Пески Калахари - Уильям Малвихилл

Пока он спал, Стюрдевант, О'Брайен, Джеферсон Смит и Грэйс Монктон ушли к пику.

Гриммельман медленно шел вниз по каньону. Он высматривал пчел, следы дичи и пытался обнаружить хоть какие-нибудь признаки присутствия людей в долине. Старик полагал, что судьба занесла их в пустыню Намиб. Правда, Стюрдевант и сейчас продолжает утверждать, что они в Калахари, но пилот ошибается. Авария произошла в Юго-Западной Африке. Впрочем, это ничего не меняет: и там и тут пески, солнце и безлюдье. Но даже запахи здесь были характерны только для Юго-Западной Африки…

И теперь Гриммельман уже не мог думать ни о чем ином. Мысли его непрерывно возвращались к первым месяцам его пребывания в Африке, к тем тяжелым временам, о которых ему так не хотелось вспоминать! Перед его глазами проходили война против племени гереро, их преследование в пустыне, товарищи, погибшие в ту войну. Всю жизнь Гриммельман пытался загнать эти воспоминания в самые дальние закоулки своего мозга, и вот теперь все всплыло вновь. Судьба снова привела его сюда. Земля Африки ждала Гриммельмана.

Январь 1904 года. Вильгельмсхафен. Это случилось сразу же после рождества. День был ясным и холодным. Образовав длинную линию коротких голубых курток и высоких желтых сапог, группа солдат, взволнованных неизвестностью, словно приросла к цементному пирсу в ожидании посадки на пароход. Их отправляли в Африку, точнее Юго-Западную Африку, чтобы отомстить за «бедных» колонистов, в большинстве своем выходцев из Шлезвига и Баварии. Они ехали в Африку, чтобы истребить всех черных, совершивших, как они читали в газетах, «тяжкие преступления», чтобы защитить немецкую колонию и восстановить «честь Германии».

Тот день трудно забыть. Громыхая сапогами по булыжникам, они шли по улицам, направляясь в порт. Впереди — оркестр, вокруг — толпы народа. Все веселились, аплодировали, размахивали руками и распевали песни.

Посадка окончена, и вот уже пароход бороздит океанские воды. На третий день им выдали новые светло-коричневые мундиры и песочного цвета тропические шлемы. Солдат забавляли странные головные уборы и нелепые, не по росту сшитые мундиры. Они рисовались и паясничали друг перед другом до тех пор, пока офицер не прикрикнул на них.

Прибыли в Свакопмунд. Пароход бросил якорь, его закачало на сильной зыби. Стоял густой туман. Все столпились вдоль бортов, стараясь разглядеть берег. Вскоре туман рассеялся. Солдаты застыли в изумлении, увидев только несколько поржавевших судов, а за ними — бесконечную полосу красновато-белых песков. И ничего больше. А они ожидали увидеть пальмы, туземцев в соломенных шляпах, обезьян, болота и джунгли. Но здесь было лишь море и небо да нескончаемые пески. Виднелись только несколько длинных, низких, похожих на бараки зданий и маяк, вырастающий прямо из песка. Это и был Свакопмунд.

На следующий день солдаты сошли с парохода и, подгоняемые унтер-офицерами, поспешно двинулись через пески, то и дело поправляя на ходу сползавшие с плеч винтовки.

Никто не приветствовал их здесь. Казалось, они высадились где-то на Луне. Построившись в колонну, солдаты зашагали на железнодорожную станцию. В те времена вагоны таскали совсем крохотные мотовозы. Поначалу солдаты даже не приняли их всерьез и долго стояли в нерешительности, пока унтер-офицеры громкими криками не загнали солдат в маленькие тесные металлические вагончики. Спустя час поезд тронулся. За окнами мелькали лишь бесконечные песчаные дюны.

Начался подъем, который вскоре стал так крут, что солдатам пришлось выскочить из вагончиков и подталкивать поезд. Так продолжалось весь день, и только к вечеру они достигли конца гигантского склона. Теперь в двадцати пяти милях позади можно было увидеть Свакопмунд, океан и бесконечную полосу песков. А впереди возвышалась дикая и грозная цепь гор. Некоторые из них видели горы впервые в жизни, и сам вид их внушал страх. Даже баварцев поражала эта гигантская масса камня, завершающаяся острыми пиками, которая поднималась перед ними. Стемнело и похолодало. Все развернули белые шерстяные одеяла, пытаясь поудобней устроиться в тесноте раскачивающихся и скрипящих вагончиков. Откуда-то послышалось грустное пение:

«Doch mein Schicksal will es nimmerDurch die Welt ich wndern muss.Trautes Heim, dein denk' ich immer…»[10]

Утро было солнечным. Над дорогой угрожающе нависали утесы. Поезд долго шел по тесному ущелью среди гор и, наконец, остановился около вытянувшихся в ряд навесов. Сварили рис и кофе. Почистив посуду, двинулись дальше. Воды оставалось все меньше и меньше, пить можно было теперь только с разрешения начальства. После полудня поезд, наконец, вырвался из гор и помчался по обширному плато. Пейзаж изменился. Почва стала красновато-желтой, кое-где пробивалась скудная и жесткая трава, похожая на рожь, местами виднелись густые кусты. Время от времени пролетали птицы, пробегала газель. Все почувствовали облегчение, напряжение спало, завязались разговоры.

Вскоре миновали сожженную ферму и какие-то могилы близ обуглившихся стен. Под вечер поезд остановился у большой станции. Все улеглись спать прямо на земле. Это казалось роскошью после холодной ночи, проведенной в тесных вагонах.

Наутро солдаты увидели реку, но она пересохла: по бесплодной местности тянулась лишь лента чистого сухого песка. Земля становилась мягче, а вдали показались зеленые склоны еще одного хребта.

В полдень прибыли в Виндхук. Маршируя по улицам города, солдаты видели улыбающиеся лица прохожих. Поднявшись на холм, попали в форт. Здесь строй распался: все бросились под струи воды, вытекающей из ржавых кранов, установленных на внутренней стене.

Солдаты форта — пожилые мужчины и совсем еще юнцы, пошедшие в ополчение после восстания аборигенов, — были местными поселенцами. Они носили широкополые шляпы и высокие сапоги. В этой стране они жили уже много лет подряд, сохраняя стоическое спокойствие, и могли стать хорошими проводниками.

Здесь были и пленные: гордые африканцы, мужчины и женщины, совсем не походившие на побежденных. Девушки блистали странной красотой, в то время как большая часть пожилых женщин выглядела просто страшно. Некоторые из них курили трубки…

Наклонившись, Гриммельман внимательно вглядывался в следы на песке. По-видимому, это бабуины. Их полным-полно на здешних утесах. Старик пошел дальше, помахивая своей тяжелой тростью. Надо бы выбросить из головы свое прошлое и сосредоточиться на настоящем. А получалось так, что все его мысли постоянно возвращались на полвека назад, к тем давним временам, когда он был совсем еще молод.