Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

Взяв за узду недопонимающую Пустельгу и скакуна Гиацинта, она потянула их к задворкам стабулы, туда, где вероятно располагались конюшни. До того, как она ушла, Магнус бросил ей пару монеток, авось порадует себя вкусным обедом.

Измаяно выдохнув, повернулся к Ги:

— Готово, говоришь?

— Да! Идёмте. Встретят, как подобает!

У входа в царство пиршеств и разносолов Ги добавил, что хозяин очень хороший человек и наслышан о судебных подвигах Магнуса в Кернизаре.

Осоловелые голоса кружили в воздухе. Рабыни лавировали, отбиваясь от настырных гостей. Рыбные супы качались в серебряных тарелках, на плоских блюдах кипели хрящи, спрыснутые соусом; пар змеился над гороховыми похлебками.

Ги позвонил в колокольчик.

— Видимо его отвлекли, он сейчас будет. — Магнус уловил его виноватый взгляд.

— Ну-ну, встретят «как подобает»?

От этих слов Ги смутился больше. Он пустился расспрашивать рабынь, добавляя голос в общую какофонию, переходил от столика к столику, будто хозяин — толстый, каким его представлял Магнус, — сидит где-то там. Из окошек кухни тем временем вырывалось скворчание и тянулся невесомый аромат.

В холле пировало много представителей среднего класса — негоцианты, триерархи рыболовецких судов. Краем взора Магнус случайно захватил двух женщин, занимающих столик в десяти шагах от него. Их лица заслоняли капюшоны. «Жрицы Ашергаты?..» Из них одна повернулась, будто нечаянно притянув его взгляд проницательно-холодными глазами, но недолго Магнус смотрел в ответ. В спину пульнул гнусавый мужской голос:

— Тобиас Мальпий, к вашим услугам!

Магнус обернулся. Если бы не торжествующая на лице Ги улыбка, он так и не понял бы, кто перед ним. Тощая, вытянутая фигура ничего общего не имела с образом заправилы — кроме усов под крючковатым носом.

— Мой юный друг уже передал вам, что нужны комнаты?

— Мы учли все Ваши пожелания. Предоставим две комнаты, господин, а пока я предлагаю перекусить… — Он махнул рукой. — Эй, Тит, Фабиан, а ну оба подь сюда! Вот молодцы. Накройте господину трибуну стол, да поживее! — После чего сложил указательный и большой пальцы в жесте, призванном убедить в неубедительном. — Обещаю, Вы выйдете отсюда бодрым и с набитым до отказу желудком. За наш счёт!

— Что-ж, это радует, — улыбнулся Магнус. — Жареного поросёнка с соусом готовите?

— А как же.

— И мидии с луком?

— Только лучшие.

— И бутылочку белторского белого. Если я чего-то ещё захочу, обязательно дам знать. — Он повернулся к Ги. — А ты… — Но тот уже флиртовал с синеглазой рабыней и ему было не до обеда. «А ты в своём репертуаре».

— Поросёнок, мидии, вино… нехило! — усмехнулся усатый, выводя на папирусе состав заказа. — Будут другие пожелания, господин трибун?

«Надо бы поговорить с братом», подумал Магнус, «он задолжал мне покаяние палачей и отставку Руфио».

— Пошли к магистру оффиций. Ты знаешь, где его вилла?

— А чего-ж не знать… знаю. Весь город с недавних пор знает. А Ваше желание — мое желание, господин трибун.

— Вот и отлично.

На возвышении, откуда можно было обвести взором помещение, заиграли музыканты, вились переливчатым мелосом звуки скрипки, лиры и кимвала. Трибун отметил пустующий столик, где минуту назад сидели женщины, но их там уже не было.

Тит и Фабиан проводили его в комфортную комнатушку с овальным столом и загодя расставленной на нем посудой. Резной клисмос[2] отозвался скрипом, когда Магнус присел и, наслаждаясь покоем, откинулся на его спинку. Голубые незабудки отдыхали на подоконнике. Если глянуть в окно, можно было увидеть плетущийся по перекладинам виноград, а позади него стены соседнего дома.

«А здесь мило. Очень даже — для постоялого двора».

Скоро ему принесли первое блюдо. При виде поросёнка в полузастывшем соусе с веточками петрушки, нарезанным яйцом и лимоном, от голода скрутило желудок.

После поросёнка подали мидий с луком — любимейшее из блюд Магнуса сегодня отошло на второй план.

