Городские легенды - Олег Фочкин

Поэт едва сам не стал прихожанином Никитского храма. Он собирался вступить в права наследства, так как у дяди не было законных детей, но тот отписал имущество и дом внебрачным отпрыскам, которые официально назывались «воспитанниками», и эту волю покойного утвердил император.

Пушкин унаследовал лишь старинную печатку, оставшуюся у Василия Львовича от отца.

Еще одним прихожанином храма был живший на углу Токмакова переулка художник Федор Степанович Рокотов. Его дом сохранился и сегодня.

Рокотов сначала дом снимал, а в 1785 году купил с мастерской во флигеле. Именно по исповедным росписям Никитского храма была установлена приблизительная дата рождения живописца – 1735 год.

Летом 1905 года в храме случился пожар от непогашенного кадила, как сообщали газеты, и тогда сгорел чтимый образ святого Василия Блаженного – словно в знак грядущих испытаний.

В начале XX века в Никитском храме служил знаменитый протодиакон Михаил Холмогоров, чей необыкновенный бас собиралась слушать вся Москва. В поклонницах у него была певица Антонина Нежданова. Скульптор Меркуров лепил его голову, художник Павел Корин запечатлел его в портрете к картине «Уходящая Русь», а Михаил Нестеров – в картине «На Руси» в центральном образе московского царя. Его называли вторым Шаляпиным.

А на своей квартире, в доме на Старой Басманной, 14, он устраивал домашние музыкальные вечера.

В 1930-х годах вся правая сторона Старой Басманной, уже носившей тогда имя Карла Маркса, была предназначена к сносу с целью расширения улицы, а на участке, где стоял храм, собирались строить Дом Советов Бауманского района. В марте 1933 года президиум Моссовета принял решение: «церковь так называемого Никиты» закрыть и снести. Когда протоиерей Иоанн завершал литургию, в храм вошли вооруженные сотрудники НКВД, сорвали с него облачение и поволокли к выходу.

17 февраля 1938 года на Бутовском полигоне был расстрелян Василий Иванов, староста Никитской церкви, не побоявшийся заявить на допросе о своих православных и монархических убеждениях.

Храм был разграблен и разорен (хотя есть предание, что священники успели спрятать святыни в особый тайник), но не снесен.

Президиум Моссовета изменил свое решение. Здание рекомендовали передать Лесотехническому институту. Барочное убранство было уничтожено, демидовская ограда частично разобрана, но здание церкви уцелело.

Оно побывало учебным залом районной бригады ПВО, складом Министерства культуры СССР, общежитием и даже получило частичную реставрацию как памятник, состоящий на госохране.

В июле 1997 года Святейший Патриарх Алексий II совершил его освящение. Теперь здание вновь отреставрировано, восстановлена ограда. Храм действует.

Так и стоят два этих удивительных строения друг напротив друга, слушая разговоры пешеходов, шелест шин, а поздней весной пение птиц и музыку из Сада Баумана.

Каждый день над храмом разносится колокольный звон. Как и раньше, когда собирался весь вельможный приход. Старая Басманная продолжает жить своей жизнью, в которой еще много нераскрытых тайн и легенд…

Бабушкины грязи

(Лукьянова, 7)

Если посмотреть на карту Басманного района, то можно увидеть, что Старая и Новая Басманная улицы, сходящиеся на Разгуляе, соединяются в букву «А» небольшой перекладинкой. Перекладинка эта носит название «улица Лукьянова». А в старые времена имела название «Бабушкин переулок». Вот о двух домах, ставших настоящим украшением не только этой улочки, но и города, и пойдет сегодня разговор.

Купеческие прогулки

В XVIII веке участком земли, по которому проходил переулок, владели купцы Бабушкины. А точнее, два брата – Петр Андреевич и Семен Андреевич. Их отец Андрей Иванович был известным торговцем мануфактурой. Занимался он и питейным делом. Ко времени, когда братья обосновались в Басманной слободе, у Бабушкиных под началом были фабрики на Китай-городе, Ильинке и рядышком с только что отстроенными домами – на Старой Басманной. Позже эти земли вместе со строениями перейдут «табачному королю» Бостанжогло. Но о нем как-нибудь в следующий раз.

Шелковая фабрика Бабушкиных на Старой Басманной была заведена еще в 1717 году и считалась одной из самых крупных в Москве, на которой в 1775 году насчитывалось 105 станов (а на самой большой – Панкрата Колосова – было 120 станов).

Чтобы не мешать друг другу, но быть рядом, братья построили дома в противоположных концах переулка, получившего название от их фамилии.

Так бы все и тянулось своим чередом. Но в 1783 году некий Гурьев, местный домовладелец и гвардейский секунд-майор, обратился с челобитной к городским властям, попросив закрыть переулок и передать землю ему, поскольку там «и мостовой не имеетца и бывает великая в осеннее время грязь, от которой проезду и проходу пешим людям не бывает».

