Новый мужчина: маркетинг глазами женщин - Мэриан Зальцман

Маскулинность как власть

Мы коснулись общества и культуры, и теперь нам проще понять, как развивались представления о маскулинности вместе с переменами социальной и культурной ткани. Мужчина как субъект грубой материальности ведет свое начало с тех пор, когда тяжелый физический труд основной массы населения был необходимостью. «Мужчина XIX века, – пишет историк Энтони Ротундо (Antony Rotundo), – был создан для труда. До этого времени идентичность мужчины создавали семья и община, но на протяжении XIX века труд стал необходим для самоидентификации: если у мужчины не было “дела”, его нельзя было считать мужчиной»[58].

В своей последней книге «От рыцарства до терроризма» (From Chivalry to Terrorism) Лео Броди (Leo Braudy), профессор английской литературы из университета Северной Калифорнии, исследует сознательные и бессознательные определения традиционной маскулинности, связанные с доблестью на поле боя и воинскими достоинствами. Начиная с рыцарского кодекса чести в Средние века и заканчивая современной эрой терроризма и «ограниченных» войн, Броди показывает, как изменился образ маскулинности и наши представления о ней в ответ на крупные войны, развитие военных технологий и изменение представлений о сексуальности и о том, что значит быть гражданином[59]. Это особенно интересно сейчас, в эпоху локальных войн.

Еще в 1971 году публичное оскорбление мужской гордости могло привести к международному конфликту и даже к войне. Пол, как хорошо известно, был важным фактором войны между Индией и Пакистаном в 1971 году, в которой основную роль сыграла Индира Ганди, президент Индии и женщина. Президент Пакистана Яхья Хан (Yahya Han) признал, что если бы во главе правительства Индии стоял мужчина, он не так жестко вел бы себя в этом конфликте. Ему приписывают следующие слова: «Если эта женщина думает, что ей удастся меня запугать, я отказываюсь это принять»[60].

Если традиционно маскулинность определяло наличие «воинской доблести», как на это представление влияет растущее присутствие женщин в армии? И в самом деле, как традиционные представления о маскулинности и фемининности изменились после того, как стало известно об активном участии женщин-солдат в тошнотворном насилии над иракскими военнопленными в тюрьме Абу-Грейб в 2004 году? Мир с содроганием смотрел на свидетельства унижений заключенных, но наше возмущение во много раз возрастало из-за того, что на этих жутких фотографиях присутствовали женщины – улыбающиеся, насмехающиеся молодые женщины. Эти снимки перечеркнули все, чем мы считали современных женщин. «Да, женщины и мужчины равны, – сказали мы. – Да, женщины могут быть так же агрессивны, амбициозны и уверены в себе». Но в глубине души мы все еще убеждены, что они по самой своей сути более чувствительны, более заботливы, более гуманны. То, что женщины, пусть даже в полной тестостерона атмосфере военных действий, способны на такие буйные проявления насилия, поражает, приводит в замешательство и, возможно, самое главное, пугает нас, показывая, во что женщина в конце концов может превратиться.

Политический обозреватель и социальный критик Барбара Эренрайх (Barbara Ehrenreich) пишет, что фотографии младшего сержанта Меган Амбуль (Megan Ambuhl), рядового первого класса Линди Ингланд (Lynndie England) и младшего сержанта Сабрины Харман (Sabrina Harman) в тюрьме Абу-Грейб разбили ей сердце. «В Абу-Грейб погиб феминизм определенного толка. Я бы даже сказала, наивное представление о нем», – писала она в своей статье, широко растиражированной в Интернете.

«Это был феминизм, воспринимавший мужчин как вечных преступников, а женщин как вечных жертв, а в основе всей несправедливости мира лежало мужское сексуальное насилие. Изнасилование постоянно становилось инструментом войны, и для некоторых феминисток все выглядело так, будто война – продолжение изнасилования. Казалось, есть хотя бы какие-то свидетельства того, что мужской сексуальный садизм связан с трагической предрасположенностью нашего пола к насилию. Все это было до того, как мы увидели женский сексуальный садизм в действии».

