Звезда по имени Виктор Цой - Виталий Калгин

3 апреля 1982 года. Концерт в ленинградском рок-клубе

В апреле 1982 года руководство Ленинградского рок-клуба предложило «Кино» выступить на концерте молодых групп. С помощью музыкантов группы «Аквариум» было исполнено семь песен.

Всеволод Гаккель:

«Я помню один из первых концертов группы „Кино“ в рок-клубе с Рыбой на костылях при участии Боба с чудовищной драм-машинкой. Это был кошмар, полный хаос, ничего не слышно. Впрочем, в этой дурости что-то было. Все так или иначе относились к этому как к игре, и никто не судил друг друга. Но я считаю, что, если бы эти двое ребят вышли бы просто с двумя гитарами, это было бы во сто крат лучше. Но в то время они находились „в лапах“ Боба…»[22]

25 июля 1982 года. Москва. Концерт у Александра Липницкого

Александр Липницкий, музыкант группы «Звуки Му»:

«Жаркие дни лета 1982 года. „Кино“ уже гремит: альбом „45“ успешно конкурирует в Москве с самим „Аквариумом“. 25 июля я устраиваю группе домашний концерт, пригласив московских художников и музыкантов. Хорошо накрытый стол стимулирует дуэт наших гитаристов, и песня „Лето“, на мой вкус, никогда не была так сильно спета, как в тот день».[23]

В городе плюс двадцать пять – лето!Электрички набиты битком,Все едут к реке.День словно два, ночь словно час – лето!Солнце в кружке пивной,Солнце в грани стакана в руке.

Девяносто два дня – лето!Теплый портвейн,Из бумажных стаканов вода.Девяносто два дня – лето!Летний дождь наливаетВ бутылку двора ночь.

Октябрь 1982 года. Выступление в Москве в красном уголке ЖЭК

Илья Смирнов:

«К примеру, концерт в жэковском красном уголке… Маленький зал в полуподвале человек на 70 при конторе, которая сейчас называется „управляющая компания“, а тогда – „жилищно-эксплуатационная“, пенсионеры там собирались по праздникам, ну и такие, как мы. Иногда. Так вот. Поют Рыба и Цой и, по-моему, Петр Трощенков на ударных. Из заднего ряда вдруг раздаются джазовые рулады, явно издевательские по отношению к выступающим. Я говорю: „Кто привел сюда Пономареву и еще напоил?“ А это оказалась Олеся Троянская, героиня московского хиппизма, в окружении всей своей бригады. Исключительно безобидной. Один Миша Реалист чего стоил. Утюг на проволоке в качестве кистеня. Мы их убедили не мешать. Зато по окончании концерта они полезли на сцену: что это вы привезли за эстраду ленинградскую? Вот вам сейчас Олеся споет по-настоящему „Карломарксовый портрет“».[24]

Конец 1982 года. Запись в ленинградском МДТ

В конце 1982 года группа «Кино» решает записать накопившийся новый материал.

Алексей Рыбин:

«Витька продолжал писать, и материала для второго альбома у нас уже было более чем достаточно. Теперь, когда мы разделили обязанности и всеми административными вопросами стал заниматься я один, мой товарищ начал наседать на меня и все чаще и чаще требовал, чтобы я поскорее подыскал студию для новой записи».[25]

Поскольку Андрей Тропилло был очень занят работой с группой «Аквариум» и не имел возможности уделить время «Кино», Гребенщиков предложил Рыбину самостоятельно найти студию для записи и даже снабдил его многочисленными телефонами знакомых звукорежиссеров. В конце концов после долгих поисков Алексею повезло, и он нашел студию звукорежиссера Андрея Кускова в МДТ. На барабанах группе помогает Валерий Кирилов, впоследствии ставший барабанщиком «Зоопарка».

По воспоминаниям Алексея Рыбина, запись всех песен альбома прошла быстро и складно: практически за несколько часов вполне прилично записали болванки четырех песен. Кирилов, который до этого не был знаком ни с музыкой «Кино», ни с Рыбиным и Цоем, оказался опытным барабанщиком, поэтому легко попал в нужный ритм. Однако, несмотря на такую легкость и гладкость, судьба записи оказалась довольно трагикомичной, ее не довели до конца по следующим причинам: Цою вдруг разонравились студия, звук барабанов и вообще сама идея. После записи Виктор забрал ленту с собой, сказав, что на этом следует остановиться, и спрятал ее «в стол».

Я сижу в кровати, только что из ванной, с мокрой головой.На улице мороз, и рано, как ни странно, я пришел домой.

За стенкой телевизор орет,Как быстро пролетел этот год,Он так похож на прошлый год,Я в прошлом точно так жеСидел один, один, один…В поисках сюжета для новой песни.

Я не умею петь о любви,Я не умею петь о цветах,А если я пою, значит, я вру…Я не верю сам, что все это так.

За стенкой телевизор орет,Как быстро пролетел этот год,Он так похож на прошлый год,Я в прошлом точно так жеСидел один, один, один…В поисках сюжета для новой песни.

