Интернет-журнал 'Домашняя лаборатория', 2007 №3 - Мёрфи

"Как, на твой взгляд. Можно ли допустить, что она была украдена задолго до урагана, а ты об этом не знал?"

"Теперь, рассуждая вместе с тобой, я могу сказать — несомненно".

"И могло ли быть так, что этот твой послушник взял склянку, а потом, воспользовавшись случаем, нарочно не запер дверь, чтобы ураган переколотил все твое хозяйство?"

Северин, по виду судя, очень разволновался: "Конечно, могло! Да я вот и думал. Размышляя обо всем этом, я поражался, что ураган — какой бы он ни был сильный — разбросал и испортил столько вещей. Я вполне имел основания утверждать, что кто-то под прикрытием урагана разгромил мою лабораторию. Наделал больше вреда, чем самая сильная буря…"

"Как зовут послушника?"

"Августин. Но он погиб в прошлом году, упал с мостков, когда помогал другим монахам и служкам чистить лепнину на фасаде церкви… Ас другой стороны, опять же если припомнить… Он клялся и божился, что дверь открытой не оставлял. Я же в ярости объявил его виновником всей истории. А может быть, он был действительно ни при чем…"

"Тогда возникает третье лицо. Некто, надо думать, гораздо более опытный, чем маленький послушник, и прознавший о твоей отраве. Кому ты о ней рассказывал?"

"Точно вспомнить сейчас не могу. Аббату, естественно. Я обращался к нему за разрешением содержать особо опасное вещество. Я еще кому-то. Кажется, именно в библиотеке, когда мне понадобились гербарии, чтобы выяснить кое-что относительно этого яда…"

"Но ты ведь говорил, что держишь все нужные книги при мастерской?"

"Да, довольно много, — отвечал Северин, указывая на угол комнаты, где находились полки с десятками томов. — Но тогда мне понадобились такие справочники, которых я здесь держать не могу. Даже чтобы просмотреть их в библиотеке, мне пришлось сражаться с Малахией, тот послал меня к Аббату за разрешением… — тут он понизил голос, как будто желал скрыть сообщаемое даже от меня. — Знаешь, в каком-то тайнике библиотеки хранятся труды по некромантии, черной магии, рецепты дьявольских зелий… Мне принесли несколько таких книг — поскольку я смог обосновать свой запрос, — и я искал в них описание этого яда и его свойств. Но безрезультатно".

"Значит, ты рассказал Малахии".

"Конечно. Ему-то я прежде всего рассказал. А также слышал, надо полагать, и этот вот, Беренгар, состоявший при Малахии в помощниках. Но не спеши с выводами. Я плохо помню. Может быть, разговор слышали и другие монахи. Знаешь, в скриптории бывает очень людно…"

"Пока что я никого не подозреваю. Я только пытаюсь понять, что же могло случиться. Как бы то ни было, по твоим словам, яд пропал очень давно. Это не часто бывает, чтобы яд похищали настолько заблаговременно, а в дело пускали через столько лет. Это означало бы, что злодейский умысел зародился еще тогда, и все эти годы в тени вызревало коварное преступление…"

Северин перекрестился. На лице его был написан ужас. "Господи, спаси нас всех и помилуй!" — воскликнул он.

Других комментариев не было. Мы оставили на столе тело Беренгара, чтобы его приготовили к погребению.

Четвертого дня ЧАС ПЕРВЫЙ,

где Вильгельм вынуждает сперва Сальватора, а затем келаря припомнить прошлое, Северин находит украденные очки, Николай приносит еще одни, и шестиглазый Вильгельм удаляется разбирать выписки Венанция

В дверях мы столкнулись с Малахией. Он был явно недоволен, увидев нас, и повернулся уходить. Но Северин окликнул его из комнаты: "Ты ко мне? По поводу…" — и тут же смолк, взглянув на нас. Малахия неуловимым жестом велел ему подождать, пока мы выйдем. Мы двинулись наружу, Малахия вовнутрь, и все трое поравнялись в дверном проеме. Вдруг Малахия обратился к нам, хотя мы его ни о чем не спрашивали:

"Мне нужен брат травщик… У меня… У меня голова заболела".

"Это от спертого воздуха библиотеки, — ответил Вильгельм тоном самого Заботливого сочувствия. — Попробуйте окуривания…"

Малахия шевельнул ртом, как будто собравшись что-то еще сказать, но передумал, наклонил голову и прошел в комнату, а мы удалились.

"Чего ему надо от Северина?" — спросил я.

"Адсон, — раздраженно ответил учитель, — привыкай думать своей головой.

— И заговорил о другом:

— Нужно срочно кой-кого допросить. Надеюсь, по крайней мере, — добавил он, шаря взглядом по подворью, — что они еще живы. Да, кстати. С этой минуты обращаем внимание на то, что едим и пьем. Бери пищу всегда с общего блюда. Пей только из той посуды, из которой уже пили другие. После Беренгара здесь мы с тобой знаем больше всех. Не считая, само собой, убийцы".

"Но кого же сейчас допрашивать?"

"Адсон, — сказал на это Вильгельм, — ты, надо полагать, заметил, что в этом монастыре самое интересное происходит по ночам. По ночам умирают, по ночам ходят в скрипторий, по ночам водят женщин из поселка… Существует аббатство дневное и аббатство ночное. И ночное, как это ни прискорбно, намного интереснее. Следовательно, и каждый, кто тут разгуливает ночью, для нас весьма интересен. В частности, например, тот монах, которого ты застал вчера с девицей. Возможно, история с девицей не имеет отношения к истории с адом. А возможно, имеет самое прямое отношение. В любом случае я убежден, что вчерашний мужчина — именно тот человек, которому недурно известна ночная жизнь этого святого места. А вот и он — зверь на ловца".

Он указал на Сальватора, который как раз в этот миг заметил нас, явственно замедлил шаг, колеблясь и раздумывая, как бы нас обогнуть, чтоб не встретиться. Это продолжалось несколько мгновений. Затем, убедившись, что увернуться не удастся, он снова ускорил шаг и двинулся прямо на нас. На лице его появилась широчайшая улыбка, и он самым сладким голосом гнусавил "благословите!". Но мой учитель даже рта ему не дал раскрыть и заговорил сам, причем очень резко.

"Знаешь, что завтра явится инквизиция?" — спросил он.

Сальватора это сообщение, по-видимому, не обрадовало. Севшим голосом он спросил в ответ: "А мне?"

"А тебе советую выкладывать всю правду сейчас, пока тебя слушаю я, твой друг и такой же минорит, каким был когда-то ты. Не дожидаться, пока за тебя возьмутся те, кто приедет завтра. Как они расспрашивают — ты хорошо знаешь".

Захваченный так врасплох, Сальватор, казалось, прекратил всякое сопротивление. Он подобострастно взглянул на Вильгельма, явно готовый ответить на любые вопросы.

"Ночью в кухне была женщина. Кто был с ней?"

"Ой, женщина продажная подобно товару, никакого нет в ней проку, сеет смуту, свару…"

"Я не спрашиваю, порядочная ли