Когда падают листья... - Наталия Андреева

— Извини, этого удовольствия я тебе доставить никак не могу.

— А ты бы постарался! — заводился парень все больше и больше.

Шатренец смерил его скептическим взглядом и как бы в пустоту изрек:

— Господа, как вы думаете, мир сильно ухудшится, если я придушу белобрысого?

— Мир сильно улучшится, если тебя кто-то придушит!

Одна из кроватей была чуть больше, и Дарен, махнув на двух препирающихся петухов рукой, тихо сказал:

— Веля, ты не против, если мы будем спать здесь вместе? — он кивнул на кровать.

Девушка покраснела и помедлила с ответом. Войник вздохнул, поднял глаза наверх, мысленно прося у Эльги с Оаром терпения, и добавил:

— Я положу между нами покрывало.

Велимира, продолжая глядеть в пол, все-таки ответила шепотом:

— Хорошо, — и спросила чуть погодя: — а тебе не будет холодно спать?

— Нет, — Дар усмехнулся, — не переживай.

Веля, быстро скинув рубашку и платье, пока мужчины отвернулись, залезла под одеяло и отвернулась к стенке, прислушиваясь к своим ощущениям от того, как кровать прогибается под тяжелым мужским телом, и как недолго рядом шевелится что-то теплое и человеческое…

Зажмурившись, девушка покраснела еще больше, и мысленно строго сказала самой себе:

"Хватит уже об этом думать!".

Но заснуть все равно сразу не получилось, что было крайне обидно: Дарен рядом захрапел практически сразу, да так, как будто в последний раз, честное слово. То же относилось и к остальным друзьям.

"Засну, — подумала девушка, натягивая на себя одеяло, — всем назло — засну!".

И заснула.

А Хельга подарила ей сон, где она, Велимира, в кошачьем обличье разгуливала по родной веснице, распугивая глупых кур. Солнечные лучи запутались в рыжей шерстке, хвост — трубой, чтобы не обольщалась соседская мурка — и вперед, только вперед, за солнцем, за ветром, за Осенью! И уже не так страшно становиться кошкой на самом деле.

Утром же чаровница проснулась от странных ощущений. Что-то непривычно давило на бок, поверх исподней рубахи. Причем, надо заметить, давило приятно. Стоило об этом подумать — и Веля проснулась окончательно: кошка из сна растворилась, уползла серым туманом под запертую дверь, да так там и осталась — караулить незваных гостей.

Поверх ее талии, которой за бесформенной одеждой было не найти, лежала рука. Знакомая такая рука: тяжелая, бледная и без рубашки.

— Ой…

После этого шепота-выдоха пришло осознание, что в спину не дует тоже вовсе не по причине накинутого одеяла.

Осознав все это и остро почувствовав чужую грудь через ткань рубахи, Веля отчаянно покраснела и застыла, боясь пошевелиться или вздохнуть лишний раз.

Что надо делать в таких ситуациях — девушка не знала: опыта не было. Сбросить руку и вскочить? Так ведь проснется же… Лежать так и ждать, пока сам пробудится? Тоже не выход, потому как долго Веля в таком напряжении не протянет, пошевелится. Вот напасть! И не смущалась ведь никого из трех, пока один их них рядом не лег… А если бы здесь был Ждан?

Веля задумалась, стараясь отвлечься от назойливых мыслей, подозрительное сосредоточение которых находилось сейчас в области спины и живота.

Вот если бы рядом лежал Ждан или Яромир… Да врыхи лысой она стеснялась бы! Получается, что она как-то по-другому относится к самому Дарену? Или дело в том, как он сам к ней относится?

Окончательно запутавшись, Велимира припомнила их совместный поход из глубин Даренова подсознания, в которых уже летала Моарта-Чернокрылая, затмевая свет выхода из бесконечных лабиринтов Здронна. Нет, ну право же, не может же причина ее трепета относиться исключительно к тому, что он — ее суженный? Ей-то какая разница, кого Осень назначила? Или та была настолько мудрой, чтобы просчитать все, до последней дорожки-судьбы, до последнего узелочка на их совместной Нити?..

Последнюю мысль девушка додумать не успела: Дарен вдруг фыркнул во сне, сбился с храпа и перевернулся на спину, убрав руку с неположенного места.

Веля выдохнула и отодвинулась к краю кровати. И с какой-то сладкой обреченностью поняла, что она толком и разобраться не может, чего было больше в ее чувствах — облегчения или сожаления.

Солнечные лучи золотой россыпью проникали в маленькую комнату, прыгая бисером по деревянным, наскоро обструганным доскам. Сейчас они казались вымазанными медом. Где-то под окном тихо переговаривались две женщины на горловом незнакомом языке. А еще в ногах обнаружилась рыжая кошка.

— Ты как сюда пробралась? — спросила Веля шепотом, протягивая руку к мурлыке.

Кошка лениво приоткрыла зеленые глаза, и девушке показалось, что она увидела на звериной морде какое-то подобие ехидной ухмылки. А, может, так оно и было?.. Рыжая вытянула лапы и юная чаровница тихо ахнула: подушечки на лапах были изодраны в кровь.

— Бедненькая! — Веля вздохнула, — как же ты это так?

Около окна заворочался Яромир, волосы которого уже давно подметали пол.

— Ты с кем? — раздался его сонный голос.

Велимира глянула мельком на него, отодвинулась подальше от Дарена и честно призналась:

— С кошкой.

— Ага… — шатренец перевернулся на другой бок и снова, кажется, заснул.

Ждан спал поверх одеяла в одних подштанниках, зажав подушку в руках и открыв рот. Вид парня была до того смешным, что Веля не удержалась и широко улыбнулась.

"Пусть спят, — решила она, — и да не нарушит Осень их тревожного сна".

Она аккуратно взяла рыжую кошку на руки и понесла вниз, чтобы промыть ранки на лапах.

Бывшая чаровница?

Вполне может быть…

Конечно, кошка истошно вопила, пока длилась эта со всех сторон не приятная процедура, и конечно, сердобольные яцирские дамочки уже успели обругать ее, Велю, так, что та, даже не понимая языка, все равно жутко краснела. Но миссии по спасению кошки, которая, к слову, расцарапала ей все руки в кровь, не прекращала.

В конце концов, на вопли рыжей мурлыки и на ругань собирающейся на заднем дворе гостильни толпы прибежали Яромир с Дареном — в одних штанах, с совершенно звериным выражением лица и оружием в руках.

— Что здесь происходит? — начал Дарен, но, увидев, что вроде никого не убивают, меч опустил.

Велимира смешно подняла бровки домиком и пожаловалась:

— Они мне мешают!

— А сама-то ты что делаешь? — громко поинтересовался шатренец, аккуратно пробираясь через толпу, — о, боги…

Его взгляду предстало жалкое зрелище:

Мокрая и растрепанная девушка держала в исцарапанных до крови руках такую же мокрую и взъерошенную кошку, которая уже, по видимому, сорвала голос на реве, и теперь лишь злобно зыркала на всех своими зеленющими глазами с тоненькой ниточкой зрачков.