрастных, средних, и малых, и крошечных самых.Все перед ним лебезили — и не было лести предела…

Так повелось уж на свете — счастливчики только и слышат:«Быть вам живым и здоровым!» Друзья отовсюду к ним валят.А неудачникам что остается? Набраться терпенья!Так же и тут получилось. Все к победителю льнули,Каждый хотел перед ним отличиться: играли на флейте,Дули в тромбоны, лупили в литавры и пели усердно.Прихвостни Рейнеке-лиса ему говорили: «Гордитесь!Вы и себя самого, и род ваш возвысили ныне!Как огорчились мы, видя, что вас побеждает противник,—Вдруг все так быстро пошло по-иному. Вот это был фортель!»«Благодарю вас, — ответил им лис, — повезло мне, признаться».Так они двинулись шумной толпой, впереди — победительВ сопровожденье смотрителей круга. И вот перед нимиТрон королевский, — и Рейнеке пал на колени картинно.Но государь перед цветом баронства сказал ему: «Встаньте!Вы защищали себя в этом деле достойно — и с честьюИз положения вышли. Я вас объявляю свободным.Кары, на вас тяготевшие, все отменяю. Об этомПоговорю я на днях на совете баронском, как толькоИзегрим на ноги станет. На том и закончим сегодня».

«О государь! Наставленья верховные ваши, — ответилРейнеке скромно, — всегда благотворны, — вы знаете сами.Сколько я здесь обвинителей встретил! Все лгали в угодуВолку, врагу моему, что меня уничтожить пытался,И не совсем безуспешно. А те все кричали: «Распните!» —С ним заодно клевеща, чтоб меня затравить поскорее,Лишь бы ему угодить. Все видели ясно: мой недругВ большей чести находился у вас. Но никто не подумал,Чем это кончиться может и как еще выплывет правда.Я бы сравнил их с собаками, что перед кухней обычноЦелою сворой торчат, авось благодетель их, повар,Вспомнит о них благосклонно и несколько косточек бросит.Братья собачья заметила как-то, что их сотоварищМяса вареного целый кусище у повара выкрал,Но оказался не столь расторопным, — и хвост ему все жеПовар ошпарил. Успел он, однако, с добычей роскошнойВ своре своей замешаться. Пришли в умиленье собаки:«Видите, повар особенно как-то к нему расположен.Вот ведь каким угостил его завтраком!» Тот им ответил:«Судите глупо. Вы можете спереди мной восхищаться,—Видеть, конечно, приятно вам столь аппетитное мясо.Но полюбуйтесь-ка задом моим, — и, пожалуй, счастливцемНе назовете меня». Они посмотрели — и что же?Зад его страшно обварен был, волосы повыпадали,Кожа вспузырилась, сморщилась — и ужаснулись собаки.Больше никто не стремился на кухню. Покинув собрата,Все разбежались они… Государь! Это притча о жадных.Стоит им в случай попасть — от друзей им не будет отбою.В рот им часами готовы смотреть: ведь во рту у них мясо!Кто не захочет подладиться к ним, тот поплатится многим.Все их должны восхвалять за любой самый скверный поступок,Их укрепляя в противозаконности. Так поступаютТе, кто не думает о результатах. Подобные типыЧасто кончают плачевно, — с позором лишаются власти.Больше никто их не терпит, и тут отпадает с их шкурыВолос за волосом, то есть их прежние все подхалимы:Мал и велик отпадают от них, — и теперь они голы.Так своего же собрата покинула свора собачья,Чуть увидала увечье на задней его половине…

О государь, согласитесь: о Рейнеке-лисе не можетБыть разговоров подобных. Друзья меня не устыдятся.Милости вашей я так благодарен, и если бы толькоЗнать вашу волю всегда, я бы следовал ей неуклонно».

«Лишние речи, — заметил король, — бесполезны, пожалуй,Я вас внимательно выслушал, — суть вашей мысли ясна мне.Вас, благородный барон, мне видеть угодно, как прежде,В тайном совете. Вменяю в обязанность вам посещеньеВсех заседаний. Я полностью вам возвращаю отнынеВласть и почет и надеюсь на полное вас оправданье.Выправить много вам нужно. Без вас при дворе обходитьсяЯ не могу. Если б ум с добродетелью вы сочетали,Кто бы тогда превзошел вас, кто бы так тонко, так мудроПуть указал нам советом? А жалоб на вас не намеренДаже и слушать я впредь. За меня выступайте с речами,Действуйте всюду, где надо, как канцлер всего государства.Вам и печать моя будет теперь вручена — и отнынеВсе, что решите, и все, что подпишете, то и свершится…»Так вот, вполне по заслугам, как видите, Рейнеке сноваВ милость и в силу вошел, и для всех обязательны сталиКаждый совет и приказ его, будь то полезно иль вредно.

