Над законом - Андрей Воронин

У Пигулевского он со вкусом выпил чайку из антикварной чашки китайского фарфора, рассказал дару новых анекдотов, снова попил чайку, затеял и с позором проиграл горячий спор по поводу датировки одной редкой инкунабулы, добытой где-то неутомимым Маратом Ивановичем, понаблюдал, как тот раздувается от тихой гордости (спор был затеян и проигран исключительно для того, чтобы доставить старику удовольствие), и между делом сообщил, что покидает столицу недельки на две, а то и на месячишко. Старик заметно огорчился, и Иллариону пришлось пообещать ему порыскать по окрестным деревням в поисках антиквариата, после чего Марат Иванович несколько взбодрился, окрыленный, как видно, открывшимися перспективами.

Выслушав несколько весьма специфичных баек и получив с десяток полезных советов, касающихся предстоящих каникул, Илларион распрощался со стариком и отправился к себе на Малую Грузинскую. Домой он, впрочем, попал не сразу. Заскочив по дороге в пару магазинов, он без труда приобрел десять бутылок водки, предназначенных в дар веселому егерю, и с некоторым удивлением обнаружил, что раздобыть питерский 'Беломор' не так-то просто. На это понадобилось два часа и несколько литров бензина. Но в конце концов искомый продукт был обнаружен в табачном киоске недалеко от ЦУМа и водворен на заднее сиденье 'лендровера', превратившееся за это время в продуктовый склад.

Здесь были консервы, спички, сигареты и множество мелочей, отсутствие которых в путешествии порой воспринимается как катастрофа. При всей своей неприхотливости Илларион на этот раз решил отдохнуть с комфортом, уподобившись богатому туристу, который, направляясь в дикие места, берет с собой тонну туалетной бумаги и вагон консервированной ветчины. Впрочем, у него было подозрение, что все эти богатства, скорее всего, тоже перейдут в собственность гостеприимного егеря – сам он не испытывал во всем этом ни малейшей нужды и вряд ли был способен в течение хоть сколько-нибудь длительного срока изнурять свой организм подобными излишествами.

Вернувшись, наконец, домой, он тщательно проверил и упаковал удочки, не переставая посмеиваться над собой. Он уже сгорал от нетерпения и готов. был тронуться в путь хоть сию минуту. Удерживала его только необходимость дождаться Мещерякова с ружьем, патронами и координатами райского уголка, в котором обитал мифический егерь. Тот представлялся Иллариону этаким буколическим субъектом в фуражке с дубовыми листьями, болотных сапогах и с застрявшей сосновой хвоей в дремучей бороде.

Дожидаясь Мещерякова, он мимоходом вспомнил, что Андрей во время разговора был чем-то сильно озабочен. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, если принять во внимание его должность и предстоящее совещание у генерала Федотова. Похоже, решил Илларион, что полковник морально готовил себя к большому и шершавому фитилю.

Поводов для разноса, как всегда, могло быть множество, тем более что с распадом Союза хлопот у ГРУ стало намного больше.

Илларион выбрал пару ножей, которые собирался взять с собой, задумчиво покрутил в руках свой бельгийский револьвер и решительно бросил его в ящик стола. В лесу ему револьвер не понадобится, а жуткие истории про беспредел на дорогах его мало трогали. Во-первых, он считал большинство из них беспардонным враньем, распространяемым дураками, никогда не покидавшими пределов Московской кольцевой дороги, а во-вторых, даже если 'во-первых' было неверно, бывший инструктор спецназа не без оснований полагал, что справится с затруднениями и без помощи револьвера.

Упаковав рюкзак, он подошел к книжным полкам и медленно двинулся вдоль них, прикасаясь кончиками пальцев к потертым корешкам. Что из этого богатства взять с собой, и стоит ли брать книги вообще? Егерь, конечно, просто остолбенеет, когда увидит, как его постоялец вечерком завалится на лежанку с Тацитовыми 'Анналами' в руках или в дождливый денек решит вдруг перечитать повести Акутагавы. Впрочем, реакция егеря Иллариона волновала мало. После того, чего он наслушался по поводу своего увлечения от того же Мещерякова, ему все уже было нипочем. Но вот насколько органично впишутся книги в его быт на забытом богом лесном кордоне – это был вопрос. Подумав, Илларион решил, что чтение все-таки будет лишним. В конце концов, отключение должно быть полным, иначе отдыха не получится. Зато как приятно будет вернуться к старым друзьям после возвращения домой!

'Так тому и быть', – решил Забродов и отправился принимать душ. После душа, чувствуя себя посвежевшим и помолодевшим лет на десять, он решил напоследок вкусить блага цивилизации.

