Путь в Обитель Бога - Юрий Соколов

— А почему им было не создать растения, которые растут вниз, создавая пустоты внутри себя?

— Вот-вот! — воскликнул Генка. — Это как раз и есть то самое, что Феликс ищет здесь уже шесть лет. Но как оно выглядит, на основе чего создано, на какой глубине находится и как туда попасть? Мы вправе предположить…

Я махнул рукой и ушёл вперёд не дослушав.

Мы двигались по древней чужой дороге такого же древнего, чужого города. Похожая на застывшую реку из гудрона, она давно умерла и покрылась трупными пятнами разрушающих её лишаёв. Медленно темнело, и стоявший вокруг живой, и в то же время неживой лес, в котором не было ни птиц, ни животных, ни насекомых, производил тягостное впечатление. Там и сям над деревьями возвышались ибогальские сторожевые башни, в которых ещё что-то функционировало, что-то посылало отдельные обрывочные сигналы, что-то чуяло чужаков и пыталось отдать приказ давно вымершему персоналу этого невиданного приусадебного хозяйства разобраться, остановить, схватить, нейтрализовать… Но слабые неразборчивые команды уже никто не слышал. От крабообразных тварей на коротких ногах, размером с танк, остались одни замшелые панцири. Хитиновые оболочки более мелких существ, размером от собаки до муравья, давно рассыпались. В зарослях иногда угадывались целые скелеты неведомых животных-биороботов, оплетённые вьюнком и вросшие в землю, с окаменевшими сухожилиями и невероятно твёрдыми костями. Один из них был расчищен от растительности — наверное, умниками — и мы устроились на ночёвку прямо перед массивным угловатым черепом, глядящим в сторону дороги пустыми глазницами.

Утром, через час после рассвета, мы вышли к внутренней стене. Она была выше внешней и лучше сохранилась. Пустое пространство перед ней так и не заросло целиком — это за две тысячи лет! — и я подумал, что здесь точно есть что-то такое под землёй, что мешает полностью освоить полосу отчуждения даже родным городским культурам. Или дело в самой стене?

Пройдя ворота, похожие на открытую пасть дракона, мы наконец попали непосредственно в город. Некоторые здания выглядели как кукурузные початки, выраставшие прямо из земли на высоту тридцать — сорок метров. По достижении зрелости такие дома становились кораблями, но ни один из тех, что мы видели сейчас, так никогда и не поднялся со своего ложа. Обычные здания напоминали кактусы, их было гораздо больше, они выбрасывали во все стороны отростки, иногда соединяясь друг с другом, щетинились шипами антенн, теснились вокруг кораблей и непонятного назначения стометровых шпилей с колючими шарами на концах, дряхлели, разрушались, обваливались, засыпая сохранившиеся участки дорог пылью, трухой и обломками.

— Не знаешь, почему яйцеголовые ушли отсюда? — спросил я Орекса.

— Нет, — ответил он. — Этот город никогда не был взят. Они просто ушли. Такое часто случалось. Ибогалы вымирают. Когда их становится слишком мало, они просто переселяются в другие города. Или земля под городом истощается, и им приходится искать новое место. В Нинаксе есть ещё три поселения, откуда мы их потом изгнали.

— Три? Я слышал о двух.

— Третье совсем небольшое, там внутренняя стена выросла едва ли на десять метров, а внешняя только поднялась над землёй. К счастью, яйцеголовые не умеют строить быстро. Тот город мы взяли легко.

— Наши считают, что здесь была столица края, — вмешался Генка. — Представляешь, как это выглядело, когда всё ещё росло? Такой серости не было. Дома выбрасывали цветы до пяти метров в диаметре! Лилия Геагама тоже цвела, и её тычинки…

— Знаю, я видел живые города.

— Преимущественно через ОПБ[7], наверное, — сказал Генка, обиженный, что его перебили. — Впрочем, нет, — добавил он ехидно, — в пору больших войн с яйцеголовыми ты был ещё маленький. И куда тебе в военную авиацию…

— Естественно, я слишком туп для этого, — не менее ехидно ответил я. — Но твои коллеги из яйцеголовых пригласили меня уже в зрелом возрасте на обряд скармливания умников Лилии Геагаме. Знаешь, её мутит от необходимости поедать мешки с дерьмом, но долг есть долг. Происходит всё так: умнику втыкают длинные иголки в нервные центры, чтобы он никуда не убежал и, главное, прекратил чесать языком. Затем его погружают по шею в жидкость, которая скапливается в чашечке Лилии, и он сидит там две недели, пока кости не станут гибкими, а мясо не превратится в студень. Потом берут голову, которая свободно отделяется от тела, и вышвыривают на помойку — информация, в ней содержавшаяся, уже находится в распоряжении Геагамы. Интереснейший способ допроса, и что любопытнее всего, выброшенная на помойку голова умника сохраняет способность выдавать сведенья любому, кто наделён экстрасенсорными способностями. Когда люди впервые узнали об этом во времена первого Проникновения, возник оригинальный обычай вымачивания умников, и не только их, в специальном растворе…

— Хватит! — заорал Генка, краснея пятнами.

— Ты находишь? А я-то сдуру обрадовался возможности описать некоторые биотехногенные чудеса, которые мечтают воплотить в жизнь Ибн-Хаттаб вкупе с Феликсом. И они правы. Нам есть чему поучиться у старших братьев, выведших свою цивилизацию на высший уровень развития!

— Хватит, говорю! Я рад, что тебе тогда удалось сбежать, но там остались мои друзья!.. И каждый из них был в тысячу раз более достоин звания человека, чем ты!..

Мы продолжали переругиваться, когда ступили на центральную площадь, посреди которой возвышался скелет той самой Лилии Геагамы, похожий на фонтан «Каменный цветок», выполненный из арматуры и старого задубевшего тряпья. Слов нет, бывший живой компьютер города яйцеголовых и в нынешнем плачевном состоянии производил впечатление — хотя бы своими размерами. Его корни тянулись под всем городом, переплетаясь с корнями зданий, которые были автономны, однако куда лучше росли и развивались именно в контакте с Лилией. Строительство любого населённого пункта у яйцеголовых, будь то столица или маленький посёлок, начиналось с её посадки. Только при создании своих баз вне городов после Проникновения они изменили обычаю. Лилии растут долго, а времени у ибогалов не было.

— …И есть, и есть чему поучиться! — надрывался Генка. — Вот эти статуи — как они их делают? Неинтересно?..

— Нет! — решительно сказал я. — С этого обычно и начинается: интересно — неинтересно… Если интересно, так надо перенять; перенял одно — надо перенять другое, сказал «а» — говори «б»… И оглянуться не успеешь, как твоя голова начнёт менять форму.

Статуи яйцеголовых в натуральную величину окружали Геагаму, стоя без всякого видимого порядка, как и здания в городе. Мы двинулись в обход площади, чтобы не вихлять между статуй, которые в некоторых местах стояли редко, зато в других — очень густо, и не пересекать совершенно пустое пространство перед самой Лилией.