И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маясь от безделья, Рене в который раз прокручивала в голове разговор, прежде чем с обречённым смешком всё же признала, что отношения Лиллиан Энгтан и доктора Ланга сложно было назвать родственными. Будто два чужих человека вынужденно существовали в стенах больницы, скованные договором, отчего окончательно позабыли роль матери и сына. Рене не знала их истории. И вряд ли ей когда-то расскажут. Но, если подумать, такое ребячество – бежать от семьи, чтобы в конце очутиться с ней рядом. Будто Энтони пытался уйти как можно дальше, но перестарался и обошёл Землю по кругу, вернувшись в исходную точку.
Рене хмыкнула и прикрыла глаза. Спать хотелось катастрофически, отчего мысли уходили в какие-то уж совсем неведомые бредни. Обойти Землю по кругу. На это понадобился бы не один год! Чушь какая… Она поёрзала, устраиваясь поудобнее. На каменной скамейке, что стояла чуть в стороне от нужной двери, сидеть было твёрдо. Плечи под тяжестью куртки давно затекли, а согнутые в коленях ноги уже опасно немели, но Рене упрямо ждала окончания слушания и всё-таки его прозевала.
Видимо, она задремала, а может, опять начинала подниматься температура. Однако, когда дверь в аудиторию распахнулась, мозг не успел совладать с вялым телом. Так что Рене осталась сидеть и заторможено наблюдала, как один за другим покидали лекторий громко переговаривавшиеся члены комиссии. Они смеялись, торопливо натягивали тяжёлые куртки или длинные шерстяные пальто, пока сами пытались одновременно пожать на прощание руки всех находившихся рядом коллег. Некоторые бросали в сторону Рене любопытные взгляды, но для большинства она оставалась незаметным предметом мебели. Будто они со скамейкой составляли унылую скульптурную группу. Только Филдс удостоил её слегка удивлённым взглядом. Он подошёл, небрежно махнув парочке собеседников в просьбе подождать, и остановился напротив.
– Должен заметить, ваши с доктором Лангом отчёты весьма презабавны, – сказал вершитель судеб после недолгого молчания, и его взгляд был совершенно равнодушен.
– Что же в них такого смешного?
– О, боюсь, вы не поймёте, – снисходительно скривился Филдс. – Для этого надо очень хорошо изучить вашего наставника.
– Не знала, что к нему прилагалась инструкция. Забыли выдать её, когда продавали меня в Монреаль?
– Лиллиан сказала, вы знаете правду, – кивнул он, и Рене не нашла причин спорить. Да, она знала. И слава богу.
– Можно было обойтись и без такой лжи. Думаю, я смогла бы понять вашу мотивацию.
– Вы – да. Кое-кто… вряд ли. – Филдс вынул из портфеля перчатки, но вдруг остановился и бросил откровенный взгляд на лицо Рене, отчего шрам обиженно зазудел. – Слушания переносятся на конец декабря, однако вашему наставнику ничего не грозит. В этот раз пустая формальность. Но позвольте дать совет. У вас хорошие рекомендации, доктор Роше, прекрасные учителя и определённо есть талант к хирургии. А потому – бегите. Спасайте свою очаровательную шкурку, прежде чем с вас её снимут, и прихватите с собой попутчика. Если он, конечно же, согласится.
Филдс вежливо улыбнулся, а Рене ошарашенно уставилась на главу резидентуры целой провинции. Он? Речь шла о Тони? Но с чего бы ему убегать?
– Это… это немного противоречит вашим собственным действиям, не находите? – просипела она, мгновенно забыв про облегчение, что принесла с собой новость о слушаниях. Филдс лишь едва заметно усмехнулся, пока застёгивал пальто.
– Всё меняется, доктор Роше. Я пошёл на уступки для Энгтан один раз, потому что мне, в общем-то, было глубоко всё равно, сколько трофеев она собралась разменять в этом году. К тому же, на первый взгляд, вам доставался джекпот. Но потом игра пошла по непредсказуемым правилам. Главный врач, который использует буллинг в качестве приручения сотрудников…
– Вы знаете даже это?! – прошептала Рене, чем заслужила взгляд свысока.
– Похоже, мне действительно стоило выдать инструкцию. – Филдс откашлялся, будто хотел скрыть смешок, но потом неожиданно стал очень серьёзен. – Скажу откровенно, ваше будущее мало меня интересует. На мой взгляд, вам не хватает настойчивости, уверенности, гонора и капли жестокости, чтобы стать чем-то по-настоящему интересным. Но, поскольку, главный герой здесь вовсе не я, то и не мне писать пьесу. И всё же у меня будет к вам просьба.
– Какая? – тихо спросила Рене, которая не знала, то ли поражаться столь низкой оценке своих способностей, то ли быть польщённой, что до обращения к ней за помощью снизошёл сам Филдс. А он тем временем застегнул верхнюю пуговицу янтарного пальто и удивительно горько поджал губы.
– Заставьте его слезть с таблеток, – устало проговорил этот высокий старик, который вдруг нацепил на себя все свои годы. – Любой ценой. Обещайте или убеждайте в чём хотите, врите как хотите, но он должен понять – травма вылечена, а прошлое закончилось. Нельзя постоянно заниматься самоистязанием, думая, что причины до сих пор ведут к несвершившейся мести. Будто где-то ещё есть незакрытые счета или причины для расплаты. Нет. Всё закончилось. В живых никого не осталось. А потому пришла пора окончательно уяснить, что проблемы головы Колина исключительно в голове самого Колина. Понимаете?
Рене открыла рот, но немедленно захлопнула, когда ощутила выдающее с головой дрожание губ. Заметил его и Филдс, который лишь расстроено усмехнулся и покачал головой.
– Господи…
– Вы знаете часть правды. Думаю, ещё один кусочек не повредит. – Он пожал плечами. – Так, вы обещаете?
Вопрос был задан с таким нажимом, что ничего не оставалось, как честно ответить:
– Да.
Потому что она действительно этого хотела. Была готова стереть до крови язык, истоптать до мозолей колени, сорвать голос в попытке докричаться до Тони. Или его стоило звать Колином? В общем, до человека, которого Филдс спокойно называл по старому имени и, кажется, знал о нём слишком многое. Гораздо больше, чем она сама. И внезапно Рене ощутила себя настолько запутавшейся, словно её выбросили в бурное море с тоненьким плотом из веры в людей. Отвратительное чувство. Вокруг постоянно происходили чудные события, сводились какие-то счёты, игрались странные игры, а она плыла по течению без шанса вмешаться. И никто! Ни одна живая душа не хотела протянуть ей руку и помочь выбраться. Даже Филдс. Даже сам Энтони. И как
