Кремлевский опекун - Александр Смоленский

Обессиленный друг лежал под капельницей, но, когда вошел Тьерри, попытался улыбнуться. Как видно, ему давно и в больших дозах вводили болеутоляющие препараты. В светлых глазах проступало не столько мучение, сколько растерянность и непонимание, как с ним такое могло произойти.

– Привет, старина, – слабым голосом, но с лукавинкой проговорил он.

Пьер едва сдержал слезу – так звали его друзья в дни беззаботной юности. Кто еще остался на свете из тех, кто помнит это когда-то плотно приставшее к нему имя.

– Тебя встретили мои люди?

– Привет, Эгле, – в тон ответил Тьерри. Этим прозвищем, по-французски означающим «орёл», друзья окрестили Андре. – Так это ты прислал за мной такой шикарный лимузин? Но как ты узнал, что я прилечу именно этим рейсом? Неужели ты тоже стал служить в разведке?

– Не смеши меня. Каким еще рейсом ты мог прилететь, если я позвал тебя? Только ближайшим. Оставалось лишь узнать, когда самолет приземлится. Вот и вся разведка, старина.

– А ты, я вижу, бодро держишься, как и подобает доблестному офицеру. Совсем неплохо...

– Мой дорогой Пьер, – прервал его Орлов, – у меня, к сожалению, осталось непозволительно мало времени, чтобы так щедро растрачивать его на выслушивание комплиментов. Ты уж прости, старина!

– О чем ты говоришь, Андре?

– Ты меня прекрасно понял. Мы слишком хорошо знаем друг друга и знаем себя, чтобы не понять. А потому...

– Брось, Андре...

– Пожалуйста, угомонись. Не думаешь же ты, что я стал бы вызывать тебя для обмена любезностями? Мы с тобой никогда не были сентиментальны, но я хочу сказать, что никогда не забывал о той «пустяшной» услуге, которую ты мне однажды оказал. Я имею в виду, когда ты выволок мою тушу с поля боя.

– Не будем уточнять, я это знаю, Андре.

– С тех пор удача неизменно мне сопутствовала. Знаешь, иногда даже начинало казаться, будто Бог искупает вину за испытания, которые обрушились на мою семью. – Андре сделал затяжную паузу, чтобы хоть на мгновение передохнуть. – Теперь мне вновь понадобится твоя услуга, надеюсь, последняя, – излишне деловитым, тихим голосом добавил он. – Мне больше не к кому обратиться, – словно не замечая попыток Пьера руками и мимикой прервать его, продолжал Андре. Он вновь сделал паузу, как бы собираясь с мыслями, перед тем как сказать самое главное. – И не только потому, дружище, что у меня нет ближе человека, чем ты. Дело в том, что я долго думал, перед тем как позвать тебя. Болезнь выпила все мои силы, но, слава богу, не лишила разума, – горько пробормотал он, – и я понял, что только ты в состоянии справиться и выполнить мою просьбу.

– Я готов, мой друг. – Пьер демонстративно принял серьезный тон.

– Ну, вот так-то лучше. Мне не о чем сожалеть, Пьер, разве только об одном. Оба мы – и ты и я – остались одинокими в этой жизни. Ты понимаешь, что я имею в виду. Мадлен, Женевьева, Катрин, другие – все они были очаровательны. Но, увы, промелькнули в прошлом, словно весенние бабочки. Бог бы с ними, да рядом никого не осталось. Вот, умираю, а только слуга или сестра милосердия могут подать мне стакан воды...

Друзья говорили исключительно на русском языке, так как у обоих осталось крайне мало ситуаций в жизни, когда можно было услышать русскую речь.

– У твоих соотечественников, Андре, прямо какаято болезнь на тему, кто кому на старости лет подаст стакан воды.

– Это не у нас. Это евреи заразили. Они любят обсуждать.

Чтобы как-то отвлечь друга от тяжелых дум, Пьер предложил:

– Хочешь, расскажу тебе на эту тему анекдот?

– Ну да, вот с такой бородой. Типа, умирает старый еврей, всю жизнь промучившийся со своей невозможной женой, и сам себе говорит: а пить-то не хочется... Ты этот анекдот хотел рассказать мне?

– Что-то похожее.

– Так вот, и мне сейчас пить не особенно хочется.

Друзья натянуто и грустно улыбнулись.

– Теперь о главном, – после короткой паузы вымолвил граф Орлов. – Слушай. У меня без присмотра остается большое, точнее, нет, огромное состояние. Я тебе никогда о нем не говорил, чтобы не омрачать нашу дружбу. У нас недаром говорят, что деньги могут испортить что угодно, в том числе и отношения. Сейчас, впрочем, иной случай. Поэтому я решил оставить все тебе!

