Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся земля Смолянская знала, что обе дочери покойного князя Свирьки побывали на том свете. Но родители погибли в один день, прямо сразу после тех событий, и их уже ни о чем не спросишь…
Да и все потом изменилось. В Свинческе появился новый князь – Станибор, дальний родич матери. Жену ему привезли из Киева – она приходилась родственницей тамошней княгине Эльге и правнучкой Олегу Вещему. Воеводой у князя стал Равдан – муж сестры Ведомы. Прияна жила при них. А еще имелся воевода Хакон – он обретался в новом городе Смолянске, в десяти поприщах отсюда, и следил за тем, как смолянские мужи нарочитые собирают дань для киевских князей.
И туда, в Киев, однажды вместе с данью предстояло уехать и Прияне. Чтобы стать новой княгиней Русской земли. Ибо почти сразу после того, как она вернулась с того света, а отец и мать туда отправились, ее обручили со Святославом, сыном Ингвара киевского.
Вскоре после того обручения – весной, как сошел с Днепра лед – Святослав проезжал через Смолянскую землю, направляясь на Ильмень. Там по решению Ингвара заложили новый город, названный Святославлем. Но не прошло и двух лет, как Ингвар погиб во время полюдья в Древлянской земле, и Эльга спешно вызвала сына назад в Киев. Когда он той зимой ехал с севера на юг, то очень торопился: переночевал в Смолянске, а сюда, в Свинческ, заехал лишь на вечер ради родственной вежливости. К его приезду уже собрали войско, и на следующий же день Святослав со своей дружиной ушел дальше, вниз по Днеру, а с ним и Равдан со смолянами.
С тех пор миновало шесть лет, но Прияна больше ни разу не видела своего жениха. Считай, вообще не видела, – думала она, понимая, что за эти шесть лет тот мальчик, с которым она говорила в гриднице, перестал существовать. А тот мужчина, который из него получился, был ей совершенно незнаком. Увидит – не узнает. Ведь, наверное, он и ростом стал повыше?
Войдя в возраст невесты, Прияна все чаще задумывалась о своей судьбе и все с большим нетерпением ждала ее решения. Русская земля! Киев! Этот далекий край и его владыки казались ей даже менее знакомыми и понятными, чем Закрадье и его темный повелитель.
* * *Никого из киевлян при обозе, конечно же, не оказалось: только свои, не считая купцов, едущих дальше – ловатичей, поозёр, ладожан, плесковичей. Это был обычный торговый обоз, который уходит из Киева вверх по Днепру сразу, как встает река и устанавливается санный путь, и увозит на север товары, доставленные летом от греков. Тем не менее приход киевского обоза считался самым значительным событием между Колядой и Медвежьим днем. По этому случаю к князю собирались все нарочитые мужи из Смолянска, Свинческа и окрестностей, торговые гости распродавали привезенное и закупали меха зимней добычи. На княжьем дворе готовились к пиру: пекли хлеб, ставили новое пиво.
В назначенный день из Смолянска прибыл воевода Хакон – или Пламень-Хакон, как его звали почти от рождения. Знатностью он не уступал князю Станибору, ибо приходился родным младшим братом покойному киевскому князю Ингорю и, соответственно, дядей нынешнему князю Святославу. Рослый мужчина, чуть за тридцать лет, красивый, с рыжей бородой и такими же рыжими волнистыми волосами, он с молодости любил одеваться в красное, и сейчас на нем тоже был кожух из щипаного бобра – дорогого меха, приличного только людям знатного происхождения, – покрытый красной шерстью с красной же шелковой отделкой.
Прияна смотрела на него с волнением. Свинческие купцы, люди Станибора, уже рассказали, что никаких особенных новостей не привезли, но она все же надеялась, что люди самого Хакона знают больше.
Старая, еще воеводой Хрингом выстроенная гридница наполнилась народом: послушать новости полуденных земель собрались лучшие люди Свинческа и окрестных поселений. И все с любопытством косились на Прияну. Старшие хорошо помнили войну с Киевом, после которой тогда еще маленькую дочь погибшего в сражении князя Сверкера обручили с сыном его победителя. Девочка выросла и стала взрослой девушкой, годной в жены. И все эти восемь лет над Прияной подшучивали: дескать, как там жених, не едет ли? Она уже слышать не могла эти шуток.
Старики переглядывались, но кланялись ей при встрече с самым почтительным видом. Всякий согласился бы, что эту девушку сами боги предназначили стать княгиней могущественной державы. Правильные черты ее лица были основательны, губы полны и ярки, лоб высок и широк – сказывались северные предки, – тонкие брови внешними концами приподнимались к вискам. Большие серые глаза смотрели так пристально и пытливо, что люди старались не встречаться с ней взглядом – особенно помятуя о ее замогильном прошлом.