Алексей Рыбин:

«К сожалению, эту запись мы так и не довели до конца: Витьке вдруг разонравилась эта студия, звук записанных барабанов, хотя, на мой взгляд, он был вполне достойным. Мы собрались в Малом драматическом еще раз, записали голос, и Витька, забрав ленту себе, сказал, что пока на этом остановимся. У него не было настроения писать дальше, это было заметно. Отношения наши продолжали оставаться превосходными, он сказал, что просто устал и ему нужно сосредоточиться, чтобы записать полноценный альбом. А пара песен из записи в Малом драматическом потом так никуда и не вошла».[26]

Валерий Кирилов, музыкант группы «Зоопарк»:

«Моя учеба шла по накатанным рельсам. Сокурсники оказались веселыми парнями, я завел массу интересных знакомств и озаботился изготовлением барабанов. Бабушка прислала мне из Литвы на покупку инструментов огромную сумму – 1500 рублей. Я купил подержанное пианино „Красный Октябрь“, а барабаны решил изготовить на заказ. Мастер, который их делал, жил за городом и был подвержен запоям; я же по простоте душевной имел неосторожность заплатить ему всю сумму заранее. И вот теперь мне приходилось еженедельно мотаться на электричке к нему в Рыбацкое, так как метро там еще не было. Наконец барабаны были готовы. Красивые, прозрачные (из оргстекла), они и звучали здорово. Кстати, именно на них я писал музыку с Рыбой и Цоем. Почитать о той записи можно в Лешкиной книге „Кино“ с самого начала“, а качество звука оценить на альбоме „Неизвестные песни Виктора Цоя“. Работы не было, и пришлось было мне собираться преподавать школьникам ксилофон и малый барабан, как тут произошло странное событие, которому я не придал тогда никакого значения. Мне позвонил незнакомец, назвался Рыбой и попросил записать с ним и его приятелем Витей несколько песен на внезапно подвернувшийся студии МДТ.

Кто это такие, я не имел ни малейшего представления, но мне было достаточно того, что они сказали гордо: „Мы играем биг-бит!“

Я согласился, и в назначенный час Леша с Витькой подъехали ко мне. Мы быстро спустили сложенную заранее установку вниз, затолкали ее в машину, с большим трудом влезли сами и покатили на улицу Рубинштейна, в театр. Уже в машине я уточнил некоторые детали и еще раз спросил:

– Так что играете-то?

– Биг-бит! – с заднего сиденья ответил придавленный бочкой Цой.

На студии я быстро расставил инструменты, и, пока инженер обвешивал их микрофонами, Цой наиграл мне приготовленные к записи песни. Я показал ему по несколько ритмических рисунков к каждой из них; он выбрал понравившиеся, разобрались с бреками, вступлениями и формами, а потом быстро записали болванки. Вернее, я не знаю, как назвать то, что мы записали. Рыба играл подобие первой гитары, Цой играл вторую, баса не было, а голос писался сразу – то есть все тогдашние законы звукозаписи были нарушены. Партия бас-гитары была наложена Шурой Храбуновым („Зоопарк“, первая гитара) много позже, почти десять лет спустя! А тогда мы взяли голым энтузиазмом и наглой молодостью. При записи „Последнего Героя“ я был совершенно заворожен ритмом этой песни, поэтому она получилась сразу же. Примечательна история моей барабанной партии песни „Весна“. Майк написал „Лето“, песня для Цоя, и позже, когда я уже играл в „Зоо“, Майк неизменно требовал, чтобы в „Лете“ на всех концертах мною игралась та самая партия из Цоевской „Весны“. Ложилось замечательно, поэтому я не возражал, хотя каждый раз в душе хихикал при ее исполнении.

В студии Витя работал быстро и уверенно – если он и волновался немного, так это внешне было не заметно, а в „Поисках сюжета“ некоторое волнение добавило остроты и небольшой оттенок нервозности. К сожалению, у меня не сохранилась вторая половина этой песни (ее случайно отгрызла кошка Киса), и на той записи она внезапно обрывается. Как и Витькина жизнь… Для них это была первая запись в профессиональной студии, и я рад тому, что был с ними тогда. По окончании смены мы втроем сидели в аппаратной и слушали материал. На магнитофоне мигала лампочка секундного метража, и Цой внимательно смотрел на нее… Пользуясь случаем, я попросил инженера сделать мне копию всей записи. Ту самую. В принципе, Леша Рыбин довольно точно описал эту запись в книге „Кино“ с самого начала“. Действительно: ну позвонили, ну приехали, ну записали… Вот только Рыба забыл написать о том, что, помимо оператора, за тем действом наблюдала фигуристка Марина Кожевникова, которая приехала в студию вместе с нами. После записи я остался на улице с Мариной и кучей тяжеленных барабанов. Посреди ночи, без всяких шансов поймать такси. Рыба с Цоем моментально куда-то испарились после выхода из студии…