Когда-то многие считали, что в моральном отношении женщины превосходят мужчин. Теперь мы видим, что женщины, оказываясь в таких же обстоятельствах, испытывая такое же давление со стороны группы, могут демонстрировать точно такое же отсутствие гуманности. Вот один из множества вопросов, который вызывают подобные инциденты и их публичное обсуждение: заставят ли нас события в Абу-Грейб изменить представления о том, что во время войны допустимо, а что нет, причем не только со стороны женщин, но даже со стороны мужчин. Некоторые очень остро воспринимают жестокость по отношению к женщинам-заложницам, но, может быть, нам пора изменить и представления о границах допустимого, когда женщины находятся не среди заложниц, а среди бойцов.

Сейчас (особенно по сравнению с эпохой, предшествовавшей войне во Вьетнаме) можно быть уверенными, что мужчины, которые отправляются на войну, вооружаются гораздо менее однозначными убеждениями, чем от них ожидают. Даже в пылу сражения общество ограничивает маскулинность и то, как она может быть выражена.

Конец мужчины-кормильца

Маскулинность заложена не только в наших генах, но и в нашем обществе. Каковы же социальные объяснения ее изменения? В наиболее промышленно развитых странах эта история начинается не с войн и конфликтов, а с экономики. Семья, где единственный кормилец – мужчина, которого принято называть главой семьи, быстро становится исключением, а не нормой.

Возьмем для примера Австралию. Согласно данным австралийского бюро статистики, среди работающего населения количество замужних женщин в возрасте от 15 до 64 лет возросло с 34 % в 1964 году до 63 % в 1998 году. Мужчины, с другой стороны, толпами покидают мир стабильной и постоянной наемной работы. С 1988 по 1997 год количество австралийских мужчин, работающих на постоянной работе, упало с 88 до 79 %, а количество мужчин, работающих время от времени, удвоилось – с 11 до 21 %[61].

В Великобритании брак тоже находится в нестабильном состоянии. В 1980 году около 50 % британских жен и мужей соглашались, что муж должен зарабатывать деньги, а жена – заботиться о доме и семье. К 1994 году этот процент упал примерно на четверть[62]. Среди британской молодежи в этом вопросе существуют большие разногласия между представителями разных полов. В 2001 году с этим утверждением не согласились 64 % мальчиков и 82 % девочек. При этом 87 % девочек и 76 % мальчиков считают, что «нет никаких причин, по которым мужчины не могут быть медбратьями, а женщины – пилотами самолетов». С другой стороны, определенные поведенческие черты удивительно устойчивы к изменениям в обществе. Из 569 подростов в возрасте от 11 до 16 лет, принимавших участие в опросе, посвященном пожеланиям к будущей карьере, девочки чаще выбирали профессию актрисы, дизайнера, учителя, парикмахера и карьеру в сфере туристического бизнеса, а мальчики предпочитали карьеру в сфере спорта, музыки, графического дизайна, информационных технологий, веб-дизайна и техники, а также их привлекала служба в полиции, пожарной охране и вооруженных силах[63].

Проблема в том, что часто границу между природой, воспитанием и культурой провести непросто. Например, исследование, недавно опубликованное в журнале Journal for the Scientific Study of Religion, показало, что во всем мире женщины религиознее мужчин. Но почему? Родни Старк (Rodney Stark), социолог из университета Вашингтона, проводивший международное исследование по этому вопросу, утверждает, что ответ лежит в биологической плоскости. Генетическое наследие мужчин определяет их предрасположенность к рискованному поведению, и они меньше склонны принимать религиозную концепцию отложенного вознаграждения. Старк и Алан С. Миллер (Alan S. Miller) из университета Хоккайдо, Япония, говорят, что существует масса свидетельств того, что эти различия объясняются физиологическими причинами. Но это лишь одно возможное объяснение. Другой социолог, Майкл Киммель (Michael Kimmel) из университета Стони Брук в штате Нью-Йорк, считает, что эти различия между полами связаны скорее не с генетикой, а с тем, как воспринимается религия в разных культурах. «В Соединенных Штатах, – утверждает он, – религиозные идеи (например, подставить правую щеку, когда тебя ударили по левой) не согласуются с преобладающими в обществе представлениями о маскулинности. Настоящий мужчина не надеется на церковь. Настоящий мужчина – это человек действия. Настоящий мужчина борется, – говорит Киммель. – Считается, что церковь – удел женщин»[64].

Реакция мужчины на утрату статуса основного кормильца может зависеть от того, насколько эта роль обусловлена биологией, а не воспитанием. В любом случае, можно быть уверенным, что мужчины, для самооценки которых роль кормильца является определяющей, не будут удовлетворены любой иной ролью, которую они сами – или окружающие – считают второстепенной.