Дама с единорогом - Ольга Романовская

Но теперь все изменится, он станет правой рукой Оснея. Граф вспомнит о его былых заслугах и наконец оценит их по достоинству. А если представить дело, как измену, и довести его до ушей помазанника Божьего, баннерет будет вправе рассчитывать на награду гораздо большую, чем уважение Сомерсета Оснея.

Перебирая в памяти всё, связанное с графом Норинстаном, Леменор находил много странностей в его поведении, странностей, объяснявшихся его двуличием. Например, когда они пили за здоровье жертв "черного рыцаря", Роланд заторопился уйти и пить отказался. И тут его поразило странное стечение фактов: Вальтер Роданн был убит там, где сражались люди Норинстана, но Норинстан "черного рыцаря" не видел. Его брат видел, а он нет, более того, граф утверждал, что "черного рыцаря" не существует, опровергая показания многочисленных свидетелей.

— Какой подонок убил бедолагу Роданна? — Артур нахмурился. — Кому он встал поперек дороги? Кто бы он ни был, он тоже был предателем. Уж не граф ли это? А почему бы и нет, рога дьявола! Ну да, кровь Христова, это он, кто же ещё! Если не он, то кто?! Юный Вальтер был дружен с дядей, но никогда не испытывал особого почтения к графу Норинстану. Он, по своей горячности, часто спорил с ним, порой, не желая того, рушил его планы, мешал безгранично овладеть доверием Оснея, которого граф добился сейчас — словом, был костью в его горле. И Роланд его убил, попытавшись отвести от себя подозрения.

И баннерет заново начал сопоставлять известные ему факты; постепенно они выстраивались в строгую цепочку. Правда, для того, чтобы всё встало на "свои" места, Артуру додумывал те или иные факты или трактовал спорные моменты этого запутанного дела в пользу своей теории.

— Возле тела Роданна нашли обломок копья, вероятно, принадлежавшего убийце; на нём сохранился обрывок ткани с цветом герба. Но вот что это были за цвета? Возможно, золотой и чёрный? Это цвета Норинстана.

— И ко всему прочему, — продолжал цепочку размышлений баннерет, — я видел графа только в конце и в начале сражения. Этому может быть одно объяснение: он бросил своих людей на произвол судьбы ради своих богопротивных дел. Чёрт возьми, всё сходится! Но ладно, к дьяволу этого графа, — махнул рукой Леменор, — пора и о себе подумать. Нет ли поблизости какой-нибудь деревушки? Кажется, слева что-то чернеет.

Всадники свернули к небольшому селению. Там и решили переночевать.

Это была убогая деревушка с покосившимися соломенными крышами и кривыми домишками, но выбора не было.

Найдя дом почище, Метью переговорил с заспанным хозяином. Конечно, он тут же поспешил приготовить место для ночлега незваным гостям. Вскоре лошади были расседланы и привязаны под навесом, баннерет спал в доме, а слуги с хозяевами — на сеновале.

В отличие от баннерета Леменора граф Норинстан не побоялся ехать ночью, правда, на это у него были свои причины: во-первых, ему во что бы то ни стало надо было скорее вернуться в лагерь, во-вторых, его провожали люди кузена, а, в-третьих, неподалеку от деревни его поджидал собственный внушительный вооружённый отряд.

Мелькали придорожные кусты; в небе неторопливо плыла луна…

— Интересно, что подумает этот идиот, когда Питер шепнёт ему на ушко пару моих волшебных слов? — думал граф, сонно поглядывая на дорогу. — Небось, бросится собирать своих людей и с громкими криками "За свободный Кимру!" отправиться на поиски собственной смерти. Лживый пожиратель сыра, он решил, что я нарушу оммаж и с радостью пойду умирать за его проходимца Ллевелина. Видите ли, мой отец валлиец! Да будь я хоть трижды валлиец — никогда бы не пошёл против своего сюзерена! Если на то пошло, моя честь мне дороже всех родственников отца.

— Никогда бы не подумал, что дух предательства зарождается так быстро! — усмехнулся граф, стегнув перешедшую на шаг лошадь. — Оказывается, монфорский дух куда живучее, чем нам казалось. Хорошо, что хватило ума остаться под знамёнами короля. Но вот зачем его понесло в эти горы? Его не звали, мог бы спокойно греться у камелька и думать о душе, а не вспоминать свою бурную молодость. Что ж, если он сломает себе шею, на то воля Божья! А если вернется, то пусть благодарит меня, что я не донёс на него, хотя должен был бы. На его месте я был бы осторожнее в разговорах.

— А Уоршел-то в последнее время совсем распоясался, — Роланд нахмурился. — Мало того, что смеет сомневаться в королевской власти, так ещё грозит мне свадьбой Жанны со своим соседом. Ничего, я его образумлю! Пару недель на хлебе и воде в моём подземелье — и король получит назад свою заблудшую овечку. А если захочет пойти по стопам Монфора, я немедленно разорву помолвку и позабочусь о том, чтобы о его воззрениях узнал шериф. Но сначала нужно уладить дела с Идом и его семейкой. Как бы эти полоумные не подпалили мой замок, позабыв о родстве. Не мало ли я им дал? Они ведь за золото родную мать продадут!

Графу Норинстану действительно было за что упрекать барона Уоршела, и дело было вовсе не в его политических воззрениях. Опьянённый мыслью о почти состоявшемся родстве с влиятельным графом, Джеральд вёл себя с будущим зятем чересчур смело, даже фамильярно, чего Роланд не мог стерпеть. В отличие от Уоршела, он не забывал о своём титуле, королевских кровях своей матери и княжеских корнях своего отца и просто не мог допустить, чтобы какой-то провинциальный барон, которому посчастливилось породниться с известной графской семьёй, посмел говорить с ним неравных. Не забывал и намеревался положить этому конец.

* * *

Марта с растрёпанными волосами сидела на краю дороги, свесив ноги в канаву. Её некогда белый барбет самым безобразным образом сполз на плечи; подол котты из добротной шерстяной материи был запачкан грязью. А ведь некогда она так гордилась тем, что одета, как зажиточная горожанка, и кокетливо повязывала на шею косынку или хвост того же барбета.

Марта безо всякого аппетита жевала кусок хлеба и периодически поглядывала на дорогу покрасневшими от бессонницы глазами.

— Он должен здесь проехать, обязательно должен, — словно пытаясь убедить себя в правдивости своих слов, шептала молодая женщина. — Он увидит меня и поймёт, как плохо обошёлся со мной. Это родные велели ему так поступить со мной. Барон меня любит, очень любит и обязательно вернётся ко мне. Он не может бросить детей, ведь Мартин… Он, он такой славный, весь в отца! — Марта не выдержала и всхлипнула.

— Пусть, пусть он женится, — она в любовном исступлении целовала подаренное Фарденом простенькое колечко, — я ведь всегда знала, что никогда не буду его женой, но лишь бы он не прогонял меня! Да, он проедет мимо, увидит меня и заберёт с собой.