– Помилуй, Андре! Зачем мне твое состояние?! – воскликнул обомлевший Тьерри. – Что я с ним буду делать? Ты же знаешь, я старше тебя, детей у меня, как ты сам только что сказал, нет. Я независим и прекрасно себя чувствую без состояния. Избавь меня, пожалуйста, от такого непосильного бремени.

– Ты верен себе, – удовлетворенно произнес Орлов. – Я и не ждал от тебя другого ответа, хотя должен был сделать тебе подобное предложение. Коли так, наберись терпения и выслушай меня дальше. Дело гораздо сложней, чем ты предполагаешь. Я доверяю тебе как себе и хочу сделать тебя своим душеприказчиком.

– Я весь внимание.

– Ты, возможно, не знаешь, что у меня нет прямых наследников. Но это не значит, что род Орловых на мне заканчивается. Я никогда тебе не говорил, я вообще не мог об этом думать без боли, но у моего отца в России осталась родная сестра, то есть моя тетка. Отец мечтал ее разыскать, но ты понимаешь, что это невозможно было сделать в те времена. Тетка Вера, а точнее, Вера Григорьевна, в девичестве Орлова, лет этак на пятнадцать моложе отца. Так что, если даже ей и удалось пережить все те ужасы и испытания, которые выпали на долю моей Родины, скорее всего, ее давно уже нет на этом свете...

Прикованный кучей проводов и трубок граф не смог сдержать накатившую слезу. Тьерри, конечно, заметил эту извечную спутницу людского горя. Хотя, строго говоря, ему, знатоку русской души, было непонятно, что за реки скорби несла она с собой. Но спрашивать ему показалось неудобным.

– ...Однако у нее могли остаться дети, внуки. Почему-то я уверен, что так оно и есть. Ты же знаешь, Пьер, интуиция крайне редко меня подводила.

– Я знаю.

Андре неожиданно одолел приступ кашля. Лицо его исказилось в судорогах, на губах выступила сукровица. Но он быстро взял себя в руки.

– Я должен открыть тебе еще одно принципиально важное обстоятельство: мое состояние необычно и нетипично для нынешнего времени. У него, как в яблоке, несколько зернышек, которые абсолютно не связаны с собой.

Пьер Тьерри на какое-то мгновение даже забыл, что перед ним умирающий друг, настолько ему стало любопытно.

– Это остатки состояния моей фамилии, которые еще задолго до октябрьского переворота в России были сконцентрированы в Англии. Я, кстати, понятия об этом не имел, пока отец вдруг на досуге не осознал, что мы с ним остались вдвоем. Вдвоем из всей ветви Орловых...

– Прости, дружище, но как-то не вяжется твое упоминание о неких «остатках» состояния и неком понятии их «концентрации» в Англии, – осторожно заметил Пьер. – Впрочем, не хочешь – не говори.

– Отчего же? Сегодня между нами не должно быть тайн. Поверь, я правильно упомянул про остатки. Я имел в виду только те ценности, которые не ушли в небытие, не растворились, не пошли на оплату счетов в первые годы эмиграции, страховку и прочее. – Андре от волнения даже попытался приподнять голову с подушки. Но это ему удалось лишь на какоето мгновение. – Кстати, только страховка покрывает семейных ценностей более чем на полтора миллиарда фунтов стерлингов.

Тьерри от неожиданности присвистнул. Он ни на секунду не усомнился, что друг не кривит душой.

– Еще раз прости, Андре, что вторгаюсь на запретную территорию, – проговорил он, но, увидев непонимающий взгляд больного, добавил: – Возможно, я неточно выразился, но имел в виду, что это не моего ума дело.

– Хватит! Оставь эти ваши версальские реверансы, – неожиданно жестко потребовал умирающий друг. – Говори, что ты хотел спросить?

– Из каких средств ты оплачивал все эти годы такую колоссальную страховку?

– Справедливый вопрос. И он имеет ответ, поскольку напрямую касается другой частицы сердцевины яблока. Речь идет о предприятиях, или, как модно сейчас говорить, холдинге, выполняющих сверхсекретные заказы ряда правительств. Замечу, канадский сегмент тут далеко не самый крупный.

– То есть, если на минуту представить, что наследники в России все же отыщутся, то, вполне вероятно, возникнут непредвиденные осложнения с государством.

– Здорово, что тебе ничего не надо объяснять. Спасибо, что и таким образом ты бережешь мои последние силы. Именно по этой, весьма щекотливой причине я и позвал тебя. Наверное, мне следовало самому вплотную заняться поисками наследников, когда открылись границы. Тем более что я всегда мечтал побродить по тем местам, где родился и вырос мой отец. Но до дела так и не доходило. А теперь, сам видишь... – Орлов замолчал, словно окончательно исчерпал остатки сил.

В дверь палаты постучала медсестра.

– Доктор просил не утомлять больного длинными беседами. А вы уже, простите, свой лимит исчерпали, месье, – обратилась она к посетителю, хотя на самом деле ее реплика была адресована непосредственно Андре.