Лис в благодарностях тут же рассыпался: «Мой повелитель!Чем заслужил я такую высокую честь? Но об этом,Верьте мне, я не забуду, покуда я мыслить способен…»

Тут не мешает нам вкратце кой-что рассказать и о волке.Он, побежденный, израненный тяжко, лежал на арене.С ним находились жена и друзья его, Гинце и Браун(Кот и медведь), вся родня, и все чада, и все домочадцы.С плачем они положили его на носилки, обильноСеном устлав предварительно их, чтоб несчастного волкаМеньше знобило, и унесли. Осмотрели раненья,—Их двадцать шесть насчитали. Явилось тут много хирургов,—Перевязали беднягу и дали целебные капли.Отнялись все его члены. Хирурги особое зельеВтерли в уши ему — и чиханьем передним и заднимОн разразился. Родных утешая, сказали хирурги:«Мази, компрессы, купанье, — мы сделаем все, что мы в силах».Был он врачами уложен в постель, но уснул не надолго,—В темном смятенье проснулся, подавленный: стыд и страданьяСтрашно его угнетали, и всхлипывал он безутешно.Преданно, грустно ходила Гирмунда за мужем, все времяДумая о столь великой беде. Невзгод предстояло ей много.Жалко ей было себя, и детей, и друзей, и так тяжкоВидеть страдания мужа. Нет, он недолго протянет!Он уже явно бесился от боли. Исход был печальный…

Рейнеке всем происшедшим был очень доволен. С друзьямиОн оживленно о чем-то болтал, упиваясь их лестью,И в превосходном ушел настроенье. Король благосклонныйДал конвоиров ему и любезно сказал на прощанье:«Жду вас как можно скорей». Тут Рейнеке стал на колени:«Вам благодарность моя, государь мой, моей королеве,Вашим придворным, всем вам, господа! Да хранит вас всевышний,О государь мой, для славы великой! Я следовать счастливПредначертаниям вашим. Я благоговею пред вами.Все же сейчас я намерен был — с вашего соизволенья —Дом свой проведать, жену и детей: успокоить их надо».

«Что ж, отправляйтесь, — ответил король, — ни о чем не тревожьтесь».Так и отправился Рейнеке, больше всех прочих обласкан.Многие в этой породе таким обладают искусством.Если их бороды будут не рыжими, — крашены, значит.Рейнеке с целою свитой сородичей (сорок их было)С гордостью двор покидал. Их всех провожали с почетом.Лис впереди выступал, как владетельный князь, остальныеВслед ему двигались. Весь он от счастья сиял и свой пышныйХвост распушил небывало: он в милости был королевской!Снова попал он в совет, что, конечно, использовать надо!«Тех, кто мне мил, кто мне друг, — заботами я не оставлю,—Думал он самодовольно. — Да, мудрость дороже сокровищ!»

Так он отправился в путь — в Малепартус, фамильный свой замок,Так удалялся он, сопровождаемый всеми друзьями.Всем, кто к нему расположен был, всем, кто в тяжелое времяБыл на его стороне, изъявил он свою благодарностьИ предложил им услуги свои. Горячо распростившись,Все разошлись кто куда, а он — в родовое поместье.Дома жену он здоровой застал, был восторженно встречен,И на расспросы о том, как он вновь уцелеть исхитрился,—Он рассмеялся: «А вот удалось же! Представь себе только:Милости вновь я достиг высочайшей! Я в тайном советеВновь состоять приглашен, что и нашему роду послужитК чести и к пользе. Я канцлером даже назначен имперскимВо всеуслышанье! Мне вручена и печать государя!Он заявил: «Все, что Рейнеке иль совершит, иль предпишет,То будет правильным и нерушимым. Пусть каждый запомнит!»С волком я тоже разделался быстро и очень удачно.Все его ябеды кончены: он ослеплен, искалечен.Весь его род опозорен. Клейма моего он не смоет!Проку от жизни ему уж не будет. Мы бились друг с другом,—Я победил его. Думаю, он не оправится больше.Впрочем, какая мне разница? Так иль иначе — отнынеВсей его кликой горластой буду ведь я верховодить».

Очень довольной осталась лисица, и духом воспрялиОба его сорванца: их папенька важная личность!Между собой говорили они: «Золотые денечкиНам предстоят: мы в чести заживем и в довольстве и замокИсподволь так укрепим, чтоб не знать ни заботы, ни страха».

Так вот возвысился Рейнеке! Да поспешит обратитьсяК мудрости каждый, и зла избегает, и чтит добродетель!Вот вся мораль этой песни, в которой смешал стихотворецВымысел с истиной, чтобы вы зло от добра отличали,Чтобы ценили вы мудрость, чтоб мог покупатель сей книгиМира исконный порядок по ней изучать ежедневно.Ибо уж так повелось и, видимо, так и пребудет.Тем и закончить приходится повесть о Рейнеке-лисе,О многохлопотной жизни его и деяниях мудрых.Нам же, господь, ниспошли благодать свою вечную! Amen!

ГЕРМАН И ДОРОТЕЯ