Выбрал книгу и завалился на диван, включив торшер и разместив в пределах досягаемости пепельницу, пачку сигарет и зажигалку. Потом пришел Мещеряков с ружьем в чехле и, с двумя коробками патронов в портфеле. Полковник улыбался, но за его улыбкой скрывалась озабоченность. Илларион не стал приставать к нему с расспросами, чтобы не ставить в неудобное положение. В конце концов, он давно вышел из сферы служебных интересов своего старинного приятеля, и интересы эти теперь были для него такой же тайной, как и для всех остальных сограждан.

Вместо расспросов Илларион предложил полковнику дожать полбутылки хорошего коньяку, который давненько уже томился в баре, дожидаясь своего часа. Полковник согласился, и они допили коньяк. Через час Мещеряков ушел, пожелав Забродову хорошо провести время.

Наутро Илларион сквозь узкую арку вывел 'лендровер' со двора на улицу и взял курс на северо-запад по Волоколамскому шоссе.

Вишневый 'Москвич' остановился на окраине Истры, чтобы забрать пассажирку. Яркая шатенка, издалека выглядевшая лет на все тридцать, брезгливо морща безупречный носик, устроилась на переднем сиденье и небрежно забросила назад сумочку. На самом деле ей было тридцать шесть, и она не выносила прокуренных помещений. В салоне же 'Москвича' табачным дымом было пропитано все – от чехлов сидений до мягкой обивки потолка.

– Душегубка, – вместо приветствия сказала она, до упора опуская стекло.

– Продует, – лаконично предупредил ее водитель, крупный мужчина лет сорока-сорока пяти, одетый в джинсы и черную майку. Сложен он был весьма неплохо, хотя и начал уже понемногу терять форму.

– Что же мне теперь, задыхаться? – раздраженно поинтересовалась шатенка, делая попытку опустить стекло еще ниже.

– Как знаешь, – пожал плечами водитель и тронул машину с места.

Некоторое время они ехали молча, думая каждый о своем. Водитель взял лежавшую между сиденьями пластиковую бутылку 'Фанты' и наклонил горлышко в сторону своей спутницы. Та отрицательно покачала головой. Встречный ветер трепал ее волосы, заставляя щуриться. Водитель зажал бутылку коленями, одной рукой свинтил пластмассовый колпачок и сделал несколько больших глотков.

– Во рту сохнет, – сообщил он. – Все время кажется, что эта дрянь меня облучает.

– Не будь идиотом, – не поворачивая головы, сказала шатенка. – Это же не уран и не плутоний.

А во рту у тебя сохнет потому, что ты слишком много куришь.

– Тоже мне, доктор, – проворчал мужчина, возвращая бутылку на место. – Вот облысеешь через пару лет, тогда и будешь рассказывать о вреде курения.

– Не будь идиотом, – повторила его спутница. – И потом, тебя ведь никто не заставляет вредить своему здоровью. Ты в любой момент можешь отказаться.

– Ну да, – невесело хохотнул водитель, – а на следующий день меня выловят из канализационного коллектора.

– Тогда хотя бы не ной, – попросила шатенка.

В голосе ее сквозило раздражение, и водитель решил сменить тему.

– Визы готовы? – спросил он.

– Как обычно, – ответила его спутница. – И, как обычно, их лучше никому не показывать.

– Так ведь мы же, и не собираемся. Это же так... на всякий случай.

– Послушай, – она повернулась к нему и уставилась на него в упор взглядом дикой кошки, – мы непременно должны по сто раз обсуждать очевидные вещи?

– Да какая муха тебя укусила? – тоже стал выходить из себя водитель. Этот тяжелый взгляд жег ему щеку, нервируя и мешая внимательно следить за дорогой. – Что ты все время гавкаешь, как московская сторожевая?

Женщина некоторое время продолжала разглядывать его, потом с заметным усилием отвела взгляд и стала смотреть вперед. Утреннее солнце посылало свои лучи параллельно земле, изредка мелькая в зеркальце заднего вида слепящим пятном.

– Надоело, – сказала женщина, когда ее спутник уже решил, что она так и будет молчать. – Надоело мотаться туда-сюда за гроши, когда этот удав гребет миллионы, просто сидя в Москве и ничего не делая.

– Ха! – оживился мужчина и даже покрутил головой от полноты чувств. – И после этого она будет говорить, что я ною!

– Тебе этого не понять. Квадрат, – сказала она и взяла сигарету из лежавшей под ветровым стеклом пачки. – Я ведь баба, а годы уходят...

– Да какие твои годы! – бодряческим тоном воскликнул тот, кого назвали Квадратом. – Ты у нас еще ого-го!