Как стать полиглотом - Дмитрий Спивак

Вчитываясь в переведенные со знанием дела строки, мы теперь можем понять какие-то более глубокие черты духовной жизни индийского народа, по-новому оценить и содержание, вкладываемое страной в новые понятия, – скажем, политики неприсоединения, с последовательностью проводимой Индией. Примеры такого плодотворного заимствования легко умножить. В этой связи необходимо вспомнить о так называемом принципе дополнительности, который был введен Н. Бором как основа квантовой физики. Смысл данного термина стоит иметь в виду вовсе не одним физикам, поскольку он занимает свое место в представлениях широкой общественности на Западе и постоянно всплывает в дискуссиях о проблемах мира.

Дело в том, что датский ученый распространил принцип дополнительности и на сосуществование двух общественных систем, основанных на противоположных принципах. В общем, здесь прослеживается известная близость нашему понятию мирного сосуществования. Вместе с тем, конечно, есть и отличия. Одно из них состоит в том, что при разработке своих воззрений Н. Бор опирался на идеи традиционной китайской мысли. Такая ориентация характерна для многих его западных коллег, и, несомненно, важную роль тут опять-таки сыграли увлеченные своим хобби полиглоты-любители.

Хотя бы одного из них хочется представить читателю. Дж. Нидэм – вообще-то кабинетный исследователь, профессиональный биохимик. Увлекшись китайским, он нашел в этой древней культуре так много интересного для своих соотечественников, что стал выпускать том за томом серию «Наука и цивилизация в Китае», ставшую настоящим бестселлером и давшую массу свежих идей в самых неожиданных областях…

Наконец, третья крупнейшая культура Востока – арабская. Сколько поучительных и интересных историй можно рассказать о ней! Собственно говоря, сама культура арабского мира в известном смысле слова начинается с многоязычия. Ведь когда Европу окутало средневековье и достижения античности стали быстро забываться, арабы приложили много сил, чтобы перевести все, что можно, на свой язык, и, кстати, когда интерес к знаниям у европейцев возродился, передали обратно все, что сохранили. Не так уж сильно преувеличивал Э. Ренан, когда писал, что сочинения Аверроэса, так много давшие европейской философии, – это «латинский перевод с еврейского перевода комментария к арабскому переводу сирийского перевода, сделанного с греческого текста». Вот так! Что-то вроде цепочки полиглотов, бережно донесших знания до нас…

Авторитет арабской науки еще в XVIII веке был настолько значителен, что английский астроном Галлей (помните комету, названную его именем?) специально изучил арабский, чтобы читать на нем литературу по специальности.

Такой же труд предпринял М. Бертело, кстати, работавший и над санскритом вместе с только что упоминавшимся Ренаном. Материалистическая трактовка учения о веществе, данная Вертело, многим обязана изучению работ арабских ученых в оригинале. А это было непросто, при том что выдающийся химик синтезировал ряд сложных углеводородов и органических соединений, а всего выпустил 1800 научных трудов…

Вот видите, какие непростые вещи связаны с древними языками, казалось бы давно утратившими свое значение. А что тогда говорить о новых? Еще полвека назад даже многие их носители серьезно сомневались, смогут ли они понести на себе бремя современной науки и техники, политической жизни, средств массовой информации. А теперь они энергично перенимают эти функции, вторгаются в учебники и патенты, спецификации и телевидение. Так что с каждым днем увеличивается вероятность, что очень нужная любому читателю информация под руками, но только записана она на таком языке, о котором раньше и речи не было.

К примеру, в Восточной Африке стремительно набрал силу язык суахили – сейчас им пользуются, по самым скромным подсчетам, 40 миллионов человек. Точнее, пользовались как разговорным давно, но вот недавно на суахили была защищена первая диссертация по физике! Если все пойдет так и дальше, то скоро может образоваться отрасль точных наук, для знания которых необходимо будет уметь просмотреть справочник на суахили. И это очень хорошо – растет влияние целой группы развивающихся стран. Точно так же в свое время немецкий и английский робко отбивали свои права у латыни. Всего 400 лет назад, в 1582 году, мыслитель Р. Малкастер с горечью писал о родном языке: «Английский малозначителен. Его знают только на нашем острове, да и то не везде». А в Германии XVII века Ф. фон Логау сочинял в том же настроении:

В беде Германия, а с ней – ее язык.Со всех сторон он помощь брать привык.Вот речь французская, вот итальянский склад.Мы отовсюду тащим наугад.

