Рождение казака - Евгения Ляшко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мамуль, мы осторожно выясним, кто этот вельможа, который вручил мне конверт. Ты с нами или в казарме посидишь?
– Конечно с вами! Что за вопрос?
Догадавшись, какого рода, идут переговоры у мамы с сыном, Глеб вставил: – Если тётя Лена идёт с нами, то пусть не летает, а на тебе сидит. Нам звон грома и молний во время негласной вылазки абсолютно не с руки будет.
Тут ангел задёргалась:
– А вдруг и правда, мне лучше в казарме подождать, чтобы вас не подвести?
Но метания её были не долгими. Елена Юрьевна накинула на себя льняное полотенчико, став внезапно видимой и для Бойченко, провозгласила обомлевшему Паше:
– Всё! Теперь я иду с вами. Шума не будет.
– Тёть Лен, вы сейчас на приведение похожи, – пробормотал Глеб, поглядывая по сторонам, в надежде, что пока никто не заметил расхаживающее по столу ткань.
И мама Паши мгновенно остановилась.
– Мам, ты не переживай. Я могу полотенце за пояс засунуть, а ты устройся так, чтобы крылья случайно не зазвенели. Хорошо?
На том и порешили. Оставалось обсудить главный на этот момент вопрос.
– Так, где же нам искать нашего масона? И успеем ли? Срок ведь на сегодня он мне выставил.
– Раз господин «М» здесь был поздно вечером, а вчера, я делаю вывод, что никакого бала не было, потому что я услышал за ужином, как радовались лакеи, что без хлопот лишних обошлось, но огарков свечей им не досталось. Александр I редко же балы тут устраивал. Помнится из учебников, что император говорил, что в Царском селе, в отличие от резиденции в Санкт-Петербурге, он за один день делает работы больше, чем за там за неделю. То есть, поскольку Александр I практически всё время проживает здесь и тут делает основные государственные дела, то возможный шпион, чтобы иметь доступ к царю, мог затесаться среди близких к нему придворных или даже родственников тайно или явно вовлекли во вражескую агентурную деятельность. Из этого всего следует то, что возможно потрет этого неизвестного господина «М» мы отыщем в картинной галерее.
– А если не отыщем? – покусывал губы Паша.
– Тогда мы исключим из списка подозреваемых самых близких родственников императора, – спокойно ответил Глеб.
Но тут Степанцев подкинул новую тему:
– Нужна конспирация.
Бойченко, защёлкал пальцами:
– Вот тут ты верно подметил. Просто так во дворец не попасть. Сразу обнаружат. Ещё самих за шпионов примут. Вряд ли нам второй раз повезёт с Иваном Филипповичем.
– Да уж, на него надеяться нельзя. Кстати, кто его знает, как он себя во второй раз поведёт. У нас пока своих доверенных людей во дворце нет. Есаул мне нравится, но мы его тоже не знаем…
Живо представив, чем это всё мероприятие может закончиться, Елена Юрьевна была готова упасть в обморок, твердя по кругу одну единственную фразу:
– Как это всё попахивает заговором…
Голос сына, прозвучал твёрдо:
– Мам, иначе никак. Сперва мы должны избавиться от конверта, но так, чтобы никому не навредить. Мы не хотим записаться в предатели России.
Друг вторил:
– Без вариантов. Именно так. Обещаю, как только закроем этот вопрос, сфокусируемся на поиске пути домой.
Дипломированному психологу очень не нравилось её положение. Она не имела возможности речами и не вербально влиять на друга сына. И ей пришлось снова довольствоваться тем, что Паша передал Бойченко, сказав двумя словами – «Она согласна», вместо того, чтобы озвучить однокласснику всё то, что Елена Юрьевна вещала в течение пяти последних минут о различных мерах предосторожности.
Образовавшаяся пауза насилу закончилась, Глеба осенило решение, и он незамедлительно его изложил:
– Погодите-ка, когда мы сегодня здесь немного заплутали, я кое-что приметил. В одну комнату около Главной кухни заходили слуги с крытыми блюдами. Много слуг. Очень много слуг. Я хочу сделать предположение, что это вход в некий подземный тоннель, по которому можно попасть в императорский дворец. Не по улице же они всё это туда-сюда носят?
– Голова! Но нам бы карту дворца, чтобы не заблудится.
– И надо переодеться во что-то другое. Я думаю, что казачья справа однозначно не подходит. Кто его знает, кто там во дворце встречает. Может быть, к лакеям с подносами присматриваться никто не будет, вон их какая армия здесь трудится и все как на одно лицо в одинаковых одеяниях.
– И где же нам взять такую одежду? О! Гол! Прямое попадание в ворота! Мы уже знаем, что на первом этаже находятся рабочие помещения. И я полагаю, что всё, что нам нужно мы отыщем на втором! Где-то же они тут все и стираются, и одеваются.
Глеб вскинул большой палец вверх:
– Логично! – парень встал и громким шёпотом проговорил:
– Не будем терять время. Я менее заметный, поэтому мне и идти. Там на месте придумаю, что попросить тряпки, посуду или может, грелку.
Продолжать безмятежно есть было убийственно сложно. Сердце взбудораженного Паши колотилось в буйном ритме. Дыхание сбилось. Руки тряслись. От напряжения голова казалась чугунной и отказывалась соображать. Интенсивно пережевывая всё, что ставилось поварятами на стол, он продолжал ждать друга, дико боясь, что вот-вот и его заставят освободить место, потому что в Людскую стал наблюдаться наплыв голодной обслуги. Мама робко шептала молитвы. И тут на втором этаже раздался невероятный грохот, сродни тому, что могут произвести здоровенные кузова карьерных самосвалов при загрузке в них только что добытой каменистой породы. Это взрывное событие заставило всех подорваться и в панике устремиться на выход, кто-то даже выпрыгивал в окна. Паша от испуга круто дёрнулся и нечаянно сильно прикусил язык. Он скривился от пронзившей боли, но, не обращая никакого внимания на солоноватый привкус крови, тотчас впопыхах, на пример мамы, взмолился, горячо прося Бога о том, чтобы этот жуткий шум не был очередным проявлением шустрости Глеба, в которой он мог навредить себе или окружающим.
Только что забитое до отказа помещение опустело. Лишь на плите и в печи что-то продолжало скворчать, и парили котлы. Один Степанцев сидел неподвижно, выслушивая переживания и неутешительные прогнозы скачущего в шапке сына психолога. И тут вихрем в Людскую влетел Глеб. На нём красовалась тёмно-василькового цвета нарядная ливрея* с белыми вставками на рукавах и галунами**, выглядящая немного проще, чем у большинства лакеев. По-видимому, щегольское одеяние более статусных слуг находилось в другом месте и Бойченко пришлось утешиться тем, что он добыл хоть какую-то одежду для прикрытия.
Елена Юрьевна с умилением захлопала в ладоши, и в противоположность недавним высказываниям, прокричала: