Волна вероятности - Макс Фрай

* * *

Девчонка, которая здесь старше всех, она родилась еще в прошлом году, поздней осенью, молчит: «Ты такая хорошая! Хочешь помогать и спасать. Ты – настоящая добрая фея, лучше, чем в сказках. Давай, когда вырастем, будем дружить».

Девчонка из гамака молчит: «Да, интересно было бы потом подружиться. С тобой и со всеми, раз уж мы встретились в самом начале пути. Говорят, вырастая, дети все забывают, но лично я не намерена ничего забывать! Надо будет присниться маме, попросить, чтобы с вашими взрослыми телефонами обменялась. А то как потом друг друга искать?»

Мальчишка, который все это время очень тихо лежал в своей бирюзовой коляске, то есть он молчал-слушал, а не молчал-говорил, вдруг начинает молчать так пронзительно, что это похоже на крик: «Я бы лучше забыла! Так можно? Пожалуйста, мне очень-очень надо забыть!»

«Если хочешь, значит, забудешь, – молчит в гамаке девчонка. – Чтобы помнить прошлое, надо специально стараться. И то не факт, что получится. А так-то все все забудут как миленькие, когда научатся говорить. Все в порядке, не бойся. Ты теперь в Лейне. Здесь у всех хорошая жизнь, – и молчит для себя, как взрослые бормочут под нос, стараясь, чтобы никто не услышал: – Какие страшные бывают судьбы. Бедная девочка. Факин шит».

Лейн, Лето 1-го года Этера

Сарелика Та Митори проснулась за полчаса до полудня; поздновато, но сегодня у нее выходной. Генерал Бла Саваши, он же погибший первой весной Там Кин, в смысле дочка, любовь ее жизни, как бы он ни выглядел, кем бы она ни была, спала в точности, как всегда спал Там Кин: в самом центре кровати, голова между двух подушек, сверху – комок из всех одеял. И от этого сразу становится очень смешно и немножко больно. Или наоборот.

Но Сарелика Та Митори научилась справляться с болью. «Что больно, это даже и хорошо, – говорит она себе каждое утро. – Там Кин со мной, но он не такой, как раньше, нашего общего прошлого больше нет и уже никогда не будет. Не горевать о такой потере – безумие, как бы хороша ни была наша новая жизнь».

– Поспи еще немножко, пожалуйста, – сказала она дочке. – Дай мне кофе в одиночестве молча попить.

Девчонка демонстративно зарылась в одеяла. Дескать, делать мне больше нечего – просыпаться в такую рань! Там Кин тоже прикидывался засоней, чтобы ей по утрам не мешать.

– Ты лучше всех в мире, – сказала Сарелика Та Митори. – Была и есть. То есть был.

Когда допивала первую чашку кофе (по утрам обязательно надо две), не увидела, поди разгляди сквозь заросли, а только почувствовала, что у калитки кто-то стоит. Обычно по утрам Сарелике Та Митори плевать, кто там стоит у калитки. Постоит и дальше пойдет! Если так уж приспичило повидаться, надо было заранее позвонить. Но сейчас она, сама себе удивляясь, крикнула:

– Я отсюда не вижу, кто ты. Но если ко мне, заходи.

– Собирался сперва дождаться, пока ты допьешь кофе, а уже потом постучаться, – улыбнулся Ший Корай Аранах.

Вот уж кого она не ожидала увидеть! Ший Корай Аранах не ходит в гости без приглашения. Он и с приглашениями не то чтобы ходит. Разве что к самым близким друзьям. А близко они никогда не дружили, просто были знакомы, ровно настолько, чтобы улыбаться при встрече и желать друг другу хорошего дня.

– Прости, что так бесцеремонно вломился, – сказал Ший Корай Аранах. – Я сам обычно сплю до полудня, а потом еще долго с большим удовольствием никуда не иду. Но сегодня меня натурально подбросило в восемь, что ли, утра. От ощущения, что меня срочно хочет увидеть Там Кин… не Там Кин, твоя дочка. Прости, я не знаю, как ее называть.

– Да я сама не знаю, – вздохнула Сарелика Та Митори и налила ему кофе, благо несколько чистых чашек на всякий случай всегда стоят на веранде, никуда не надо за ними ходить. – Не могу дать ей ни имя, ни даже прозвище. Пусть сама как-нибудь выкручивается, когда подрастет и заговорит… Погоди. Ты сказал, она так сильно тебя хочет увидеть, что ты из-за этого подскочил спозаранку? Ну и дела! Хотя, вообще-то, он может. В смысле, она. Регулярно мне снится. Но не для того, чтобы предаться воспоминаниям, обняться и порыдать. А по делу. «Купи коляску, куда тебе такую тяжесть таскать на руках», «не надо меня наряжать, как принцессу, я себя чувствую полной дурой в вышивках и кружевах», «ты вообще сама пробовала эту кашу, которую пытаешься в меня запихать?» В последний раз ультимативным тоном потребовала купить ей гамак. Гамак, ты только подумай! Пообещал никогда из него не вываливаться. То есть пообещала. Она.

– Вот молодец! – восхитился Ший Корай Аранах. – Понимает, что в жизни действительно важно. Я бы тоже потребовал. Не для того мы на свет рождались, чтобы лишаться гамака!

– Ты вот смеешься, – снова вздохнула Сарелика Та Митори. – А я, представляешь, теперь беспокоюсь, что она все-таки вывалится из этого чертова гамака. Мало ли что во сне обещала. Я когда-то читала философа, имя не помню, но очень известного, просто у меня ужасная память на имена; неважно, главное, он утверждает, будто во сне мы вполне способны соврать. И судя по тому, что это словами записано, а автор потом прожил очень долго, он, вероятно, прав.

– Габи Шу Эритана, – кивнул Ший Корай Аранах. – Трактат «О легком дыхании сновидений». Но насчет его правоты я совсем не уверен. У него же там буквально перед каждым утверждением обязательно вставлено: «Я предполагаю», «мне кажется вполне допустимым», «возможно». Как, собственно, в гуманитарных науках и принято. Элементарная техника безопасности. Что угодно можно с такими формулировками написать.

– Ну может быть, – легко согласилась Сарелика Та Митори. – В любом случае, гамак уже куплен. И девчонка, когда мы дома, проводит в нем добрую половину дня. А я волнуюсь. Тоже, знаешь, интересное ощущение! Раньше я ни о ком особо не беспокоилась. Что будет, то будет. Фаталисткой была!

– Да, – подтвердил Ший Корай Аранах. – Дети сбивают с толку. Особенно младенцы. Поди поверь, что у такого маленького и беспомощного уже есть судьба! Ну ничего не поделаешь, поживи пока беспокойной, раз иначе не получается. Со временем это обычно проходит. По крайней мере, так говорят.

– Пойду принесу девчонку, – сказала Сарелика Та Митори. – Пусть принимает гостя, раз сама позвала! Если задержимся, не серчай. Значит, я ее одеваю, а она протестует и требует все поменять. Проблема! Ей не нравятся детские вещи. Вообще никакие. Ее, конечно, можно понять.

– Еще бы, – улыбнулся