В аналогичном положении находился и русский язык. Потребовалась самоотверженная работа многих светлых умов, чтобы вывести его за достаточно короткий срок в число мировых. В самом деле, через какие-то 100 лет после появления грамматики Ломоносова великий немецкий математик К. Гаусс, достигнув почтенного 63-летнего возраста, будучи не только занятым, но и больным человеком, откладывает все и считает нужным усесться за русский. И это не причуда, ведь ему нужно вникнуть в труды Лобачевского, открывшего в далекой Казани, вне всякого сомнения, удивительные вещи. Правда, потом Гаусс проштудирует восьмитомник Пушкина, но поначалу речь шла все-таки о специальности.

Так вот, можно ли гарантировать, что открытия масштаба неевклидовой геометрии не появятся на суахили? Почему бы и нет. Скажем, для составления карты климатов Африки, прямо связанных с долгосрочными прогнозами погоды и для нашей страны, сотрудникам Института географии Академии наук СССР пришлось обработать записи на 25 языках, в том числе и совсем редких.

Сообщений такого рода в последнее время появляется все больше. Так, в 1985 году группа боливийских электронщиков-программистов под руководством А. Гусман де Рохаса объявила о создании высокоэффективной системы перевода с одного из 5 мировых языков на другой. Ее окрестили ЭВМ-аймара – по названию одного из языков индейцев Боливии и Перу. В прошлом он считался неперспективным, однако внутренняя четкость и простота построения подали ученым идею использовать его в качестве посредника. Скажем, английский текст переводится на язык аймара, чтобы уже с него быть переведенным на французский. Выяснилось, что индейский язык в данном случае не только превосходит общепринятый в этих странах испанский, но и может сравниться со специально созданными для перевода искусственными языками программирования.

Уже потом, заинтересовавшись языком аймара, специалисты докопались не только до того, что он обеспечивает общение 2,5 миллиона местных жителей, но и до того, что его исключительные гибкость и выразительность не случайны.

Еще до прихода европейцев индейцы Южной Америки серьезно задумывались над тем, как облегчить взаимопонимание людей, говорящих на разных языках. Вот что писал об этом несколько столетий назад Гарсиласо де ла Вега – сын испанского конкистадора и инкской принцессы, стоявший еще очень близко к вымирающей индейской культуре: «Главная причина заключалась в том, что чужеродные народы… беседуя друг с другом и проникая в глубины своих сердец, полюбили бы одни других, словно они являлись единой семьей и родными». Для этого из всего разнообразия языков были отобраны и искусно обработаны два языка – кечуа, а также уже знакомый нам аймара, – для того чтобы и через много столетий поражать языковедов своим богатством…

Мы нарочно остановились на малоизвестных, так сказать, экзотичных для нашего читателя языках, поскольку массу более известных и близких примеров он может привести сам. Ну в самом деле, где еще возможен такой взлет языков, чтобы можно было подписаться на научно-популярный журнал на осетинском или пособие для автолюбителей на каракалпакском, послушать радио на коми или посмотреть телепередачу на якутском? Во многих промышленно развитых странах все это производит несколько фантастичное впечатление.

К примеру, во Франции есть несколько языков национальных меньшинств. К ним относится и бретонский – в прошлом язык богатой культуры, широко распространенный по всей Европе, а сейчас угасающий на крайнем западе страны, в Бретани. Еще лет 30 назад конверт с письмом, адрес на котором был написан по-бретонски, без разговоров возвращался отправителю. Честно говоря, автору не попадались более поздние сведения по работе французской почты. Будем надеяться, что положение исправилось, тем более что в 1982 году по требованию местной общественности в школах параллельно с уроками французского были разрешены и уроки бретонского. Правда, все еще «в порядке эксперимента», как сухо сообщали телеграфные агентства. А ведь это культурная страна, где уважают и знают языки. Здесь, например, даже учрежден специальный приз для писателя, написавшего лучшее произведение года по-французски (только чтобы это не был его родной язык).