Сладость на корочке пирога - Брэдли Алан

— Доктор Дарби! — крикнул он. — Идите сюда, пожалуйста! Быстро! И захватите чемоданчик.

Что касается меня, я продолжала стоять, прижимая руки ко рту, когда доктор Дарби вбежал в комнату и опустился на колени около отца. Быстро осмотрев его, он достал из чемоданчика маленький синий пузырек.

— Обморок, — сказал он инспектору Хьюитту, миссис Мюллет и мне. — Имею в виду, он потерял сознание. Не о чем беспокоиться.

Уфф!

Он открыл пузырек, и за те несколько секунд, пока подносил его к носу отца, я определила знакомый запах — это был мой старый друг карбонат аммиака, или, как я его называла, когда мы были вместе в лаборатории, нюхательная соль, или просто соль. Я знала, что sal ammoniac получила название от места, неподалеку от которого была впервые обнаружена, — храма бога Амона в Древнем Египте, где ее нашли в моче верблюда. И я знала, что позже, в Лондоне, был запатентован способ, благодаря которому нюхательную соль можно извлечь из патагонского гуано. [14]

Химия! Химия! Как я ее люблю!

Доктор Дарби продолжал держать пузырек у носа моего отца, который чихнул, словно бык в поле, и его веки приподнялись, словно ставни. Но он не произнес ни слова.

— Ха! Добро пожаловать к живущим! — сказал доктор, когда отец в замешательстве попытался опереться на локоть. Несмотря на свой бодрый тон, доктор Дарби поддерживал отца, словно новорожденного. — Подождите немного, пока вы не соберетесь с чувствами. Полежите минутку на этом старом эксминстерском ковре.

Инспектор Хьюитт стоял с серьезным видом рядом, пока не понадобилось помочь отцу подняться на ноги.

Тяжело опираясь на руку Доггера — Доггера тоже позвали на помощь, — отец осторожно спустился по лестнице в свою комнату. Дафна и Фели обозначили свое присутствие — на самом деле просто продемонстрировали парочку бледных лиц за перилами.

Миссис Мюллет, торопившаяся на кухню, остановилась и заботливо положила руку мне на плечо.

— Тебе понравился тортик, детка? — спросила она.

Я забыла о торте.

— Умм, — промычала я.

Инспектор Хьюитт и доктор Дарби уже вернулись в огород, когда я медленно направилась по лестнице в лабораторию. С некоторой печалью и чуть ли не чувством утраты я наблюдала, как из-за угла дома появились два санитара из «скорой помощи» и начали укладывать тело незнакомца на брезентовые носилки. В отдалении Доггер двигался по направлению от фонтана Балаклава к восточной лужайке, усердно срезая бутоны «Леди Хиллингдон».

Все были заняты; с некоторой долей удачи я могла сделать то, что мне надо было, и вернуться до того, как кто-нибудь обнаружит мое отсутствие.

Я скользнула вниз по лестнице и наружу через переднюю дверь, вытащила «Глэдис», мой древний велосипед марки BSA, спрятанный за каменной урной, и через несколько минут изо всех сил жала на педали, направляясь в сторону Бишоп-Лейси.

Что за имя упомянул отец?

Твайнинг. «Старик Каппа». И я точно знала, где его найти.

5

Открытая библиотека Бишоп-Лейси располагалась в Коровьем переулке, — узкой, тенистой, усаженной деревьями тропинке, спускавшейся с Хай-стрит вниз к реке. Первоначально здание было скромной георгианской постройкой из черного камня, фотография которой однажды появилась на цветной обложке «Сельской жизни». Его подарил жителям Бишоп-Лейси лорд Маргейт, местный парнишка, который преуспел и уехал навстречу славе и богатству в качестве единственного поставщика «Бифчипс», первоклассного баночного пива своего собственного изобретения, правительству ее королевского величество во время англо-бурской войны 1899–1902 годов.

