Колхозное строительство 2 - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Абдулло Нуриевич, а что, если эти девушки захотят остаться в Краснотурьинске? — Пётр закинул удочку на пробу, на успех, в общем-то, и не надеясь.
— Какой хытрый сэкретарь! Палэц мало, всю рук давай, — заржал как жеребец директор фабрики, — тогда ещё мотоцикл «Урал», и поедут две сестрёнки-близняшки. Они сироты — родители погибли во время землетрясения, родственники все тоже. Росли в детдоме. Эти могут и остаться, если женихи будут настоящими джигитами. Договорились? — акцент сразу же исчез.
— Хорошо, договорились, — Пётр вздохнул. Придётся полторы тысячи из заначки вынимать, но настоящие мастерицы нужнее ненужных в СССР огромных денег. — Диктуйте адрес, куда контейнер отправлять.
В соседнем доме ликвидировали бомбоубежище, которое никому и никогда больше не понадобится, и установили там ещё три станка, изготовленные силами всё того же ЛМЦ завода. Теперь узбечки передают опыт русским женщинам, а в художественном училище разрабатываются эскизы к новым коврам. Пока портрет только один — Ленина, остальные рисунки перерисовываются с жостовских подносов. Пусть будут красивые ковры с цветами на чёрном фоне. Сестрички оказались вполне себе миловидные, их поселили в заводском общежитии на площади, в комнате недалеко от той, где пока обитают бывшие зеки. Пётр попросил тёзку присмотреть за девчонками, чтобы их какие пьяные уроды не обидели. Разрешил даже членовредительство. Так и получилось: уже на второй день танкист сломал одному мачо палец, а другому нос. Ломились в пьяном виде к узбечкам, экзотики придуркам захотелось. Тренер по самбо их скрутил и вызвал милицию, а пока её дожидались, те попытались угрожать бывшему танкисту. В результате получилось, то, что получилось, и, кроме того, под его диктовку бузотёры написали друг на друга заявления о причинении лёгких телесных, но претензий друг к другу тоже не имели, так что отделались пятнадцатью сутками.
Теперь бы ещё девчонкам нормальных женихов найти, а то мотоцикл зря пропадёт. Самое интересное, что мастер, приехавшая вместе с сестричками, сама пришла на приём к Петру и предложила ему интересный вариант. Она остаётся в Краснотурьинске, а Пётр выделяет её семье двухкомнатную квартиру и устраивает на работу, на стройку, мужа — он работает в бригаде, которая восстанавливает старые мечети и другие памятники архитектуры, по профессии он мозаичист. «Интересное предложение, — подумал Пётр, — и сама Зуйли хваткая женщина и профессионал, и муж с очень редкой профессией. Неплохо бы в художественном училище открыть группу мозаичистов, а потом облицовывать дома. Чем мы хуже Ташкента?»
Штелле поинтересовался у Зуйли Тимуровны Керимбаевой, чего это она решила поменять тёплый родной Ташкент на холодный и неродной Краснотурьинск.
— Всё дело в жилье. Мы с мужем и две наши дочки живём у его родителей в комнатке в пять квадратных метров. Кроме нас в доме ещё восемь человек — родители, братья и сёстры мужа, а весь он площадью тридцать метров. И хоть муж работает строителем, даже надежды на свою квартиру нет, и дом не построить — землю под строительство не выделяют. Если дадите квартиру, век Аллаха буду за вас молить.
Да, москвичей испортил квартирный вопрос. Чем же ташкентцы хуже москвичей? Тем более что город почти с нуля отстраивают. А ведь могли и больше жилья строить. Деньги. Конечно, нужно людоедам в Африке помогать. Нужно строить сотни самолётов и дарить их египтянам, а те через пару недель их просто превратят в дорогие костры. Вопрос: нужно ли предупредить Семичастного о Шестидневной войне? И никто не ответит. Ведь проигрыш в этой войне арабских государств взвинтил цены на нефть. Вопрос.
Глава 2
Событие восьмое
Надо отдать должное Константину Федину: он для поездки во Внешторгбанк даже свою «Волгу» Петру выделил. Оказалось-то всё не так просто. Весь день Пётр провёл с разными бухгалтерами, заключил больше двух десятков договоров, истрепал нервы и себе, и работникам Союза Писателей. А начиналось всё вполне мило — сидели себе, заключали договор об переводе и издании двух повестей про деревянного сорванца в Болгарии, и тут доходит дело до номера счёта в банке. Пётр ничтоже сумняшеся называет свой счёт, специально открытый в Москве для перевода денег за песни и книги, и узнаёт, что он бестолочь. Пословица, дескать, «курица не птица, Болгария не заграница», в данном случае не работает. Перевод денег будет осуществлён в валюте, а значит, нужен счёт во Внешторгбанке. Пришлось ехать и выстаивать приличную очередь. «Неужели все эти люди, что стоят к заветной двери — писатели и композиторы?» — ужаснулся Пётр. Объяснение пузатенького работника банка о чеках, они же сертификаты, он пропустил мимо ушей. Какая ему разница, что чеки братьев по соцлагерю хуже капиталистических? Ничего ему в тех «Берёзках» пока не надо. Вот потребуется чего, тогда и будет время узнать всю подноготную нелёгкой жизни знаменитого писателя.
Издать у себя книги про Буратино изъявили желание болгары, чехи, которые только через полтора года станут чехословаками, немцы из ГДР, венгры и поляки. Итальянцы и югославы купили права на издание, переводить будут сами. Пока всё.
Потом появился художник Леонид Владимирский, и пришлось снова заключать договора о печати «издания второго, дополненного» всё того же Буратино — так что в ВУОАП с песнями Пётр попал только после обеда и просидел до семи вечера. Там его и нашла вернувшаяся с работы Люша — оказывается, у неё на квартире собралась уже целая толпа, и все ждут только его, именинника. Ну, вернее, виновника праздника. Нужно обмыть удостоверение члена Союза Писателей и значок с изображением Горького.
— Ладно, согласен, виноват. Только «горько» не кричите.
Толпа? Четыре старушки. Одна чуть помоложе, но её Пётр не знал. Её