Ги не появился ни после первого, ни после второго блюда. Суета утащила мальчишку с головой. Оставалось признать, что он заслужил. Ги, как и многие в его возрасте, предпочитал увеселения. «Многие, но не брат». Магнус потягивал белое белторское, освежая в памяти образ старшего брата, каким он помнил Сцеволу три года назад.

— Что-нибудь ещё господину трибуну? — Юркий, как сурок, Тобиас возник из ниоткуда.

— Ничего, благодарю.

— Знаете, господин… — вежливым тоном начал мужик, — я уже очень давно не видел людей служивых, одни торгаши, ей богу! Если я чем-то могу послужить народному трибуну, токмо скажите.

— Ты отправил людей?

— Отправил, клянусь, — закивал он, взволнованный блеск в его взгляде вызвал у трибуна улыбку. — Как сказали. Мой сын собственноручно приведёт магистра оффиций. Он у меня прекрасно ориентируется в городе. Лучше, чем я.

— Кто ваш сын? Оба похожи, что и не отличить, — заметил Магнус.

— Нет, что Вы, господин, — просиял Тобиас, — мой родной только Фабиан, а Тит… я подобрал его… зим, наверное, одиннадцать назад. Помню, что пацан больно приглянулся моей жене, она решила его воспитать. Ну да что уж там, неплохой парнишка вышел. Вот как раб ваш, смекалистый.

«Ги наверняка бы обиделся».

— Гиацинт из Терруды не раб.

— Оу, простите, — он приложил ладонь к сердцу, — не знал, вольноотпущенник значица?

Магнус кивнул.

— А вы сами-то надолго в столице?

— На неделю. — Магнус положил вилку и отодвинул блюда. — Тобиас, ты сказал, что весь город с недавних пор знает про виллу магистра. Почему? Что, раньше это было тайной?

— Никак нет, господин трибун, да вот видите… слухи ходят!

— Слухи?..

— Да… или клевета собачья. Не, ей-богу, клевета.

Магнусу не понравилось, как он мешкает.

— Смелее, Тобиас.

— Поверьте, это не стоит внимания. — Он дёрнул плечами. — Говорят, на виллу к Сцеволе захаживают подозрительные господа. Когда ночью наши проходят мимо, слышно, как в доме шепчутся, в окнах горят огни, бледные огни, господин… вздор, правда? Клевета! Говорят, там приносят в жертву несчастных, а утром горожане находят разрубленные тела в канавах. — Его осторожный взгляд кружил по столу. Было в нём что-то от испуганной кошки. Короткая пауза. Ладонь правой руки разрезала воздух, подытоживая сказанное. — Но вы… я клянусь, не верю не единому слову. Со мной просто делятся байками. Гостиница гостиницей, а хорошую столовую грех не завести. У нас по пьяни чего только не болтают. Вот в прошлом месяце…

Такая вопиющая бессмыслица не вызывала ничего, кроме смеха. Магнус с неодобрением покачал головой. «Гай, спору нет, любит заводить странные знакомства, но чтобы расчленять людей… да и как это вообще возможно? Что, я не знаю своего брата, что ли!»

— Как ты верно сказал, это клевета. — Как лихо вырастает целая страшилка из пары бутылок. — Скорее всего и про меня небылицы рассказывают, верно?

— Про вас нет…

— Не верю. — Магнус искоса посмотрел на него.

— Да сожрёт меня ламия, если вру! — Тобиас аж привстал, безумно разочарованный, что рискнули сомневаться в его искренности.

Магнус ловко сменил тему.

— Скоро наступит сбор урожая, по этому поводу слухи ходят?

Тобиас призадумался.

— Народ собирается на ярмарку, а так… ждут, что потом. Вернётся Архикратор, может быть, понизят налоги, а почему нет? Вон, у меня сестра в Ниромисе, так говорит, мол добрый архонт попался и налоги снизили в два раза. Эх, вот у нас бы… у нас бы…

— Не могу обещать, что Сенат уменьшит налоги в этом году.

— Мы люди незначительные, нам бы только семьи прокормить да детей вырастить, ну вот ещё заведеньице держать.

— Подниму вопрос, — заверил Магнус. Ошибаются те, кто думает, будто вся обязанность трибуна заключается в раздаче обещаний.

— А расправы в Аргелайне давно начались?

— Э-м, расправы? — переспросил Тобиас.

— По въезду в город я видел прикованных к колесам.

— А-а. — Тобиас ударил себя по лбу. — Но это не расправы, господин трибун. Наш архиликтор называет это очисткой. Все должны служить Амфиктионии, а те — не служили, и наказаны.