Библиотека являла собой оазис тишины до 1939 года. Затем, будучи закрытой на реконструкцию, стала жертвой пожара, когда внезапно воспламенились художественные полотна, как раз в тот момент, когда мистер Чемберлен [15]вещал британскому народу свое знаменитое: «Пока война не началась, всегда остается надежда, что ее можно предотвратить». Поскольку все взрослое население Бишоп-Лейси собралось у радиоприемников, никто, включая шесть членов добровольной пожарной охраны, не заметил огонь, пока не стало слишком поздно. К тому времени как они прибыли с ручным насосом, от библиотеки ничего не осталось, кроме кучи горячего пепла. К счастью, все книги уцелели, поскольку временно были переданы на хранение в другие места.

Но из-за вспыхнувшей войны и затем общей усталости во время перемирия оригинальное здание так и не было восстановлено. На его месте осталась поросшая сорняком лужайка на Кейтер-стрит, прямо за углом «Тринадцати селезней». Этот участок, отданный в бессрочное владение жителям Бишоп-Лейси, нельзя было продать, и постоянным пристанищем Открытой библиотеки стал дом в Коровьем переулке.

Свернув с Хай-стрит, я увидела библиотеку, низкую коробку из стекла и кирпича, построенную в 1920 году в качестве автосалона. Несколько старых эмалевых эмблем, на которых были написаны названия уже не существующих марок автомобилей, как то: «Уолсли» и «Шеффилд-симплекс», до сих пор крепились к стене под крышей, слишком высоко, чтобы стать добычей воров или вандалов.

Теперь, четверть века после того, как последняя «лагонда» выехала из этих стен, здание, словно старая посуда в квартире прислуги, поистерлось и потрескалось.

Позади библиотеки ряды приходящих в упадок флигелей и построек, словно надгробные камни, окружали сельскую церковь среди высокой травы, между старым автосалоном и заброшенной тропинкой, идущей вдоль реки. В нескольких из этих убогих построек хранился избыток книг из давно погибшего георгианского предшественника, который был значительно больше. Временные хибарки, некогда служившие автомастерскими, теперь стали приютом для множества ненужных книг, разложенных по содержанию: история, география, философия. Еще попахивавшие старым моторным маслом, ржавчиной и примитивными ватерклозетами, эти деревянные гаражи именовались книгохранилищами — и я понимала почему! Я часто приходила сюда почитать, и после химической лаборатории в Букшоу это было мое любимое место на земле.

Я думала об этом, когда подъехала к главной двери и повернула ручку.

— О черт! — воскликнула я. Дверь была заперта.

Подойдя к окну, чтобы заглянуть внутрь, я заметила прилепленную на стекло бумажку с корявой надписью от руки, написанной черным карандашом: «Закрыто».

Закрыто? Сегодня суббота. Библиотека работает с десяти утра до полтретьего дня, со вторника по субботу — так гласит табличка в черной рамке рядом со входом.

Что-то случилось с мисс Пикери?

Я подергала дверь, потом постучала сильнее. Приложила сложенные домиком ладони к стеклу и попыталась увидеть, что внутри, но за исключением луча солнечного света, падавшего сквозь клубы пыли на полки с книгами, ничего не высмотрела.

— Мисс Пикери! — позвала я, но ответа не было.

— О черт! — снова сказала я. Мне придется отложить изыскания до следующего раза. Пока я стояла в Коровьем переулке, мне пришло в голову, что рай — это место, где библиотека открыта двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.

Нет… восемь дней в неделю.

Я знала, что мисс Пикери живет на Сапожной улице. Если оставить велосипед тут и прогуляться мимо флигелей за библиотеку, я выйду позади «Тринадцати селезней» и окажусь прямо около ее дома.

Я осторожно пробралась сквозь высокую мокрую траву, стараясь не зацепиться за гниющие обломки ржавого железа, разбросанные там и сям, словно кости динозавров в пустыне Гоби. Дафна описала мне симптомы столбняка — одна царапина о старое колесо автомобиля — и у меня пойдет пена изо рта, начну лаять, как собака, и падать на землю в конвульсиях. Я как раз набрала полный рот слюны, чтобы потренироваться, и тут услышала голоса.

— Но как ты могла ему позволить, Мэри? — Голос молодого человека донесся с внутреннего двора.

Я прижалась к дереву, затем аккуратно выглянула. Говорил Нед Кроппер, молодой разнорабочий из «Тринадцати селезней».