А сподвигла Гурьева на такое обращение затянувшаяся попойка с приятелем по службе поручиком Синюхаевым. Как-то осенью они засиделись в трактире допоздна, а потом по распутице пошли переулком на Новую Басманную. Гурьев решил проводить приятеля до дома. Пока они доковыляли по темному и скользкому от грязи переулку, провожатый потерял двадцать рублей казенных денег, форменную треуголку и недавно купленные томпаковые (вид латуни) часы на серебряной цепочке. Выяснилось это только утром, когда проспавшийся Гурьев вдруг понял, что и приятель тоже потерялся. А вот в какой момент – вспомнить не смог. Правда, через две недели изрядно поистаскавшийся и опухший Синюхаев нашелся в известном кабаке на Разгуляе. Кроме денег у поручика пропал левый сапог. Гурьева запилила супруга, вот он и решил обратиться за помощью к городскому голове.

Но и Бабушкины имели в столице изрядный вес и тугие кошельки. Они сумели остановить движение гурьевского письма. Переулок остался на месте. А главным и единственным аргументом братьев стало то, что надо им друг к другу в гости ходить. Не делать же из-за любившего выпить Гурьева, решившего перегородить переулок, крюк в целый квартал!

Спор закончился ничем. А через одиннадцать лет и сам Гурьев исчез в неизвестном направлении, продав усадьбу и принадлежавшие ему земли. Владельцы этого участка менялись неоднократно: кригс-комиссар Демидов, вице-канцлер князь Куракин. Его перестроенный дом и сегодня продолжает оставаться украшением улицы.

А вот Бабушкиным повезло меньше. Их дома уничтожил пожар 1812 года. Впрочем, как и все дома в округе, кроме «несгораемого» дома Голицыных на Новой Басманной.

Шесть домов купца Прове

В 1860-х годах в переулке поселился купец-немец Иван (Иоганн) Карлович Прове, коммерции советник, торговавший хлопком. В общей сложности его роду принадлежало шесть домов в окрестностях Новой Басманной улицы и на ней самой. Два из них были построены в Бабушкином переулке. Через какое-то время Прове стал местным старейшиной, как некогда Петр Бабушкин.

Кстати, один из домов на Новой Басманной ныне занимает Военная комендатура Москвы. Это дом № 16. Его сад вошел составной частью в нынешний сад имени Баумана. Усадьба эта в 50—70-х годах XVIII века принадлежала Василию Чулкову, потом перешла к племяннику его вдовы «придворному танцмейстеру» Семену Брюхову. В 1812 году дом сгорел, но был отстроен заново. В 1838 году усадьбу купила жена знаменитого московского губернатора Екатерина Ростопчина. Через 20 лет в этом доме гостил Александр Дюма, проездом из Петербурга на Кавказ. Бывали здесь и многие другие знаменитости. А в 1870 году объявился новый владелец – купец Иван Прове. Он поручил архитектору Гедике убрать немодный портик с колоннами и украсить фасад мелкими декоративными деталями.

Прове приобрел обширные участки, на которых стоят нынешние дома 22/2 и 7 по улице Лукьянова, причем оформил второй из них на имя жены, Эмилии Ивановны.

Первый из этих домов – эклектичная усадьба с признаками классицизма со сложным сочетанием различных по размерам объемов, соединенных в одно целое общей декоративной обработкой большим рустом и раскраской в два цвета. Второй – чистый ретроспективизм-неогрек работы тогда еще молодого, а потому почти неизвестного архитектора-эклектика Адольфа Эрихсона.

Дом № 22 как бы состоит из двух почти одинаковых частей, имеющих два отдельных входа: над левым вензель «ФП», над правым – «АК». Иван Прове построил этот дом для детей – сына Федора и дочери Адель, в замужестве носившей фамилию Калиш, почему и были помещены эти разные вензели над входами в особняк. Дети были двойняшками, поэтому и дом им строили совместный. Построил его архитектор Карл Трейман в 1895 году.

Когда-то на этом месте был сад соседней усадьбы Левашевых, у которых жил и умер Чаадаев.

Вот на месте этого сада и строит архитектор Трейман особняк в «стиле Генриха II». Постройки старой усадьбы, принадлежавшей после Левашевых купцам Ланиным, снесли, и на их месте, немного в глубине участка, выстроили новый трехэтажный дом. Первый его этаж был отведен для хозяйственных помещений и комнат прислуги, второй этаж целиком занимала квартира Федора Ивановича Прове, а третий – квартира Адели Ивановны Прове. В квартиры были устроены отдельные парадные входы – справа для Федора, слева – для Адели, оформленные по-разному. Флигели так же делились между братом и сестрой – правый принадлежал Федору, левый – Адели. От улицы особняк отделен кованой оградой.