Сволочи - Владимир Кунин

— Вова Студер со своими шестерками... — с опаской проговорил один, сидящий у бочки.

— И где он себе ксивы закосил на малолетку? — удивился другой паренек.

— Когда вышак будет корячиться — любые ксивы найдешь.

— Пацаны трекали, что ему семнадцать еще в прошлом году было...

— Счас опять начнет права качать — «я там чалился, я здесь срок мотал, у меня три ходки в зону! Я весь такой медякованный!..»

Подошел Вова Студер со своей компахой.

— Закурить! — приказал Вова.

Один из сидевших протянул ему пачку «Звездочки». Вова вытащил одну тоненькую папироску, пачку спрятал себе в карман, прикурил от зажигалки, сделанной из винтовочного патрона,

— Ты что, Студебеккер?.. Папиросы-то отдай, — заныл пацан.

— Какие еще папиросы?! — сказал Вова. — Ты знаешь, с кем говоришь? Ты еще на свет не вылез, а я уже срока мотал, по тюрьмам чалился!.. Да у меня только в зону уже пять ходок было!..

— Четыре, — сказал чернявый паренек в наколках и с гитарой.

— Чего-о-о?! — повернулся к нему Вова Студебеккер.

— Вчера говорил, что четыре ходки, — спокойно сказал чернявый и тренькнул на гитаре.

Котька-художник сделал вид, что его это толковище не касается. Встал со скамейки, отошел шагов на десять, крикнул:

— Тяпа! Возьми веревку, растяни во всю длину!..

Тяпа взялся за конец с варежкой и камнем, отошел еще дальше Котьки-художника. Расправил веревку, выровнял...

— Хорош! — крикнул ему Костя. — Отпускай!..

Тяпа отпустил веревку и оказался на большом расстоянии от назревающего скандала. А Костя стал аккуратно сворачивать веревку.

Никто не придал этому никакого значения, потому что Вова Студер уже переключил внимание на чернявого с гитарой:

— А ты, сука, считал мои ходки?!

— Сядь, Студер, отдохни. А то небось замаялся — там чалился, здесь сидел, в зону — пять ходок... Получается — за что бы ты ни взялся, тебя сразу за сраку и на парашу. Надо же, уркаган в законе, и такой невезучий. То ли с талантом у тебя слабовато, то ли — лапша на уши, а? Или ты просто от фронта косишь под малолетку? — усмехнулся чернявый.

— Меня сейчас для фронта готовят, подлючий твой рот!..

— А мы все здесь на экскурсии, да? — рассмеялся чернявый.

— Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!!

— Кончай напрыгивать, Студер, — сказал ему Костя.

— Кто это тебе так хлебало разрисовал? — спросил Студер Костю.

— Такая же сволочь, как и ты, — ответил Костя.

— Ладненько, я потом тебя с другой стороны распишу, — мирно проговорил Студер. — А пока вот с этим черножопеньким разберусь.

И спросил, глядя прямо на чернявого:

— Ты — жид или армяшка?

— И то и другое, — скорбно покачал головой чернявый.

— Значит, жид! — Студер нехорошо ухмыльнулся. — Обрезанный?

Перетрусившие поначалу пацаны очухались, зашумели:

— Кончай, Студер!..

— Чего вяжешься?

— Сказали же тебе!

Студер оглянулся — нет ли поблизости начальников:

— Цыть, сявки обосранные! Жить надоело? А ты, жидяра пархатый, отвечай — обрезанный или нет?

— Нет, — спокойно сказал чернявый.

— Ай-ай-ай! — рассмеялся Студер. — Как же тебе не стыдно? Жид — и не обрезанный. Сейчас мы это поправим!..

Из-за высокого горного ботинка Студер вытащил заточку и приказал чернявому:

— Вынимай болтяру!

— Погоди, штаны спущу, — покорно сказал чернявый.

— Кончай, Маэстро! Не делай этого!

— Что, евреи — не люди?! — зашумели пацаны.

Но Студер даже внимания не обратил на их крики.

И еще Студер не увидел, как чернявый по кличке Маэстро, делая вид, что расстегивает штаны, достает из-под куртки... велосипедную цепь — страшное оружие налетчиков сорок третьего...

— Вынимай, вынимай свою мотовилу, жидяра необрезанная, — ласково говорил Студер. — Сейчас мы вернем тебя в настоящую соломоно-хаимовскую веру...

Но в эту секунду раздался звонкий голос Котьки-художника:

— Эй, Студер вонючий! Глянь-ка сюда!..

Костя резко взмахнул своей «закидухой», и тяжелый конец веревки с кожаной варежкой и камнем внутри мгновенно обвился вокруг толстых ног Вовы Студера.

Последовал резкий рывок, и Вова Студер с размаху шлепнулся на землю, ударившись головой о край скамейки. Да так и остался лежать неподвижно...

Костя подошел, смотал свою «закидуху» в кольца, наклонился на Студером, сказал удивленно:

— Живучий, гад...

Чернявый Маэстро тихо сказал Косте:

— Напрасно ты встрял... Я бы его и сам уделал. — И показал Косте велосипедную цепь с кожаной петлей для руки.

