Мистические истории. Призрак и костоправ - Маргарет Уилсон Олифант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, перспективы не радовали, и в довершение всего Эндрю на третье утро свалился с жесточайшим приступом малярии. И это был уже просто кошмар. Я боялся, не дошло бы до «черной воды»[359], и бросил сердиться на парня, а только о нем заботился. Мне не оставалось ничего другого, как отказаться от экспедиции и изо всех сил спешить к побережью. Я направился на португальскую территорию[360] и в тот же вечер добрался до Лимпопо. К счастью, нам попалось более цивилизованное племя, ничего не слышавшее о наших приключениях, и туземный вождь согласился взять на временное хранение наши пожитки и продать нам большую туземную лодку. Я нанял четырех крепких парней, посадил их на весла, и утром мы поплыли вниз по реке.
Пять дней прошли как в тумане, и наконец я поместил Эндрю в госпиталь в Лоренсу-Маркише[361]. Гемоглобинурии, благодарение Господу, у него не обнаружили, но обычной малярией дело не ограничилось; подозреваю, не обошлось без воспаления мозга. Как ни странно, у меня отлегло от сердца. Поведение парня в первые два дня было пугающим. Я даже думал: что, если старый жрец в самом деле наложил на него проклятие? Вспомнилось, какую оторопь вызвала у меня поляна с источником, а ведь Эндрю, с его примесью кафрской крови, мог быть восприимчивым к тому, что мне недоступно. Я слишком много странствовал по Африке, чтобы упорствовать в скептицизме относительно тайных языческих верований. Но болезнь объясняла все. Эндрю уже нездоровилось, поэтому он так гадко обошелся со старым человеком и поэтому, вернувшись, бредил о зеленой антилопе. Известно, что при начале лихорадки сознание бывает спутано, человек собой не владеет, возникают нелепые фантазии… В то же время я не убедил себя окончательно. Из головы не выходили старик, его зловещие слова, опустевшая роща на закате.
Я старался как мог, и еще до прибытия на побережье Эндрю пошел на поправку. Для него устроили на корме постель, мне приходилось днем и ночью следить, чтобы он не свалился за борт, к крокодилам. Он вел себя буйно, ему чудилось, что за ним гонятся. Иной раз моих сил едва хватало, чтобы его удержать. Эндрю вскрикивал как умалишенный, молил, проклинал, и я обратил внимание на одну странность: в бреду он говорил не по-голландски, а исключительно на кафрских наречиях, в основном на сесото[362], который знал с детства. Я ждал упоминания зеленой антилопы, но, к моему облегчению, эти слова ни разу не прозвучали. Понять, чего именно он боится, было невозможно, однако ужас его не отпускал: тело трепетало с головы до пят, а в глаза я просто не осмеливался заглянуть.
В конце концов я оставил Эндрю на больничной постели: он был слаб, как котенок, но лихорадка прошла и сознание прояснилось. Он сделался прежним добрым парнем, рассыпался в извинениях и благодарностях. А потому я с чистой совестью послал в деревню за своим снаряжением и возвратился в Ранд.
На следующие полгода я потерял Эндрю из виду. Меня ждали поездки в Намакваленд[363], потом к медным месторождениям Баротселенда[364], а в те дни путь туда не был легкой прогулкой. Я получил от него всего лишь одно письмо – из Йоханнесбурга, и оно меня не порадовало, так как я решил, что парень совсем запутался. С семьей он поругался, работа (на золотых приисках) его не устраивала. Прежде он всегда рвался к знаниям, хотел сделать карьеру, легко терпел и скучную рутину, и неподходящую компанию. Но письмо дышало мелочным недовольством. Ему позарез нужно было со мной переговорить, и он подумывал бросить службу и отправиться ко мне на север. Заключала письмо подчеркнутая фраза – просьба известить его по телеграфу, когда я соберусь на юг. Получилось так, что у меня не было возможности сразу отправить телеграмму, а потом я об этом забыл.
Наконец я покончил с делами на севере и прибыл в Фоллс[365], где мне в руки попала местная родезийская газета. Оттуда в изобилии посыпались новости об Эндрю. Не одна колонка была посвящена убийству в вельде: двое мужчин отправились на поиски клада Крюгера и один другого застрелил. К своему ужасу, я узнал, что убийца, который ожидал в тюрьме в Претории[366] исполнения смертного приговора, был мой несчастный друг.
Помните, какие дикие басни плелись после Бурской войны о золотом кладе, который Крюгер якобы закопал где-то в области Селати, когда бежал к побережью[367]? Все это, разумеется, полная чушь: хваткий экс-президент задолго до того надежно упрятал основной запас в каком-то из европейских банков. Не исключаю, правда, что кое-кто из чиновников прибрал к рукам остатки казны и схоронил золото и серебро где-то в вельде. Так или иначе, но поголовно все бездельники к югу от Замбези грезили о сокровищах, экспедиции отправлялись одна за другой, но ни единого трансваальского соверена им не досталось. И вот два месяца назад Эндрю с каким-то голландцем по фамилии Смит тоже отправился попытать счастья. Как-то вечером из лагеря на реке Олифанте они вышли вдвоем, а вернулся потом только один. Туземные бои нашли Смита с дыркой в голове, и следствие показало, что пуля вылетела из винтовки Эндрю, которая была при нем в том походе. Последующая история не вполне ясна. Эндрю вернулся очень взбудораженный и объявил, что «наконец это сделал», однако, когда тело Смита было найдено, он не признал свою вину. Но Смита, несомненно, убили из принадлежавшего Эндрю охотничьего ружья с патронами 303-го калибра, причем туземцы клялись, что эти двое постоянно ссорились и Эндрю вообще вел себя очень чудно. Согласно версии государственного обвинения, компаньоны считали, что добыча у них в руках и Эндрю хладнокровно убил Смита, чтобы с ним не делиться. Защита упирала на то, что убийца ни за что не повел бы себя так, как Эндрю, и, скорее всего, он выцеливал в темноте зверя, а по ошибке убил компаньона. Эта версия показалась мне малоубедительной, присяжные тоже в нее не поверили и вынесли вердикт «виновен в преднамеренном убийстве».
Я
