У кромки моря узкий лепесток - Исабель Альенде

По телефону Росер перечислила Виктору симптомы: высокая температура, затрудненное дыхание, диарея.

— Он стонет, когда мы к нему прикасаемся. Ему, наверное, очень больно, думаю, у него болит живот, но и все тело тоже… ты же знаешь, твой брат никогда не жалуется.

— Это тиф, Росер. Среди бойцов сейчас эпидемия; болезнь переносят вши, блохи, распространению способствует антисанитария, зараженная вода и грязь. Я попытаюсь осмотреть Гильема завтра, хотя мне чрезвычайно трудно оставить пост, госпиталь переполнен, каждый день привозят десятки новых раненых. Первое, что нужно сделать, — компенсировать обезвоживание и сбить температуру. Оберните его влажными полотенцами и дайте попить горячей воды с щепоткой сахара и соли.

Две недели мать и Росер выхаживали Гильема, а брат следил за его состоянием из Манресы. Росер ежедневно звонила Виктору, чтобы сообщить о состоянии больного и получить инструкции, как не заразиться самим. Чтобы избавиться от платяных вшей, в первую очередь следовало сжечь всю его одежду, затем перестирать все постельное белье с жавелем[8], снабдить Гильема специальным судном и постоянно мыть руки. Первые три дня состояние Гильема было критическим. Температура поднималась до сорока градусов, он бредил, скрипел зубами от головной боли, его мучил сухой кашель и часто тошнило, а испражнения представляли собой жидкость зеленого цвета, словно суп из червей. На четвертый день температура снизилась, но Росер с Карме никак не могли его разбудить. Виктор велел им растормошить больного, чтобы заставить выпить воды, и затем оставить в покое, — пусть спит дальше. Ему нужно отдохнуть и восстановить силы.

Ежедневный уход за больным пришлось осуществлять Росер, поскольку Карме, в силу возраста и состояния ее легких была более уязвима. Росер целый день проводила дома, читала или шила, сидя у кровати Гильема, а Карме уходила учить детей грамоте или стояла в очередях за продуктами. По ночам Росер продолжала работать в пекарне, ей платили хлебом. Рацион чечевицы уменьшился до половины чайной чашки в день на одного человека: в городе уже съели всех кошек и голубей, а хлеб, который получала Росер, представлял собой темный, жесткий кирпич с привкусом опилок; растительное масло стало предметом роскоши, его смешивали с техническим, чтобы хватило дольше. В ванных и на балконах люди выращивали овощи и зелень, меняли семейные реликвии и драгоценности на картофель и рис.

Хотя Росер не виделась со своими родными, она поддерживала отношения с несколькими крестьянскими семьями из Санта-Фе и получала от них зелень, иногда кусок козьего сыра, а в редких случаях, когда в поселке в знакомой семье забивали свинью, ей доставалось немного копченой колбасы. Карме вполне обоснованно полагала, что на черном рынке не часто продают что-нибудь из еды, зато только там можно раздобыть сигареты и мыло. Столкнувшись с необходимостью поставить на ноги Гильема, больше походившего на скелет, она запустила руку в скудные накопления, оставленные мужем, и отправила Росер в Санта-Фе купить все необходимое для супа. Карме знала, Марсель Льюис собрал эти деньги на отъезд семьи куда-нибудь подальше из Испании, но на самом деле никто из них всерьез об эмиграции не думал. Что им делать во Франции или в любой другой стране? Они не могли оставить свой дом, квартал, свой язык, родственников и друзей. Вероятность того, что война окончится победой, таяла с каждым днем, и в глубине души все Далмау и Бругера уже были готовы заключить мирное соглашение и претерпеть репрессии от фашистов, — все лучше, чем изгнание. Несмотря на всю свою жестокость, Франко не сможет казнить все население Каталонии целиком. Как бы то ни было, Росер купила на деньги двух куриц и пустилась в обратный путь, спрятав свою добычу в сумку, которую привязала к животу под платьем, чтобы у нее не отнял кур какой-нибудь отчаявшийся бедолага или не конфисковали солдаты. Она выглядела беременной, в автобусе ей уступили место, где она и устроилась, приладив поудобнее сумку и молясь, чтобы курицы не начали шевелиться.

Карме покрыла пол одной из комнат газетами и запустила туда куриц. Они питались крошками и отбросами из бара «Росинант», а также зернами ржи и ячменя, которые Росер незаметно таскала из пекарни. Птицы оправились от путешествия в сумке, и вскоре Гильем получал на завтрак яйцо, а то и пару яиц.

Больной быстро выздоравливал и через несколько дней был готов вернуться к жизни, однако сил у него хватало только на то, чтобы сидеть на кровати и слушать, как Росер играет на рояле в гостиной или читает ему вслух детективы. Он никогда не слыл любителем чтения, всегда учился с трудом, причем только благодаря матери, тщательно проверявшей его домашние задания, и Виктору, который в большинстве случаев их и выполнял за брата. После Мадридского фронта, где он изнывал от скуки во время долгих периодов ожидания между боевыми действиями, он с наслаждением слушал Росер, которая сидела рядом и читала ему книги. В доме было много книг, но, когда Гильем пытался читать сам, буквы прыгали у него перед глазами. В перерывах между чтением он рассказывал Росер о солдатской жизни, о волонтерах, прибывших из более чем пятидесяти стран мира сражаться и умирать на чужой войне, об американцах из Бригады Линкольна и других бригад, которые шли на передовую и первыми погибали в бою.

— Говорят, больше тридцати пяти тысяч мужчин и несколько сот женщин из разных стран сражаются в Испании против фашизма. Вот какое значение имеет эта война, Росер.

Он рассказывал о том, что им не хватало воды, об отсутствии электричества и отхожих мест, о том, что им приходилось прятаться в переулках, засыпанных щебнем, мусором, грязью и битым стеклом.

— В свободное время мы учились сами и учили своих товарищей. Мать порадовалась бы: это ее стихия — ликвидировать безграмотность среди парней, не умеющих ни читать, ни писать; многие из них никогда не ходили в школу.

Но Гильем ничего не говорил Росер о крысах и вшах, об испражнениях, моче и крови, о раненых товарищах, часами ожидавших, истекая кровью, когда появятся санитары с носилками, о голоде, о миске жесткой фасоли и холодном жидком кофе, о необъяснимой храбрости тех, кто спокойно шел под пули, и об ужасе совсем юных мальчишек из «Квинты Биберон»[9], только что прибывших на фронт. Тем более он не рассказывал Росер о массовых казнях, которые вершили его же товарищи: хватали и отвозили пленных противников на грузовиках за город, тут же