— Выброси. А то за нее еще «вниз» спустят, — сказал Костя.

Маэстро почти незаметно утопил велосипедную цепь в бочке с водой и окурками, сказал ошеломленным пацанам:

— Чего стоите? Тащите этого барана в санчасть!.. Скажете — упал Вова Студер. Споткнулся и упал.

— Видать, торопился куда-то, — соболезнующе вздохнул Тяпа.

— И куда спешил?.. До занятий еще полчаса, — сказал Костя.

Пацаны взялись было поднимать Вову, но Костя неожиданно остановил их:

— Погодите!

Залез в карман куртки Вовы Студера, вытащил оттуда пачку папирос «Звездочка», отдал ее пацану — хозяину этой пачки:

— На высоте и так с трудом дышится, а вы, засранцы, еще и курите!.. Ну, чего уставились?! Волоките эту сволочь в медпункт, а то в натуре подохнет...

Вову понесли в медпункт.

Маэстро тренькнул на гитаре, попросил Тяпу:

— Потом напоешь мне еще раз про этого... Ну, как его?.. Про «желтого ангела»? Я, может, мотивчик подберу. Ладно?

— Ладно, — сказал Тяпа. — А ты и вправду — еврей?

— А черт его знает... На всякий случай числюсь молдаванином.

ВОСХОЖДЕНИЕ НА ЛЕДНИК ТУЮК-СУ. РАННЕЕ УТРО

На первое восхождение шли тремя группами по десять человек.

Первую вел сам Вишневецкий, замыкал доктор.

Ниже метров на пятьдесят — вторая группа. Ведущий — кладовщик дядя Паша, замыкающий — тренер по рукопашному бою.

А еще ниже — третья группа. Ее ведет переводчик, замыкают два немца из соединения «Эдельвейс»...

Высоко и холодно... Уже ни кустика, ни травинки. Под ногами скальная порода, осыпь каменного крошева...

Идти очень трудно. Тем более что на каждом пацане — груз непосильный!

Обычный «джентльменский» набор альпиниста — ледоруб, молоток для скальных крючьев, крючья, запасной трос, стальные «кошки» для льда, связка страховочных карабинов, ледовые крюки, туго набитый рюкзак — дополнен...

...короткоствольным автоматом «шмайсер» с запасными рожками, брезентовым поясом с толовыми шашками от 75 до 250 граммов, а в нагрудном кармане в узеньких прострочках — взрыватели ТАТ-8... Не дай Бог, ударишься обо что-нибудь грудью — так сердце и вырвет!

На поясе еще висят бухточка бикфордова шнура и тяжелый десантный нож...

Пацаны покрупнее тащут на себе свернутые перкалевые палатки.

А на ногах пудовые горные окованные ботинки с «триконями» — трезубчатыми стальными шипами на толстых подошвах!..

Кто-то еще и коловороты для взрывных шурфов несет...

...Потом был короткий привал. Измученные мальчишки валились на землю, жадно глотали разреженный горный воздух широко открытыми ртами.

— Не лежать! Сесть немедленно — опорой на рюкзак!..

— Поправить снаряжение!

— Короткий, спокойный вдох, длинный выдох!..

— Перешнуровать обувь!..

— Сколько раз повторять: никаких резких движений, никакой болтовни на переходе! Ногу — на всю ступню!.. Ступни — параллельно, под ноги смотреть обязательно!.. — раздавались негромкие приказания ведущих и замыкающих.

— Пятнадцать секунд считаем свой пульс! — кричит доктор. — По отмашке начинаем, по отмашке заканчиваем. Умножаем на четыре...

Доктор смотрит на секундомер, поднимает руку:

— Внимание! — Резкий взмах. — Начали!..

Пацаны считают свой пульс...

— Стоп! — Доктор выключает секундомер. — Калуга?

Молчание...

— Калуга?! Оглох, что ли? — . рявкает доктор. Белесый паренек тоскливо смотрит вдаль на снежные вершины.

— Митька!.. Калуга... Тебя спрашивают, — толкает его Котька.

— А-а... Сорок! — спохватывается Калуга. — Сто пятьдесят!..

— Сто шестьдесят! — поправляет его доктор. — Студер!

— Сорок пять. Не помножить... — У Вовы перевязана голова.

— Значит, сто восемьдесят. Для этой высоты — норма. Заяц?..

— Тридцать шесть! Сто сорок четыре!..

— Молодец! Художник?

— Двадцать пять — сто...

— Ну ты даешь! Маэстро?

— Сто восемь!

— Отлично! Тяпа?

— У меня под двести... — растерянно отвечает Тяпа, и его неожиданно начинает неудержимо рвать...

— Та-а-ак. — Доктор сам берется считать пульс у Тяпы. — Не было печали, черти накачали... Ну-ка, уголовнички! Разгрузите пацана!

Котька и Маэстро освобождают Тяпу от рюкзака, автомата...

Подходит Вишневецкий, спрашивает Тяпу:

— Освободился?

— Да вот, ребята помогли...

— Я спрашиваю — желудок освободился? Блевать больше не будешь?