Приветствуя гостей, она стояла возле сестры, воеводши Ведомы, – прямая, с гордо поднятой головой. Казалось, держать осанку ей помогает тяжесть светло-русой косы ниже пояса. На шитом серебром очелье висели по сторонам лица кольцевидные привески из серебра, звеневшие при движении. На пир Прияна оделась в свейское платье: голубую льняную сорочку, синий хенгерок с отделкой узорного темно-синего шелка, заколотый крупными позолоченными застежками, унаследованными от бабки Рагноры. На шее и на груди между застежками висели ожерелья из синих и желтых бусин с серебряными подвесками.
Ясное лицо ее было холодно и невозмутимо. Во всей Смолянской земле не нашлось бы более знаменитой невесты: все знали, что Прияслава, Сверкерова дочь, происходит от древних королей земли варяжской и от исконных князей смолянского племени, а к тому же побывала на том свете и вернулась живой. Ее родным не дали бы покоя сваты, но весь свет знал также и то, что она обручена.
Воевода Хакон выглядел хмурым, бледным и часто покашливал. Однако при виде дочерей покойного Сверкера он улыбнулся: они вели свой род от самого Харальда Прекрасноволосого и также состояли в дальнем родстве с конунгами Свеаланда, поэтому он всегда держался с ними более любезно, чем даже с самим Станибором. Нынешнего князя смолян Хакон в глубине души считал выскочкой и сыном лесной ведьмы: если бы не Сверкер, когда-то перебивший почти весь род смолянских князей, Станибор никогда не оказался бы на их столе. Но сейчас его положение было надежно: смоляне и прочие днепровские кривичи признавали его, с голядской знатью его связывало родство через мать, а с киевскими князьями – через жену, княгиню Прибыславу.
– Будь цел, Улебович! – Прибыслава первой вышла Хакону навстречу и поцеловала его. – Ты нездоров? Зачем ехал в такую даль?
– Ничего, отлежусь, – отмахнулся Хакон. – Надо же послушать, какие дела на свете творятся.
Двое из купцов, Ольмар и Миродар, дома не были давно: еще по весенней большой воде они ушли в Киев, а там вместе с княжеским обозом отправились за Греческое море, в Царьград. Теперь у них нашлось что порассказать. Они побывали в киевской христианской церкви Святого Ильи на Ручье, видели священника, Ригора-болгарина. Все желающие могут принять там Христову веру, и многие из торговых людей, бывающих за Греческим морем, именно так и поступают.
– Вот видите! – воскликнула княгиня Прибыслава. – В Киеве есть своя церковь и священник! Теперь киевлянам за крещением ездить за море не нужно! А мы что же? Вот ты, князь, говоришь! – Она выразительно посмотрела на мужа. – Наши купцы за море ездят с киевской грамотой и крещение принимают в Киеве! Не стыдно ли? Давно бы уже попросил и себе священника, поставили бы церковь, и ездили бы наши гости со своей грамотой, ничем киевских не хуже!
Княгиня происходила из семьи Предславичей – потомков княжеского рода, сто лет назад правившего в Мораве, но изгнанного оттуда уграми. Ее отдаленный предок, князь Ростислав, принял крещение одним из первых среди славянских владык, и семья сохранила склонность к Христовой вере, несмотря на все превратности судьбы. Прибыслава не была крещена, но давно внушала мужу мысль: если кто-то из князей, под рукой Киева сущих, примет христианство, то еще неизвестно, кто под чьей рукой впоследствии будет состоять…
– Да чтоб мы стали греками рядиться! – с негодованием отозвалась воеводша Ведома. – Христиане эти ни роду ни племени не различают. Ольмар, расскажи еще про тамошнего княжича, а то Улебович не слышал.
Хакон усмехнулся в рыжую бороду: про «княжича», то есть молодого василевса Романа, он уже слышал от своих купцов. Не достигший еще двадцати лет сын Константина успел овдоветь и связался с девушкой по имени Анастасо – очень красивой, но безродной. Ее отец содержал гостиный двор, а она не просто работала там, но и служила наложницей всем желающим… Однако, несмотря на это, Роман обвенчался с ней и объявил своей законной женой!
– И вот таких блудящих девок князья греческие в жены берут и княгинями ставят! – возмущалась Ведома. – С гостиного двора! Срамно и подумать, чтобы наши князья и бояре до такого дожили. А вы говорите – христиане!